А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Увы, когда Гектор объяснил, почему передумал, оказалось, что причина кроется совершенно вином.
– Наши федеральные власти насквозь коррумпированы…
«И ваши, и любые другие», – подумал про себя Свиттерс, но отрицать очевидное не стал.
– …И хотя в настоящий момент я работаю в министерстве связи, я не могу их поддерживать. С другой стороны, «Sendero Luminoso» жестоки и своекорыстны, так что поддерживать революцию я тоже не могу. Ваша… как бы выразиться поделикатнее?
– Контора.
– Да, именно. Ваша контора заверила меня, что мне никогда не придется предавать мой народ и мою родину…
«Хе!» – подумал про себя Свиттерс, в чьей черепной коробке эхом отозвалось Маэстрино восклицание недоверия.
– …Так что особых политических возражений против подпольной работы на вашу контору у меня нет. Но, агент Свиттерс, я хочу быть абсолютно честен и с вами, и с вашим начальством: дело в том, что я лично в вашу контору ну никак не вписываюсь. Я – человек совершенно иного склада.
– Какого же?
– Ну-у… – Гектор стыдливо зарумянился и понизил голос до шепота. – Постыдная правда в том, что для меня смысл жизни – это секс, наркотики и рок-н-ролл.
В силу разнообразных недоразумений, свар на поле для регби, дорожных аварий и ситуаций профессионального риска у Свиттерса осталось лишь одиннадцать зубов – здоровых и целых. Полость его рта настолько напоминала зубной Стоунхендж, что он старался не улыбаться чересчур широко, опасаясь, как говаривал сам Свиттерс, привлечь друидов. Однако сейчас покаянное признание Гектора вызвало к жизни широченную, открытую усмешку, отредактировать которую не сумела бы никакая застенчивость – хотя многое из того, что могло бы из тайного стать явным, заслонял пудинг.
– Превосходно! – воскликнул Свиттерс. – Просто превосходно, Гектор!
Перуанец опешил.
– Простите, что вы имеете в виду?
– Только то, что у вас очень много общего с вашими новыми коллегами. Секс, наркотики и рок-н-ролл в ЦРУ чертовски популярны.
– Да вы шутить изволите!
– Разумеется, не в кругу администрации и не у всех местных агентов, но у лучших – самых умных, самых талантливых – несомненно. Видите ли, в отличие от лесной службы или министерства энергетики США – эти из числа худших – ЦРУ не та организация, что сверху донизу укомплектована занудами-бюрократами.
– Да, но контора – ЦРУ, раз уж мы отказались от околичностей, – не то чтобы смотрит сквозь пальцы…
– Официально – нет. Но поделать ничего не может. Опытные вербовщики отлично понимают, из кого получаются самые лучшие шпионы и тайные агенты – из парней смышленых, образованных, молодых, уверенных в себе, здоровых, ничем не обремененных и сравнительно бесстрашных. Ну а смышленый, образованный, молодой, уверенный в себе, здоровый, ничем не обремененный и бесстрашный парень скорее всего души не чает в сексе, наркотиках и рок-н-ролле. Специфика поля деятельности, видите ли. Так что это терпят. Да, разумеется, время от времени в сеть попадаются и ковбои…
– Ковбои?
– Ну, знаете, те, которые машут флагами да потрясают Библией. Патриоты, чуть что – хватаются за оружие. Они-то и создают международные инциденты, вечно ставят в неловкое положение ЦРУ и Соединенные Штаты, а уж сколько невинных людей из-за них гибнет! И, конечно же, таких неизменно повышают по службе, потому что в большинстве своем они принадлежат к тому же типу угрюмых тугодумов, что управляют работой конторы как ставленники от политики, – всех этих мачо хреновых, стриженных под бобрик жополизов, что так и норовят пнуть лежачего; но любой, кто действительно разбирается в науке и искусстве разведки и контрразведки, скажет вам, что ковбои только под ногами путаются. Боги вбросили их в наши ряды, дабы умножать наши беды и тормозить работу. Вы ведь в курсе, что боги обожают фарсы, не так ли, Гектор?
Гектор в свою очередь заулыбался.
– У вас забавная манера изъясняться, агент Свиттерс. Если только вы не редчайшее исключение и если вы не вешаете мне лапшу на уши, думается, сотрудничать с этим вашим ЦРУ мне очень даже понравится.
– Вот хороший мальчик.
– Ну что ж, с ужином покончено, у нас вся ночь впереди. Скажите, агент Свиттерс, вы любите танцевать?
– Еще как. Собственно, всего пару дней назад я проплясал несколько часов без перерыва. – То, что танцевал он в одиночестве, Свиттерс уточнять не стал.
Из всех наркотиков Гектор Сумах отдал предпочтение – по крайней мере в тот октябрьский вечер – чистой, бежевой, относительно мягкой разновидности андского кокаина. Свиттерс от него категорически отказался.
– Спасибо, приятель, я стараюсь избегать веществ, под воздействием которых чувствую себя умнее, сильнее или красивее, нежели на самом деле.
По мнению Свиттерса, наркотики делились на две разновидности – те, что умаляют эго, и те, что его раздувают, иначе говоря – наркотики разоблачительные и наркотики иллюзорные; и на психическом уровне он ценил благоговение превыше бахвальства. Ежели ему вдруг захочется по доброй воле отдаться самообману – так старый добрый алкоголь отлично подойдет, спасибочки: и недорого, и никаких тебе сомнительных бонусов в виде сводящей челюсти нервной дрожи.
Тем не менее, сидя рядом с Гектором, Свиттерс терпеливо ждал, пока тот втянет носом пару-тройку «дорожек». Собственно, сидели они в Гекторовой «хонде» 1997 года выпуска. Автомобиль пока еще был в безупречном состоянии, но если Лима не поторопится выделить несколько миллиардов nuevos soles на ремонт улиц – ох уж эта тирания технического обслуживания! – очень скоро гордый экипаж превратится в разбитую и раздолбанную колымагу, этакое перекати-поле самодвижущихся нервов. Пока, однако, «хонда» источала чудесный, густой и мягкий аромат новенькой машины; вдыхая его, Свиттерс поневоле задумался, не заключается ли привлекательность юных девушек отчасти в том, что они распространяют вокруг себя органический эквивалент, биологический эквивалент – о'кей, сексуальный эквивалент – благоухания нового автомобиля.
Вдоволь нанюхавшись, Гектор достал из гнезда кассету «Саундгарден», что играла до сих пор, – и мужчины прошли пешком полтора квартала до клуба «Амбос мундос», куда и прибыли незадолго до одиннадцати. Пять ночей в неделю в «Амбос мундос», подобно большинству клубов в Лиме, играли креольскую музыку, но по понедельникам хипповатый диск-жокей брал дело в свои руки и выдавал на-гора последние рок-хиты США и Великобритании. Мужчины переступили порог – пульсировали синие огни, все заведение медленно раскачивалось под «Перл Джем».
Плоское, загорелое, ширококостное лицо Свиттерса неизменно пребывало в движении, лучась беспорядочно прочерченными шрамами; тонкие, словно песчаная креветка, и прихотливые, как снежинки, они создавали ощущение биографии нелегкой и насыщенной событиями, а в сочетании с гипнотической силой, заключенной в изумрудных очах и распространяемой вокруг, наводили на мысль о том, что Свиттерс – человек опасный. Это впечатление, впрочем, смягчалось благодаря неизменно любезной улыбке – улыбке, что обладала способностью ослеплять даже тогда, когда умерялась, дабы скрыть поврежденные зубы, как оно обычно и бывало. (Поскольку каждый раз, как Свиттерс их залечивал, зубам по иронии судьбы тут же доставалось заново, он дал обет воздерживаться от услуг дантиста вплоть до своего сорокапятилетия.) Так что, возможно, «опасный» – не совсем то слово. Точнее было бы сказать «непростой», «противоречивый» или «непредсказуемый» – хотя для убогих душ «непредсказуемый» и «опасный» – это синонимы. Как бы то ни было, женщин его внешность не то чтобы вовсе не интриговала, и едва мускулистый гринго вошел в дверь – лихо, но при этом с достоинством, – в своем белом костюме, сдержанно улыбаясь, в панаме, из-под которой выбились два-три локона цвета бамбука, не у одной особы женского пола пульс внезапно участился.
В течение последующих девяноста минут Свиттерс танцевал с разнообразными дамами, как местными, так и приезжими, а к полуночи – в час, когда черный кот мифа бросается на механическую мышь времени, – на его орбите болталась перуанка Глория, воздававшая спиртному должное обильно и часто. Бойкая, миниатюрная, волосы коротко подстрижены – челка, собственно говоря, под стать Гекторовой; а глаза – словно «вишневые бомбы» в шоколадной глазури, причем с подожженными фитилями. Было ей лет двадцать пять – чуточку старовата на его специфический вкус, однако когда Глория прижималась к нему животом в медленных танцах, когда пробивала дырочки в его дыхании разогретым водкой язычком, тело его забывало про Сюзи, и с каждой новой кружкой пива разум все охотнее шел на поводу у тела.
Аппетит на предмет киски Глории все разгорался, и Свиттерс уже прикидывал про себя, что ее приверженность к алкоголю не слишком омрачает его перспективы. В самом деле, волосы ее растрепались, взгляд блуждал, лицо раскраснелось – в таком виде девушка была бы куда уместнее на сбившихся, пропитанных потом простынях, нежели здесь, в толпе танцующих. И тем не менее он весьма изумился, когда та пьяно шепнула ему на ухо:
– Мне желательно, чтобы ты жевал мне сиськи.
Танцуя, Свиттерс на миг отдалился от партнерши и эффектно крутнулся на каблуках. Когда они вновь оказались лицом к лицу, девушка сообщила – довольно громко и со смешком:
– Мне желательно, чтобы ты ел мою грудь.
«Жевать»? «Есть»? Возможно, дело в языковом барьере. Возможно, Глория имела в виду «лизать», «сосать» или «покусывать» – оральные действия, в которых Свиттерс охотно бы поучаствовал, – вот только с английским у нее проблемы.
– У тебя забавная манера изъясняться, – отозвался он, цитируя Гектора, и повел ее назад к столику.
Гектор сидел напротив, на коленях у него примостилась индианка – крашенная блондинка городского типа. Бдительности он не терял: все, как говорится, под контролем. В Лэнгли остались бы довольны. Свиттерсу вдруг захотелось потолковать с ним о делах, в частности, поделиться своей новой теорией о том, что ЦРУ вот-вот эволюционирует в нечто вроде автономного тайного общества (подобного клубу К.О.З.Н.И., только крупнее, лучше организованного и лучше финансируемого) – в этакую теневую структуру, основным назначением которой будут закулисные манипуляции с целью чинить помехи власть предержащим и тайно пресекать их амбиции, чтобы разведка (а истинная разведка – это торжество интеллекта, всегда на службе у безмятежности, красоты, новизны и радости) расцвела в мире пышным цветом, помогая сберечь осколки первозданной невинности рода человеческого. Увы, музыка просто оглушала, а Глория настойчиво дергала его за рукав.
– Да, милая?
– Мне желательно, чтобы ты оттрахал меня там, где culo.
Сперва ему послышалось «кулер», и перед глазами тут же возникла картина: их сплетенные тела на заиндевелом, запятнанном кровью цементе одного из отделений в холодильной установке, где с железных крюков свисают говяжьи туши, восковидно-желтые и красные, – и стоит им с Глорией вздохнуть или задышать неровно и прерывисто, как с губ срываются клубы пара, так что целуются они сквозь обоюдно созданное облако и лиц друг друга не видят.
– Мне желательно, чтобы ты заполнил мне зад, – пояснила она.
Что ж, подумал Свиттерс, вот вам Южная Америка.
– Стандартным или высшего качества? – полюбопытствовал он.
Глория непонимающе захихикала. Повинуясь внезапному порыву, Свиттерс встал, взял шляпу, дружески стиснул плечо Гектора.
– Нет! Как? Ты уходишь?
– Боюсь, что да. Здесь становится как-то чересчур прытко, если ты понимаешь, о чем я. Удачи, приятель. На sido estupenda. Я с тобой свяжусь.
Уже на пути к выходу он крикнул через плечо:
– Закажи Глории кофе. За счет фирмы, разумеется. Контора наша – Санта Клаус высотой с небоскреб и с растягивающимся мешком.
Возвращаясь на такси в центр, Свиттерс проехал мимо собора, в котором побывал в первой половине дня. Того, что со скульптурой ангела у входа. Однажды, играя в пинг-понг с Сюзи – один из тех редких случаев, когда ему удалось остаться с ней наедине, – он спросил девочку, на каком языке, по ее мнению, говорят ангелы.
– О, – отвечала она, не пропуская при этом удара, – думаю, на том же, на каком говорил Иисус.
– Считается, что исторический Иисус говорил на арамейском. С какой бы стати небесному воинству изъясняться на давно уже мертвом семитском диалекте юго-западной Азии? Подумай сама.
Вид у Сюзи был до крайности озадаченный, и Свиттерс тут же пожалел, что вообще заговорил на эту тему. Сюзи – «младенец во Христе», как называет таких Библия, а младенцы во Христе ужасно огорчаются, если попросить их задуматься о вере.
– Бог весть, – загадочно отозвалась она и пробила мимо его подставленной ракетки.
– Сдается мне, совершенно не важно, понимаем мы ангельскую речь или нет, – признал Свиттерс. – У них, в конце концов, есть трубы, и пламенеющие мечи, и всякие там светящиеся в темноте прибамбасы, так что при необходимости они все объяснят доходчиво. Вот я – полиглот, во всяком случае, так меня уверяют, однако немало времени провожу в странах, языка которых вообще не знаю. И знаешь, Сюзи, мне это нравится. Это возвышает. Если какое-то время живешь себе, ни слова не понимая из того, что говорят вокруг, начинаешь забывать, что за банальные зануды наши болтуны-братья.
Сюзи это так насмешило, что, когда они менялись местами за столом для следующей партии, Свиттерс не упустил возможности украдкой ее потискать – что, разумеется, обеспечило ей победу в игре.
К слову сказать, Свиттерс и его друзья причисляли всех агентов ЦРУ к одной из двух категорий – ковбои либо ангелы. И те, и другие говорили на одном языке, но с разным акцентом, и цели преследовали совершенно разные.
До «Гран Отель Боливар» Свиттерс добрался часам к двум ночи. В вестибюле, что неудивительно, царили тишина и полумрак. Однако едва Свиттерс переступил порог, как с одного из мягких кресел взвился некто – и направился к нему. Рука машинально скользнула к пистолету на поясе. Некто был сутул и слегка прихрамывал.
– Сеньор Свиттер. И кто же у вас покупает тракторы в столь поздний час?
– Ах, это вы, Хуан-Карлос! Я был на полуночной мессе. – Свиттерс обменялся с гидом рукопожатием. – А вас, между прочим, там не видел. Вот и священник про вас спрашивал. Беспокоится, что вы перетруждаете себя – слишком мало спите.
– Не шутите так, сеньор. Я не мог спать, размышляя о вашей ситуации. Вы ведь передумали разбивать сердце вашей дражайшей бабули?
– Нет. в своем решении я непреклонен. Но не волнуйся, друг. Моя бабушка крепка, как бифштекс из резиновой подошвы. И она твердо вознамерилась вернуть этому любителю печенья свободу.
У Хуана-Карлоса вид сделался удрученный, точно у разбитого цветочного горшка.
– Если вы отвезете птицу в Икитос, на свободе она пробудет недолго.
И гид объяснил, что, невзирая на свою романтическую репутацию экзотического города в джунглях и столицы Амазонии, Икитос изрядно разросся, население его приближается к четыремстам тысячам, а усилиями лесорубов и фермеров тропические леса оттесняются все дальше и дальше от тамошних улиц.
– От Икитосадо первозданных джунглей километров пятьдесят в любом направлении, и даже там ваша птичка не будет в безопасности. Рынок попугаев в Икитосе весьма велик, сеньор, весьма обширен. Друг вашей бабушки будет непременно пойман и вновь окажется в клетке. В конечном счете какой-нибудь иностранец купит его и увезет прочь – возможно, в те же Штаты.
Увы, тирада не сработала. И Хуан-Карлос принялся в красках расписывать, как микробы холеры беснуются в Икитосе, точно орда футбольных болельщиков.
– Боюсь, ваша прививка обеспечит лишь минимальную…
– О'кей, усек. В Икитосе мне солоно придется, костюмчик изомнется. А какова же альтернатива? Что-то мне подсказывает, что у вас в запасе есть иной вариант.
– Ради вашей собственной безопасности, сеньор, и ради душевного спокойствия вашей бабули…
– Я все понимаю, Хуан-Карлос. Вы – хороший человек.
– Я взял на себя смелость отменить Икитос и зарезервировать для вас двенадцатичасовой рейс до Пукальпы.
– До Пукальпы?!
– Si. Это совсем маленький городок, и знаете что? От Лимы лететь туда гораздо ближе.
– Возможно, вы и правы, но судя по тому, что я слышал, Пукальпа – это вам не Джуди-Гарландвиль. И с лесами там не ахти как.
Парочка полицейских из Policiade Turismo пробудилась от дремы и теперь буравила их старым добрым правоохранительным взглядом. Свиттерс и бровью не повел, зато Хуан-Карлос кивнул в сторону закутка у лифта, и собеседники неспешно перешли туда, дабы продолжить беседу в обстановке более интимной.
– Пукальпа – место более дикое и вместе с тем более спокойное. Звучит бредово?
– Вовсе нет. Лишь глупец не в состоянии оценить парадокса.
– Да, но в Пукальпе вам оставаться не нужно, потому что, видите ли, это тоже город, и рынок попугаев там тоже есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65