-- Нет, если он -- револьвер...
Сидели вдвоем в кабинете у Дяди Джеймса -- Джеймс и Патрик. Дядя Джеймс
развалился в кресле, а ноги, по американскому обычаю, закинул на край стола,
но так, чтобы подошвы глядели в сторону от Патрика, примостившегося на стуле
сбоку. Патрик с иронией поглядывал на бледные и волосатые икры шефа,
торчащие из-под брюк: Дудя, может быть и грамотей, а носки выбирать не
умеет, ходит как гопота -- в коротких. Сам Патрик с детства знал, что
солидные люди считают дурным тоном носить такие, его же собственные носки
походили скорее на гольфы и заканчивались где-то под коленями. В свою
очередь Дядя Джеймс и его окружение знали о носочных пристрастиях Патрика и
воспринимали их как очередной задвиг Зеленого. Но шутить на эти темы
позволял себе только Дядя Джеймс.
Шторы были наглухо задраены, как всегда; телевизор в углу голосом Лайзы
Минелли тихо нахваливал жизнь в кабаре, Подкидыш за дверью сидел, тупо
уставясь в телефон -- ему было велено никого ни под каким соусом не пускать
к шефу, даже в виде телефонного звонка. Охрана в соседней комнате резалась в
покер без джокеров -- но сама по себе игра не означала потерю бдительности,
напротив, вместо обычных четырех человек сегодня дежурило шесть: четверо в
комнате, дежурная смена на улице, возле моторов.
... -- Пусть кольты, тебе виднее. Я Седенькому сказал, чтобы он каждый
час шарил вокруг места, мало ли -- увидит кого?
-- С него толку -- как с козла молока, опытные люди обведут его легко.
-- Безусловно. Но все лучше, чем ничего. Ох, как я не люблю все эти
условности! Чего проще: послать два десятка парней и беседовать в пределах
прямой видимости -- так нет! Авторитет, понимаешь, разжижается. На х-хера, я
спрашиваю, нужен трупу авторитет? Почему им не западло вчетвером на встрече
быть, а мне пыжься -- больше двух не положено!
-- Не нами заведено, не нам и менять. Они туземцы, у них свои понятия,
по ним и живут. Но и наглостью с их стороны выглядело бы -- вдвоем приехать.
Весь Бабилон на рога бы стал: тебе прямой вызов, да и не только тебе.
-- Значит весь Бабилон -- свора сраных ублюдочных дебильных ублюдков.
-- Ну и пусть они ублюдочные ублюдки, а ты не нервничай. Старый, что
ли, стал?
-- Не люблю быть гондоном на веревочке! А если они без подвоха
встречаются?
-- Вопрос не ко мне. Если они по честному, то я лишний в ваших
купеческих беседах, один управишься.
-- Управлюсь. Они, понимаешь, хорошую наживку мне подкинули:
перекинуться на Южную Америку, кокаином заниматься. И Кукиш туда же рвется,
потому что понимает -- за "снегом" будущее. Но итальяшки могучие связи имеют
в Штатах, рынок сбыта не мерянный, деньги совсем другие, чем в Европе
этой... Слышишь, Патрик, время до завтра есть: озаботься, чтобы ребята, кто
посмекалистей, вплотную кнокали ихние точки. Если почувствуют необычное --
пусть доложат. К примеру -- затихли и нет никого на открытом пространстве --
значит ждут ответный удар после нашей "беседы", что на завтра намечена.
-- Разумно. Это Боцмана забота. Эх, поздно спохватились, в школах надо
было проверить -- как там дети у нескольких "основных", или внуки -- ходят в
школу, а может не ходят в эти дни?
-- Ну так и проверим завтра с утра, успеем.
-- Завтра -- суббота.
Дядя Джеймс выматерился.
-- Есть хочешь?
-- Хочу, но не буду. Завтра после встречи поем. Организм должен быть
чистым и голодным во время важных дел. За сутки сил практически не
убавляется, зато острота восприятия максимальна.
Да? Ну а я пообедаю. Мамаша мне тут прислала на целую роту, даже суп в
кастрюльке фасолевый. Ты бы лучше организм свой бухаловым не засорял, куда
больше толку было бы. Захотел выпить -- прими сколько надо, в свободное
время, разумеется. А как свинья нажираться -- я этого не понимаю. Да еще
месяц подряд!
-- Неделю... Не заводись, Джеймс, сказал же -- виноват.
-- Да что толку! Сходи пока, поставь водичку на плиту...
Дядя Джеймс сгреб со стола бумаги, подбил их сбоку ладонями, постучал
по столешнице и добившись того, чтобы кипа бумажек выглядела аккуратной
стопкой, положил ее в ящик стола. Тем временем Подкидыш, вспугнутый
Патриком, уже вносил ложку, вилку, кружку и салфетки.
Дядя Джеймс вылил суп из термоса в глубокую белую тарелку, раскрыл
пружинный "складишок", банку с любимым "Будвайзером" вскрывать пока не стал,
а поставил слева, возле алюминиевой кружки, из которой всегда пил содовую
или пиво -- такая уж у него была причуда...
Патрик с философским смирением взирал на то, как Дудя из той же белой
тарелки пожирает второй бифштекс с остатками овощного гарнира: он был
изрядно голоден, но и не помышлял о том , чтобы присоединиться к шефу.
Завтра могло оказаться с огнестрельными сюрпризами и Патрик свято блюл
деловой кодекс, принятый им для себя в незапамятные времена -- собранность и
скорость, как у волка в зимней охоте.
То, что никто, кроме него этого кодекса не придерживался, значения для
Патрика не имело. Дудя, конечно, тоже знал толк в перестрелках и прочих
кровавых историях, но профессионалом в высоком смысле этого слова не был, а
Патрик по праву считал себя мастером и всегда, при всех раскладах готовился
встретиться лицом к лицу со специалистом, не уступающем ему в
возможностях...
Наконец Дядя Джеймс удовлетворенно отрыгнул, обтер о салфетку лезвие
ножа, спрятал его в карман и вновь забросил ноги на стол и пропел:
-- Cause I try and I try and can get... yes!... Не вовремя я Нестора
отпустил, надо было после встречи его назначить, а то Подкидыш слабоват еще
в работе, путается в трех соснах.
-- Все мы когда то начинали, -- нейтрально отвечал ему Патрик, -- и
Нестор по первости был дурак-дураком. А с Подкидышем я провел уже инструктаж
насчет завтрева, да вечером повторю, да и утром не поленюсь, -- так он
ничего себе, но...
-- Что -- но? Малька все забыть не можешь?
-- У Малька талант, может -- поболе моего будет. Зря ты его от меня
отправил...
-- Заткнись и не ной. Утрясем дела -- вернем Малька. Хочу к нему
присмотреться -- уж больно он непонятен мне. И не верю, что из него будет
толк -- есть в нем -- гнильца-не-гнильца -- а ... ну не лежит у меня душа к
нему.
-- Зачем посылал тогда?
У Дяди Джеймса надулась вена поперек лба:
-- Так ведь... ты должен был поехать, дружочек... Запамятовал, да? Ты
ведь уже спрашивал, а я отвечал. Ну так и заруби себе на носу: если его
придется убирать, там -- в Марселе, то это исключительно из-за тебя, урод
конопатый.
-- Какая же необходимость его убирать, Джеймс?
-- Нет такой необходимости... пока. Лет двенадцать тому назад досиживал
я свой последний -- он же второй -- срок за кассу. И пытался меня согнуть...
хотя нет, напрягалова не было, пытался обработать меня один тип, чтобы я
барабанил на своего соседа -- шпиона немецкого, не помню восточного ли,
западного... Не суть. Ну, я наотрез и он с тем отвалил, может нашел кого...
Так вот, эту харю я на одной фотке видел чуть ли не в обнимку с нашим
Червончиком особаченным. Эти орлы -- не с уголка. Они правил не знают и
знать не желают -- и с ними не договоришься. Что им успел Червонец напеть?
От этого все зависит. Ему я никогда про ниггера не рассказывал и даже тебя к
"похоронам" не привлекал, а ищут его, черного, до сих пор и по всему земному
шару... Но они могли вычислить, либо догадаться, что след ко мне тянется, и
что Швейцария не случайна, вот что погано.
-- А если бы я туда вместо Гектора поехал -- что бы изменилось?
-- Тебе я верю. Ему нет.
-- Извини, Джеймс, за тупость: не веришь , а послал салабона под
большую ответственность? Что это за ребус такой?
-- Когда все более-менее, он вполне подходит, да еще из под твоего
крыла ... Но когда паленым запахнет -- я его не знаю, как он себя поведет.
Он молод еще, он малец. а не взрослый мужчина... После поговорим об этом.
Теперь давай спланируем бабилонскую часть нашей помолвки, если она
разладится....
Субботнее утро выдалось сумрачным и тихим -- ни ветерка, ни дождинки.
Кадиллак мощно ревел на пустынном загородном шоссе -- Дядя Джеймс любил
скорость. Он сидел на заднем сидении молча и только позевывал нервно: все-то
ему казалось, что упущены важные детали при подготовке к сегодняшнему дню,
что его люди нечетко сработают, да и вообще чересчур беспечны. Спал он
плохо, лег поздно, а настроение было, тем не менее, почти приподнятым:
рутина обрыдла, даешь перемены при любом исходе встречи, но хорошо бы
договориться с макаронниками...
Патрика всю ночь одолевали кошмары: крысы и пауки лезли в окна и щели,
пищали нагло, шебуршали и омерзительно щекотали кожу, особенно раздражал
крысиный писк. Патрик просыпался, включал свет, пытаясь заснуть при
зажженной лампе, но это плохо помогало. Окончательно он проснулся в пять
утра, принял холодный душ, завывая под жесткими струями, полчаса
"помедитировал" -- в полной отключке от реальности -- и взялся за разминку.
Час с лишним он прозванивал и "прослушивал" все мышцы, сочленения, рефлексы
и навыки и только потом позволил себе выпить крепкого чаю без молока и
сахара. А там уже и Подкидыш нарисовался, бибикнул коротко, по дороге к
шефу.
Подкидыш обеспокоен был только одним: не облажаться перед шефом в
очередной раз. Таким тупым и бестолковым, как в последние дни, он давно уже
себя не чувствовал. И не то чтобы Дудя шпынял его сверх меры, напротив,
держался по отношению к нему куда мягче, чем к Нестору, но Подкидыш сам
видел и ощущал свои промахи и неоднократно уже с тяжелым вздохом вспомнил
простую и такую понятную жизнь рядового бандита. Хорошо хоть Патрик с утра
не долбит плешь наставлениями, сидит себе рядышком и молчит. Подкидыш слегка
замедлил ход перед столбом, отмечающем девятнадцатый километр: где-то за
поворотом проселочной дороги, отходящей от шоссе, должны сидеть ребята с
полевой рацией, чтобы сообщить по эстафете дальше -- все в порядке, либо
наоборот... Патрик также молча кивнул, видимо увидел все, что считал
необходимым увидеть.
На вчерашнем большом говорилове именно ему была поручена дорога и
подстраховка при непосредственном контакте. Герман готовил людей к боевым
действиям в городе, он же отвечал за то, чтобы внешне это никак не
проявилось до последнего мгновения: спровоцировать подозрительных сицилийцев
легче, чем загасить пожар жестокой войны, которая приносит только убытки и
ненужные смерти. Люди Боцмана фиксировали опорные и жилые точки сицилийцев,
в поисках подозрительных шевелений, но с утра ничего такого замечено не
было.
Сицилийцы также были не лыком шиты и почти зеркально повторили в
сторону конкурентов все предпринятые против них меры. Но поскольку они
заранее точно знали, чем должна закончиться встреча, то к штабу на
Старогаванской и к местам проживания авторитетных деятелей из Дудинской
банды были посажены снайперы, каждый из которых должен был, согласно
контракту, убрать только одного (только ему порученного) клиента и тотчас
делать ноги. Такие повадки не были новостью для аборигенов, и всюду была
организована контрсека. Но в борьбе щита и меча шансы второго всегда
предпочтительнее, поэтому Дядя Джеймс велел своим людям не светиться возле
своих привычных мест обитания: жилья, забегаловок, красных фонарей и
шалманов... Кроме того, пять человек из привычных бойцов тихо сидели в
номере, неподалеку от места рандеву, для подстраховки.
Беда была в том, что уже час, как они были мертвы, все до единого.
Дядя Джеймс прибыл, как и обещал, через пять минут после того, как на
автомобильной стоянке у загородного мотеля припарковался шестиместный
"Линкольн", принадлежащий Гиене со товарищи. Приветственно мигнули фары, из
машины выбрались двое -- худощавые, но крепко сбитые мужчины в просторных
хлопчатобумажных куртках, расстегнутых так, чтобы видно было отсутствие
обрезов и автоматов под ними. Они тотчас же направились к входу и скрылись
за дверями. Патрик засек время входа и не поворачиваясь, стараясь не
шевелить губами, прошипел:
-- Без жилетов, в кобурах есть -- не видно что, но не "бормашинки".
-- Ничего не значит, -- откликнулся Дядя Джеймс, -- зато в моторе у них
лишний -- мы же договаривались: четверо плюс шофер.
-- Арнольд, одолжи зажигалку, -- вдруг попросил Патрик, не отрывая
взгляда от входной двери.
Удивленный Подкидыш вынул из кармана "Ронсон" и положил Патрику в
протянутую ладонь.
-- И сигарет пачечку...
-- Но ты же... -Подкидыш подавился и несколько секунд не мог вздохнуть:
Патрик вывернул кисть левой руки, собрал пальцы в щепоть и очень ловко сунул
их прямо в солнечное сплетение Подкидышу. Сигареты из нагрудного кармана он
вынул сам, тою же левой рукой. Дядя Джеймс равнодушно смотрел в окно, -- раз
Патрик делает, значит так надо...
Наконец вернулись те двое; один из них наклонился к заднему окошку
своего автомобиля и сообщил что-то, Другой же приветственно помахал в
сторону Джеймса. Обе машины, как по команде, заглушили двигатели и высокие
договаривающиеся стороны покинули салоны, чтобы через несколько секунд
предстать друг перед другом. Подкидыш продолжал сидеть на месте, в другой
машине остались двое.
-- Почему здесь так безлюдно, господин Джеймс? Уж не ловушку ли вы нам
подстроили? -- с улыбкой, обозначающей желание пошутить, синьор Роберто, он
же Гиена, тряс руку Дяде Джеймсу.
-- Потому и здесь, что безлюдно. Не в полиции же нам встречаться. Все в
порядке? -- обратился он к одному из проверявших.
-- Да, -- ответил вместо него Гиена.
-- Нет! -- заявил дядя Джеймс, -- Не все! Почему в моторе у вас лишнее
рыло? Уговор был: четверо и водитель.
-- Не надо кипятиться, господин Джеймс, скоро вы и сами поймете, зачем
он здесь. Это всего лишь безобидный ботаник-фармаколог, специалист по
экзотическим растениям. Синьор Мелуза, выйдите на секундочку из машины.
Синьор Мелуза оказался пузатым Германиком в очках, потный и неважно
выбритый. Потоптавшись несколько секунд, он опять залез в салон.
-- Если мы договоримся, господин Джеймс, он прочтет нам небольшую
лекцию, которую и я с удовольствием послушаю еще раз. Он уникальный
специалист, я вас уверяю.(Специальностью синьора Мелузы, привезенного из
Штатов именно для предстоящих событий, была стрельба из короткоствольного
автоматического и полуавтоматического оружия, которым он пользовался
одинаково виртуозно левой и правой рукой, на слух и навскидку, а также
подрывные работы)
Дядя Джемс незаметно глянул на Патрика: тот, похоже, не увидел в
"ботанике" ничего подозрительного.
-- И все равно -- не дело так поступать. Пойдемте, что ли?
На пути к мотелю Дядя Джеймс возглавил процессию на правах хозяина,
Патрик шел замыкающим. В холле за барьерчиком сидела и бойко работала
спицами пожилая усатая тетка, незнакомая Джеймсу.
-- А хозяин где? -- спросил он, заранее зная ответ.
-- А в город уехал еще с вечера, к дочери уехал. К обеду обещался быть.
-- Вот как? -- притворно нахмурился Джеймс, -- Ну-ну...
Патрика внезапно окатило холодом: он почувствовал приближение скорой
смерти, ноги сделались ватными. Усилием воли он заставил себя двигаться
дальше, как ни в чем ни бывало, пытаясь разобраться -- нервы ли шалят, или
интуиция подсказывает нечто. Он верил в интуицию и в тетке, в ее поведении,
что-то царапнуло ему глаз.
Хозяин действительно отъехал в Бабилон, выполняя приказ от Дяди Джеймса
и оставив за себя двоюродную сестру. Таким образом он развязывал руки
Джеймсу и сам оставался в стороне при полном алиби. Но в городе его
захватили итальянцы, допросили с пристрастием и убили за ненадобностью в
дальнейшем. Сестру заменили утром: ее зарезали, даже не допрашивая, а труп
отнесли в номер, где остывали тела пятерых Дудиных бойцов. Семь смертей уже
должны были попасть в криминальную хронику города, а основные события еще и
не начинались. Да, итало-американцы задумали нечто из ряда вон выходящее
даже по меркам Бабилона, где шесть-восемь убийств в сутки -- обыденность. В
Нью-Йорке или в Палермо такое было бы немыслимо: полиция, законодатели и
общественное мнение слишком горячо откликнулись бы на кровавый гангстерский
разгул. Репрессии властей не заставили бы себя ждать, что повредило бы обеим
враждующим сторонам, но Бабилон -- особый город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45