Брачно откупори пробку, целуй горьковатый коричневый дрожжевой поток – эйфория, сильно превосходящая лишение девственности.А тут китаец с тремя женами, Алладад-хан с одной, однако похотливо жаждущий мем-сахиб. Краббе с той самой мем-сахиб, но крутит с малайской девушкой в кабаре «Парадиз» ниже по дороге. Он видел его нынче вечером по дороге туда. Немножко поговорили, Краббе сказал, на деловую встречу идет. Правда, да только в виду имеется совсем другая встреча, врун чертов? А еще сказал, ищет подержанную машину. Нэбби Адамс подумал о деньгах, потраченных на жен, на девушек из кабаре, на подержанные машины.А потом с изумлением и надеждой увидел, как вошел А Юнь, сморщенный, в очках, серьезно изучая счетную книгу.– Эй, – сказал Нэбби Адамс. Но в тот же самый момент к бару затопали ноги в ботинках.Оглянувшись, Нэбби Адамс увидел Гарпи, командующего полицией округа, еще в форме, хоть было уже почти девять часов. Гарпи, длинный, похожий на покойника, с усталым видом. Не везет, черт возьми.Нэбби Адамс сказал:– Добрый вечер, сэр, – уверенным утонченным тоном полкового старшины.– Привет, Нэбби. Что пить будете?– Спасибо, сэр. Пива, маленькую, сэр.– И, Нэбби, простите, что говорю о делах, но не надо вам ездить в Мелавас без сопровождения. Вы же знаете, таково правило. Вас подстрелят. Сегодня еще один инцидент.– Бензин экономится, сэр. Конвойные машины жрут кучу бензина, сэр. – Но истинную причину нельзя называть. Нельзя ж останавливаться в маленьких кедаях, когда чертов эскорт наблюдает за каждым глотком и болтает по возвращении.– Если вы пользуетесь полицейским транспортом, Нэбби, нужен эскорт. Ваше здоровье.Харт и другой тип, Риверс, пришли к стойке, наговорившись в дальнем углу.– Привет, Найджел.– Как дела, Дуг?– Да черт его знает, Найджел.Нэбби Адамс неловко себя чувствовал. Ему хотелось убраться отсюда. Он терпеть не мог Харта; Риверс, бывший армейский служака, а теперь плантатор выше по дороге на Тахи-Панас, действовал ему на нервы ко всем чертям. Но он принял «Тигра», других тоже выпивкой угостили, и Нэбби Адамс с ужасом прозревал перспективу всех угощать самому. А тут А Юнь кругом ухмыляется, снова явил свою чертову физиономию, и накачанный опиумом облом улыбается всем из-за стойки.– Снова проблемы в поместье Келапа, – сообщил Гарни.– Ох, боже, снова в Келапе? – Риверс схватился за свой командирский правый ус, словно за талисман.– Уиверс отстрелялся. Хотя тамила прихватили. Выпустили кишки, потом спели «Красный флаг» по-китайски. – Гарни хлебнул свой розовый джин.– Несчастливое поместье, – сказал Харт, гладя жирное голое колено. – Там был Ребек, потом Фотерингеи и молодой помощник, как там его звали. Теперь Уиверса взяли.– Теперь каждый день наша очередь может прийти, – нервно сказал Риверс. Под левым глазом у него бился тик. – Сваливаю на проклятом пароходе. Еще три недели осталось. Нет, две и пять дней.– У них громкий боевой клич, – сказал Гарни. – «Смерть Уиверсу». Коммунистов-террористов больше всего обидело, что ему дали шанс выплатить протекционные деньги, а он не захотел.– По-моему, не смог, – вставил Харт. – Кругом в долгах. – Нэбби Адамс сочувственно слушал. И сказал, поддержав разговор:– Уиверс и Риверс похоже звучит. Вполне может быть «смерть Риверсу».Риверс передернулся, показал крупные зубы под навесом усов.– Если вам кажется это забавным, старина…– Нет, – сказал Нэбби Адамс, – я серьезно имею в виду, две фамилии…– Ладно, ладно, – мягко перебил Гарни. – Давайте еще выпьем.– Моя очередь, – сказал Харт. – Эй, бой.– С одной стороны, шутка, – объяснял Нэбби Адамс. – Две фамилии…Со служебного двора послышался резкий свист. Рука Риверса быстро рванулась к кобуре. Все вслушивались. Свист повторился еще резче.– Что за черт? – сказал Гарни.– От рук отбились, – заключил Риверс. – Чертовы клубные слуги. Я этого черномазого исполосую. Пулю в него всажу. Ногти вырву клещами. Никакой субординации не признают, ублюдки. Эй! – крикнул он. – Прекрати свистеть, черт побери!Теперь раздался более жалобный свист.– Слышите? – взбесился Риверс. – Дьям, задница, дьям сейчас же, проклятье!– Не надо на этих людей кричать, – сказал Гарни. – Они это считают признаком слабости. Пойдите и скажите.– Я пойду, – энергично вызвался Нэбби Адамс. – Я скажу, сэр.– Плевать, – сказал Харт. – Сейчас его угомонят. – Нэбби Адамс слышал нудную хакка и Алладад-хана, по-пенджабски утверждавшего свои права.– Рад буду убраться отсюда, – буркнул Риверс. – Целый день кули, кретины, проклятые слабоумные, даже тут, в Клубе, от них не избавишься. Хорошо б никогда больше в жизни не видеть чернокожих. Меня от них трясет. Дисциплина, вот что им нужно. Когда я был в армии, вполне мог с ними справиться. Десять дней не платил. По плацу пару раз с полной выкладкой. Попробуй-ка тут, в поместье, нож в спину получишь. – И раздраженно почесал плечи. Колючая жара.– Это ведь в Африке было, правда? – уточнил Гарни. – Знаете, это другое дело.– Все одинаковые, – заявил Риверс. – Ниггеры. Ублюдки черные.Нэбби Адамс взглянул на высокомерный белый нос, на презрительные ноздри, где расцветали усы, волосяные рога изобилия. Страшно хотелось разок по ним чуточку врезать. Однако он сдерживал свой темперамент, пил пиво, которым его угощал Харт, гадал, удастся ли уклониться от угощения, не вызвав у Гарни подозрений. Потому что уборная была в другом конце Клуба. Распроклятый А Юнь расхаживал во дворе: слышалось, как он распекает жен; почти слышался хруст десятидолларовых бумажек у него в карманах. А этот чертов дурак Алладад-хан через минуту снова начнет. «Стой, – думал Нэбби Адамс, – скажу доброй ночи, выйду, а потом улизну».Допил стакан и сказал с онемевшим от холода ртом:– Мне идти надо, сэр.– Я подброшу вас, Нэбби, – предложил Гарни.Ох, боже, почему вечно такое случается?– Очень любезно, сэр. Только я не в столовую. Прогуляться хотел.– Ладно, тогда одну на дорожку.– Толкай лодку, Адамс, – сказал Харт. – Мне стенгу. Нэбби Адамс видел в бреду Бомбей в море крови. И кликнул официанта единственным диким лаем.– Надо вам поторапливаться с машиной, – сказал Гарни Риверсу. – Когда едете?– Через две недели и пять дней.– Сколько за нее просите?– Две тысячи.– Не получите.Обсуждались достоинства автомобиля Риверса. Нэбби Адамс настойчивой пантомимой приказывал Хонгу, Вонгу, или как его там, черт возьми, отнести Алладад-хану очередную бутылку и велеть заткнуться. Парень, накачанный опиумом, с оскорбительной громкостью откупорил пиво и выкатился вместе с ним, распевая. Слава богу, остальные не заметили.– У вас есть шанс, Нэбби, – сказал Гарни. – «Абеляр» пятьдесят второго года. Тысяча восемьсот.– Для меня это крайний предел, – сказал Риверс. – И так деньги теряю.– Можете перегнать в Мелавас без эскорта, – с искрой в глазах добавил Гарни. – Сэкономите фирме бензин.– Я подумаю, – сказал Нэбби Адамс.И как ни странно, подумал. Темные воды его сознания пошли кругами от выныривавших планов. Гарни вскоре ушел. Пришли два офицера Малайского полка, жизнерадостные до безумия. Одним из них был майор Латиф бен Хаджи Махмуд, другим – капитан Фрэнк Харли. Говорили на шутовской смеси малайского и английского, отчего Нэбби Адамс содрогнулся.– Селамат вечер.– Добрый малая. – Ana нового?– Что хабар! Риверс крикнул официанту:– Съяп мейя. – Туан?– Быстро бильярдный стол приготовь. Кита майн снукер. Снукер – вид бильярдной игры.
Играли вчетвером. Бильярдный стол был отгорожен от бара, по стук шаров, мальчишеские вопли и крики терзали Нэбби Адамсу нервы. А чертов дурак Риверс оставил на стойке свой пистолет. «Поделом ему было бы, если б я его взял и шлепнул А Юня». Нэбби Адамс, тайком бросив взгляд на дебетный итог клубной книжки Риверса, с мрачным удовлетворением обнаружил, что Риверс должен Клубу 1347 долларов 55 центов. Огромными желтыми пальцами перелистал страницы книжки Харта. 942 доллара 70 центов. Вот, а он, Нэбби Адамс, задолжал просто пять с чем-то сотен, и этот гад его заложил. Для богатых другой закон. Правильно. Купит он у Риверса эту машину. Верней, Краббе купит. Правильно.Нэбби Адамс на цыпочках вышел из Клуба по скрипевшему полу. Никто его не заметил. Хорошо. Среди растений в кадках, подвешенных скорлупок кокосовых орехов, полных засыхавших цветов, подышал синей малайской ночью. Пальмы шатались перед зданиями городского совета. Шатавшийся рабочий-тамил семенил из лавки, торгующей тодди. Радио в полицейских казармах громко пело на хинди. Нэбби Адамс пробрался средь мусорных баков и велосипедных покрышек к служебному двору за Клубом, обнаружил Алладад-хана, ерзавшего за огромным грязным столом с пустым стаканом. Кукольные дети с прямыми челочками вертелись вокруг него, молодая бесформенная китаянка в пижаме с каким-то остервенением гладила рубашки.Нэбби Адамс сказал на чистом, грамматическом урду:– Где китаец, который Клубом заправляет? Хочу денег у него занять.– Ушел, сахиб.– Другой вопрос. Чего ты хотел добиться, громко и постоянно шумя, пока я выпивал? Наверняка понимаешь, что другие присутствовавшие там сахибы проявляли определенное раздражение. Больше того, командующий окружной полицией чуть за тобой не пошел. Это обязательно навлекло бы на нас обоих беду, но особенно на тебя.– Меня замучила жажда, сахиб.– Ну, в другой раз, когда тебя жажда замучает, лично расплачивайся, черт побери, – с силой по-английски сказал Нэбби Адамс. – Думаешь, я сам сделан из распроклятого пива?– Сахиб?– Слушай. – Нэбби Адамс вернулся к урду. – Нам надо испортить машину. А потом ее купим. А потом продадим. Надо купить дешево, а продать дорого, как делают коммерсанты.– У меня на машину нет денег. По-моему, у вас тоже.– Это не важно. Сперва надо отсюда ее увести. Она перед Клубом стоит. «Абеляр». Потом сделаем все, что надо.Нэбби Адамс с Алладад-ханом тихо прошествовали в темноте к клубной стоянке. Отполированный «абеляр» призрачно поблескивал видением из будущего в слабом свете уличного фонаря. Из Клуба слышался стук шаров и счастливые крики. Алладад-хан не проявлял особого энтузиазма по поводу плана Нэбби.– Надо просто, чтоб мотор как бы с трудом запускался, да стукнуть как следует. Жди тут.Нэбби Адамс снова вошел в Клуб. На столе оставалось лишь несколько цветных шаров.– Цалам в лузу.– В лобанг. Аккуратный майор-малаец с кошачьей грацией, обаятельно улыбавшийся вечной зубастой улыбкой, загнал синий шар.Нэбби Адамс обратился к Риверсу:– Можно мне просто машину попробовать?– Купить собираетесь?– Думаю, смогу денег набрать.Риверс покопался в кармане, нашел ключ от зажигания, бросил. Ключ был надет на кольцо с крошечной бульдожьей фигуркой. Нэбби Адамс поймал огромными, словно поле, ладонями.– Поосторожнее с ней. Не задерживайтесь.Выйдя из Клуба, Нэбби Адамс велел Алладад-хану:– Поезжай сначала в кабаре «Парадиз».– Зачем?– Продать машину мистеру Краббе.– Вы меня мем-сахиб обещали представить.– Не все сразу. Что за нетерпение.– Как мы можем машину продать, если еще не купили?– За эту сторону дела я буду отвечать.Они медленно ехали по Джалан-Мансор. В кофейнях пылала музыка и свет. Велорикши виляли, робко пробирались со своим человеческим грузом. Юные малайские отпрыски в большом количестве ехали рядом, не обращая внимания на гудки Алладад-хана.– Хороший гудок, – сказал он.Хрупкие изысканные девушки-китаянки семенили в студенческий женский клуб в чонгсамах с прорехой на тонких лодыжках. Полуголый тамил тащил дохлую рыбу. Четьяры в дхоти размахивали любящими деньги руками, возбужденно беседовали с открытыми улыбками. Морщинистые патриархи китайцы прочищали горло от остатков мокроты. Сикх, предсказатель судьбы, бормотал над ладонью клиента. Продавцы сате – кусков рубца и печенки на вертеле – дышали дымом своих жаровен. Продавцы сладких напитков скучали над голубыми, зелеными и желтыми бутылками. Многочисленные клиенты лежали на спинах в цирюльнях, как мертвые в саванах. Над всем царил зловонный возбуждающий запах дуриана, ибо был сезон дуриана. Нэбби Адамс однажды был на обеде, где подавали дуриан. Все равно, вспоминал он, что есть сладкое клубничное бланманже в уборной. Алладад-хан ехал медленно.– Хорошие тормоза, – сказал он, спокойно глядя, как непострадавший ребенок ползет назад играть в муссонной дренажной канаве. Проехали Королевский кинотеатр с огромным рекламным щитом тамильского фильма – загогулины и кружки высотой в три фута, толстое женское искаженное страхом лицо. Проехали – с сожалением – пивной сад Конг-Хуа. Скоро подъехали к кабаре «Парадиз» – слабые огни, хриплая пластинка, управляющий в вечернем костюме – шорты и майка, – стоял с сигарой, слабо виднеясь в дверях с занавеской.– Ачча, – сказал Нэбби Адамс. – Туда пойдем.– У нас денег нету.– Ачча. Краббе заплатит.Краббе заплатит. Краббе сидел в тени за столиком с Рахимой. Пили они на двоих бутылку теплого пива «Якорь». Прелестное личико Рахимы пряталось в тени, прелестное тельце Рахимы пряталось сегодня в свободной шелковой пижаме, сама Рахима застыла, замкнулась, однако еще не смирилась. Краббе медленно говорил по-малайски сквозь пластинку, резкими благочинными потами излагавшую в ритме самбы религиозные принципы – «Рукун Ислам». Если ты не избегнешь сетей обольщенья,Днем и ночью Аллаху не будешь молиться,Поздно будет тебе ждать прощенья,Придется в Аду поселиться. Пластинка сменилась. Краббе слабо продолжал па одной ноте:– Маалум-ла, возникли проблемы. Люди болтают. Меня могут с работы уволить.– Можно уехать отсюда, жить вместе. Можно в Пинанг поехать. Вы умеете на пианино играть, я там могу танцевать. Вместе можем зарабатывать три сотни долларов в месяц.– Но дело в моей жене.– Можете ислам принять. Разрешено четыре жены. Только и двух хватит.– Но так не пойдет. Я не могу потерять нынешнюю работу. Тогда мне конец.– Вы от меня хотите избавиться, как мой муж Рахман.– Но проблемы очень серьезные. И я тебе больше денег давать не могу. Становлюсь бедняком.Она ничего не сказала. Краббе мрачно выпил пива. Пластинка «Семь месяцев одиночества» заедала и верещала, как попугай: «семь ме семь ме семь ме». Рахима пошла ее сменить. Вернулась, обхватила его большие белые руки своими маленькими коричневыми.– Деньги – это не важно. Не бросайте меня. Если люди болтают, их дело. Тида'ana. Краббе услышал тяжелые шаги, поднял голову, с каким-то облегчением увидел приближавшегося огромного мужчину, за которым следовал усатый индус в белой рубашке и в черных штанах. Они подошли к столику.– Надеюсь, я не помешал, мистер Краббе. – Голос низкий, склонный к сильному утреннему кашлю. В свете лампы вырисовались черты огромного желто-коричневого лица.– Добрый вечер, мем-сахиб. – Алладад-хан поклонился, гордясь своим английским.– Не валяй дурака, черт возьми, – грубо одернул его Нэбби Адамс. – Прошу прощения, мистер Краббе. Ему моча в голову ударила, вот в чем беда. Ничего не видит. Не возражаете, если я к вам на минуточку присоединюсь? – Сел на крошечный стул, словно отец за кукольный, накрытый к чаю стол. Алладад-хан тоже сел, с изумлением видя, что с мистером Краббе, прячась в тени, сидит не жена, а какая-то женщина. И рассердился на Краббе, способного на подобный обман, па такую измену, когда у него есть золотоволосая голубоглазая женщина-богиня, ждет дома, верит, любит.– Дуа бопгол лаги, Рахима, – сказал Краббе. Рахима покорно пошла принести еще пива.– Только не из холодильника, – предупредил Нэбби Адамс. – Скажите ей.– Тут все теплое, – сказал Краббе.– Помните, вы говорили, что хотите машину? – начал Нэбби Адамс. – У меня тут машина для вас стоит, жутко дешевая. «Абеляр» пятьдесят второго. Всего две тысячи.– Миль?– Долларов.– Чья она?– Плантатора, который домой едет. Уиверса.– Риверса?– Точно. Уиверс тот, кого надо убить.– Что вы с ней делаете, если она принадлежит Риверсу?– Ну, смотрите. – Нэбби Адамс придвинулся ближе, доверительно демонстрируя огромные лошадиные зубы, коричневые, черные, сломанные. – Понимаете, он хотел две пятьсот, и я бы не сказал, будто она того не стоит. Но, видите ли, мы вон с ним, – повел он плечом в сторону Алладад-хана, спокойного, разглаживавшего усы, – немножечко поработали, так что я говорю, будто то не в порядке, да сё не в порядке, поэтому он говорит, две тысячи. Регистрация и страховка до конца года.– Поработали? Для меня?– Для нас с вами, – уточнил Нэбби Адамс. – Я заключу с вами сделку. Давайте мне эту машину, скажем, дважды в месяц, а я вам ее буду обслуживать. Техобслуживание и масло. Бензин устроить не могу. Слишком рискованно. Но все прочее.Вернулась Рахима с пивом. Нэбби Адамс сказал:– Ваше здоровье, мистер Краббе. Ваше здоровье, мисс…Алладад-хан сказал:– Шукрия, сахиб, – и жадно выпил.– Зачем она вам дважды в месяц? – спросил Краббе.– Чтоб ездить в Мелавас без эскорта. Я, как, наверно, и вы, люблю время от времени выпить бутылку, да нельзя останавливаться, когда этот самый эскорт глядит, как заходишь в кедай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Играли вчетвером. Бильярдный стол был отгорожен от бара, по стук шаров, мальчишеские вопли и крики терзали Нэбби Адамсу нервы. А чертов дурак Риверс оставил на стойке свой пистолет. «Поделом ему было бы, если б я его взял и шлепнул А Юня». Нэбби Адамс, тайком бросив взгляд на дебетный итог клубной книжки Риверса, с мрачным удовлетворением обнаружил, что Риверс должен Клубу 1347 долларов 55 центов. Огромными желтыми пальцами перелистал страницы книжки Харта. 942 доллара 70 центов. Вот, а он, Нэбби Адамс, задолжал просто пять с чем-то сотен, и этот гад его заложил. Для богатых другой закон. Правильно. Купит он у Риверса эту машину. Верней, Краббе купит. Правильно.Нэбби Адамс на цыпочках вышел из Клуба по скрипевшему полу. Никто его не заметил. Хорошо. Среди растений в кадках, подвешенных скорлупок кокосовых орехов, полных засыхавших цветов, подышал синей малайской ночью. Пальмы шатались перед зданиями городского совета. Шатавшийся рабочий-тамил семенил из лавки, торгующей тодди. Радио в полицейских казармах громко пело на хинди. Нэбби Адамс пробрался средь мусорных баков и велосипедных покрышек к служебному двору за Клубом, обнаружил Алладад-хана, ерзавшего за огромным грязным столом с пустым стаканом. Кукольные дети с прямыми челочками вертелись вокруг него, молодая бесформенная китаянка в пижаме с каким-то остервенением гладила рубашки.Нэбби Адамс сказал на чистом, грамматическом урду:– Где китаец, который Клубом заправляет? Хочу денег у него занять.– Ушел, сахиб.– Другой вопрос. Чего ты хотел добиться, громко и постоянно шумя, пока я выпивал? Наверняка понимаешь, что другие присутствовавшие там сахибы проявляли определенное раздражение. Больше того, командующий окружной полицией чуть за тобой не пошел. Это обязательно навлекло бы на нас обоих беду, но особенно на тебя.– Меня замучила жажда, сахиб.– Ну, в другой раз, когда тебя жажда замучает, лично расплачивайся, черт побери, – с силой по-английски сказал Нэбби Адамс. – Думаешь, я сам сделан из распроклятого пива?– Сахиб?– Слушай. – Нэбби Адамс вернулся к урду. – Нам надо испортить машину. А потом ее купим. А потом продадим. Надо купить дешево, а продать дорого, как делают коммерсанты.– У меня на машину нет денег. По-моему, у вас тоже.– Это не важно. Сперва надо отсюда ее увести. Она перед Клубом стоит. «Абеляр». Потом сделаем все, что надо.Нэбби Адамс с Алладад-ханом тихо прошествовали в темноте к клубной стоянке. Отполированный «абеляр» призрачно поблескивал видением из будущего в слабом свете уличного фонаря. Из Клуба слышался стук шаров и счастливые крики. Алладад-хан не проявлял особого энтузиазма по поводу плана Нэбби.– Надо просто, чтоб мотор как бы с трудом запускался, да стукнуть как следует. Жди тут.Нэбби Адамс снова вошел в Клуб. На столе оставалось лишь несколько цветных шаров.– Цалам в лузу.– В лобанг. Аккуратный майор-малаец с кошачьей грацией, обаятельно улыбавшийся вечной зубастой улыбкой, загнал синий шар.Нэбби Адамс обратился к Риверсу:– Можно мне просто машину попробовать?– Купить собираетесь?– Думаю, смогу денег набрать.Риверс покопался в кармане, нашел ключ от зажигания, бросил. Ключ был надет на кольцо с крошечной бульдожьей фигуркой. Нэбби Адамс поймал огромными, словно поле, ладонями.– Поосторожнее с ней. Не задерживайтесь.Выйдя из Клуба, Нэбби Адамс велел Алладад-хану:– Поезжай сначала в кабаре «Парадиз».– Зачем?– Продать машину мистеру Краббе.– Вы меня мем-сахиб обещали представить.– Не все сразу. Что за нетерпение.– Как мы можем машину продать, если еще не купили?– За эту сторону дела я буду отвечать.Они медленно ехали по Джалан-Мансор. В кофейнях пылала музыка и свет. Велорикши виляли, робко пробирались со своим человеческим грузом. Юные малайские отпрыски в большом количестве ехали рядом, не обращая внимания на гудки Алладад-хана.– Хороший гудок, – сказал он.Хрупкие изысканные девушки-китаянки семенили в студенческий женский клуб в чонгсамах с прорехой на тонких лодыжках. Полуголый тамил тащил дохлую рыбу. Четьяры в дхоти размахивали любящими деньги руками, возбужденно беседовали с открытыми улыбками. Морщинистые патриархи китайцы прочищали горло от остатков мокроты. Сикх, предсказатель судьбы, бормотал над ладонью клиента. Продавцы сате – кусков рубца и печенки на вертеле – дышали дымом своих жаровен. Продавцы сладких напитков скучали над голубыми, зелеными и желтыми бутылками. Многочисленные клиенты лежали на спинах в цирюльнях, как мертвые в саванах. Над всем царил зловонный возбуждающий запах дуриана, ибо был сезон дуриана. Нэбби Адамс однажды был на обеде, где подавали дуриан. Все равно, вспоминал он, что есть сладкое клубничное бланманже в уборной. Алладад-хан ехал медленно.– Хорошие тормоза, – сказал он, спокойно глядя, как непострадавший ребенок ползет назад играть в муссонной дренажной канаве. Проехали Королевский кинотеатр с огромным рекламным щитом тамильского фильма – загогулины и кружки высотой в три фута, толстое женское искаженное страхом лицо. Проехали – с сожалением – пивной сад Конг-Хуа. Скоро подъехали к кабаре «Парадиз» – слабые огни, хриплая пластинка, управляющий в вечернем костюме – шорты и майка, – стоял с сигарой, слабо виднеясь в дверях с занавеской.– Ачча, – сказал Нэбби Адамс. – Туда пойдем.– У нас денег нету.– Ачча. Краббе заплатит.Краббе заплатит. Краббе сидел в тени за столиком с Рахимой. Пили они на двоих бутылку теплого пива «Якорь». Прелестное личико Рахимы пряталось в тени, прелестное тельце Рахимы пряталось сегодня в свободной шелковой пижаме, сама Рахима застыла, замкнулась, однако еще не смирилась. Краббе медленно говорил по-малайски сквозь пластинку, резкими благочинными потами излагавшую в ритме самбы религиозные принципы – «Рукун Ислам». Если ты не избегнешь сетей обольщенья,Днем и ночью Аллаху не будешь молиться,Поздно будет тебе ждать прощенья,Придется в Аду поселиться. Пластинка сменилась. Краббе слабо продолжал па одной ноте:– Маалум-ла, возникли проблемы. Люди болтают. Меня могут с работы уволить.– Можно уехать отсюда, жить вместе. Можно в Пинанг поехать. Вы умеете на пианино играть, я там могу танцевать. Вместе можем зарабатывать три сотни долларов в месяц.– Но дело в моей жене.– Можете ислам принять. Разрешено четыре жены. Только и двух хватит.– Но так не пойдет. Я не могу потерять нынешнюю работу. Тогда мне конец.– Вы от меня хотите избавиться, как мой муж Рахман.– Но проблемы очень серьезные. И я тебе больше денег давать не могу. Становлюсь бедняком.Она ничего не сказала. Краббе мрачно выпил пива. Пластинка «Семь месяцев одиночества» заедала и верещала, как попугай: «семь ме семь ме семь ме». Рахима пошла ее сменить. Вернулась, обхватила его большие белые руки своими маленькими коричневыми.– Деньги – это не важно. Не бросайте меня. Если люди болтают, их дело. Тида'ana. Краббе услышал тяжелые шаги, поднял голову, с каким-то облегчением увидел приближавшегося огромного мужчину, за которым следовал усатый индус в белой рубашке и в черных штанах. Они подошли к столику.– Надеюсь, я не помешал, мистер Краббе. – Голос низкий, склонный к сильному утреннему кашлю. В свете лампы вырисовались черты огромного желто-коричневого лица.– Добрый вечер, мем-сахиб. – Алладад-хан поклонился, гордясь своим английским.– Не валяй дурака, черт возьми, – грубо одернул его Нэбби Адамс. – Прошу прощения, мистер Краббе. Ему моча в голову ударила, вот в чем беда. Ничего не видит. Не возражаете, если я к вам на минуточку присоединюсь? – Сел на крошечный стул, словно отец за кукольный, накрытый к чаю стол. Алладад-хан тоже сел, с изумлением видя, что с мистером Краббе, прячась в тени, сидит не жена, а какая-то женщина. И рассердился на Краббе, способного на подобный обман, па такую измену, когда у него есть золотоволосая голубоглазая женщина-богиня, ждет дома, верит, любит.– Дуа бопгол лаги, Рахима, – сказал Краббе. Рахима покорно пошла принести еще пива.– Только не из холодильника, – предупредил Нэбби Адамс. – Скажите ей.– Тут все теплое, – сказал Краббе.– Помните, вы говорили, что хотите машину? – начал Нэбби Адамс. – У меня тут машина для вас стоит, жутко дешевая. «Абеляр» пятьдесят второго. Всего две тысячи.– Миль?– Долларов.– Чья она?– Плантатора, который домой едет. Уиверса.– Риверса?– Точно. Уиверс тот, кого надо убить.– Что вы с ней делаете, если она принадлежит Риверсу?– Ну, смотрите. – Нэбби Адамс придвинулся ближе, доверительно демонстрируя огромные лошадиные зубы, коричневые, черные, сломанные. – Понимаете, он хотел две пятьсот, и я бы не сказал, будто она того не стоит. Но, видите ли, мы вон с ним, – повел он плечом в сторону Алладад-хана, спокойного, разглаживавшего усы, – немножечко поработали, так что я говорю, будто то не в порядке, да сё не в порядке, поэтому он говорит, две тысячи. Регистрация и страховка до конца года.– Поработали? Для меня?– Для нас с вами, – уточнил Нэбби Адамс. – Я заключу с вами сделку. Давайте мне эту машину, скажем, дважды в месяц, а я вам ее буду обслуживать. Техобслуживание и масло. Бензин устроить не могу. Слишком рискованно. Но все прочее.Вернулась Рахима с пивом. Нэбби Адамс сказал:– Ваше здоровье, мистер Краббе. Ваше здоровье, мисс…Алладад-хан сказал:– Шукрия, сахиб, – и жадно выпил.– Зачем она вам дважды в месяц? – спросил Краббе.– Чтоб ездить в Мелавас без эскорта. Я, как, наверно, и вы, люблю время от времени выпить бутылку, да нельзя останавливаться, когда этот самый эскорт глядит, как заходишь в кедай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20