Промеж ее закрытых в трансе глаз восседало нечто вроде жука, испускающего разноцветные лучи. Мы прошли между рядов верующих, съежившихся и по-звериному припавших к мозаичному полу перед богиней. Из расселины за нашей спиной в храм вползали змеевидные существа. Они несли на плоских головах триремы, переполненные белыми тенями корчащихся в пляске смерти дев, похожих на грибы-мутанты.
Процессия приблизилась к богине в тот момент, когда жук, скатившись по ее полому позвоночнику, выполз из тоннеля вульвы. Жвала насекомого мутировали в щупальца, и жучиная оболочка приобрела осьминожий склад, напоминая Глубинных Созданий. Буше выудил из царящего в его мозгу кошмара жуткую копию чудища, описанного в «Некрономиконе» и других гримуарах, и наделил его улыбкой Будды, так что явное наслаждение кощунством мерзко контрастировало с извивающимися щупальцами, что обвились вокруг плясуний и сбили их с ног. Трепетные глаза богини открылись, влагалище распахнулось, исторгнув чешуйчатый приплод. Началось беспощадное пожирание призрачной плоти.
Дядя Фин стал объяснять мне, что кости всегда остаются «по нашу сторону сетки», но тут распахнулась дверца в мостовой. Черно-белые квадраты повернулись ребрами вверх, точно блоки на кубистском портрете дяди, что косился на меня, жутко радуясь. Еще через миг мостовая извернулась морской волной, открыв резервуар, в котором нежился крокодил.
Я собирался упомянуть о приятеле с Фёрнивал-стрит, но дядя толкнул меня локтем. Я заглянул в резервуар. В древности верили, что крокодил пожирает свет солнца, спускающегося за горизонт. Любопытная инсценировка этого суеверия теперь разыгрывалась перед нашими глазами. Богиня наклонилась; ее ягодицы приподнялись и выпустили витую ленту эктоплазмы из Подношения, которое она поглотила. Покров мрака опустился на храм.
— Вот так неосторожные, девственные и непросветленные элементы выбрасываются из систем биосферы в нижний клипот под Малькутом.
Дядя описывал на оккультном жаргоне опорожнение сознания в нижние слои преисподней, то есть подсознание, которое в древности олицетворялось жизнью под землей.
— Такое происходит, — продолжал он, — если магический Глаз открылся слишком быстро под воздействием постоянного искажения воли и жажды новых ощущений, новых миров…
Меня осенило, и я закончил его мысль:
— …вместо того чтобы понять, что любые миры — экскременты, конечный продукт объективации сознания, которой мы постоянно занимаемся.
— Вот именно, — откликнулся он.
— Но как помешать такому вырождению?
— Научившись согласовывать свои действия с энергиями Изиды и используя Знак Защиты. Внешние Силы уже просочились в человеческую явь. Процесс неизбежно ускорится с фатальными последствиями для цивилизации.
— Это повторение так называемого Падения Человека?
— Намного хуже. У Адама была помощница Ева. Современные люди отвергли Еву, теперь она стала Черной Изидой, мстительной, кровавой и алчной.
На нас опускалась ночь, а я все еще раздумывал над его словами. Древние магические системы предлагали способы опознания, сдерживания и изгнания злых духов и прочих сил, враждебных человеку. Такова была одна из задач гримуаров. Я увидел Маргарет Лизинг в новом свете. Пока Маргарет не выпускала из рук вырванные страницы, она служила спасительной силой. Церковь ненавидела и истребляла людей такого типа, страшась их знаний, полученных в сговоре с Детьми Изиды в Тоннелях Сета.
Я попросил дядю подробнее рассказать о возрождении психического сознания в человечестве. Он посмотрел на меня, точно пытался понять, что у меня на уме. Решив, что любопытство вполне оправданно, он сказал, что это вызвано радиоактивным оплодотворением эфирной оболочки Земли. Бомбардировки Извне оставили в ней дыры, и через них просочились огни и НЛО, которые роятся в верхних слоях, протыкают земную атмосферу и пробуждают в людях потенциал астро-эфирного видения. Таким образом, люди становятся более уязвимыми для одержимости «духами» или охваченности океаном символов и магических печатей, созданных волшебством их предков, а также Иных.
— Представь, что этот символический океан вдруг становится мыслящим, внезапно пробуждаясь от векового сна и в одно мгновение достигая своей изначальной цели. Древние системы магии давали защиту, ныне утраченную. И это вина человека, — добавил он, заметив мое оцепенение. — Из-за его неуклюжести появились изрядные прорехи в защитных ремнях, охранявших землю от вторжения инопланетных сил. Некоторые из этих дыр могли возникнуть от колдовства Маргарет Вайрд.
Он произнес это имя, наподобие weird, и его слова напомнили, что «Аврид» — не только метатеза нашей родовой фамилии, что мне, разумеется, и так было известно, но и имя древнего езидского пророка Му-Аврида. Искусанный ядовитыми скорпионами, Му-Аврид возлег с ведьмой восьмидесяти лет, которая для такой священной оказии обернулась двадцатипятилетней девушкой. Дядя Фин пояснил, что «скорпионы» обозначали Змеиный Поток, который Му-Аврид должен был пересечь, дабы переродиться в могущественного пророка Звездного Тнозиса.
Обдумав его объяснения, я удивился находчивости Кроули, сумевшего воспользоваться заклинаниями Аврид. Я понял, что Работа Хоронзона в пустыне Бу-Саада и последующий вызов Велиала были попытками силой отворить Внешние Врата. А моя собственная работа в Ложе Новой Изиды с помощью Маргарет Лизинг, приоткрыли их еще больше.
— Представь, — продолжал дядя, — какие люди были вовлечены в подобные операции: белокурый нордический тип Клэнды и темноволосый восточный тип Аврид. А прототипами были атлантические и лемурианские атавизмы, отразившиеся в астральном поле Земли в нынешней фазе ее психической эволюции.
За этим разговором мы подошли к подобию замка, затмившему магический шар.
— «Одиннадцать башен в Иреме»… — Дядя Фин цитировал Гримуар. Он объяснил, что Древо Жизни и одиннадцать его сфирот образуют в нисходящей проекции клипотическую копию Города Пирамид по ту сторону Бездны. Сейчас мы вступили в Город Колонн, связанный с езидами, почитателями Шайтана. Шайтан был силой, которою страшились, ибо не понимали, негностические христиане.
— Шайтан, — объяснил дядя, читая мои мысли, — это скрытое солнце, египтяне называли его Сетом, христиане — Сатаной. Имя объединяет камитский корень sut, означающий «черноту», и an — от пустынного Анубиса, существа с головой шакала — в мифах он провожает мертвецов в пылающие земли, христианский ад. Скрытый бог — это Солнце, спрятанное за солнцем, Черное Солнце, Сириус, которое тифонианцы обожествляли как Сета.
— И его тотемом был крокодил! — воскликнул я.
— Одним из тотемов, — поправил меня дядя, — и последним в бесконечном цикле древнеегипетских мифов. Если хочешь, покажу тебе отражение его изначального тотема.
Я не знал, что ответить. Я не был уверен, что хочу его видеть. Предложение дяди напомнило мне об Арджуне, умолявшем Кришну явиться перед ним в подлинном облике… и ужаснувшемся, когда просьба была исполнена. Но Финеас Блэк подтолкнул меня, указав на круглое отверстие в полу за резервуаром, в котором уже не было прожорливого обитателя. Но тут перед нами выросла, преградив путь, ширма из расписного полированного металла. Как ни в чем не бывало, дядя Фин продолжил свои рассуждения:
— Ты знаешь… — продолжал он добродушно.
Будто на палимпсесте я увидел, как дядя, сидящий в кресле, с любопытством наблюдает за мной сквозь клубы табачного дыма, которые не в силах был разогнать ветерок, влетавший в открытое окно.
— Люди, искажавшие библейские тексты, кое-где оставили в неприкосновенности смысл материала, который они подделывали для общественного пользования. Так, до сих пор сохранилось смелое отождествление Сатаны с Петром — камнем, на котором, — как они заявляют, — воздвигнута христианская церковь!
Стих 16:23 Евангелия от Матфея всегда удивлял меня, равно как и иные несоответствия, которые не были удовлетворительно объяснены, особенно резкое противоречие историй о месте распятия в «Откровении» и евангелиях. Подобного было немало.
Металлическая ширма развернулась. Едва уловимая рябь пошла по туловищу выгравированного на ней дракона. Многократно отразился звук гонга, и сквозь решетку над нашими головами просочились тонкие завитки дыма. Доктор Блэк изучал фигуры, образованные этими дымками, змеившимися над болотом и медленно вползавшими в кабинет. Шар померк, дядя уснул. Его сны плыли, точно китайские фонарики на фоне ширмы: опиумное облако недвижно зависло над раскосой девушкой, демонстрирующей свои прелести под уличным фонарем, что стоял, пьяно покосившись, на сгнившей пристани. На нос дяди опустилась бабочка, вспорхнувшая с причала сновидений, о который терлись маслянистые волны. Я услышал, как тихо напевает себе под нос Синь-Синь-Ва, распростертый на диване, его трубка выскользнула из изнуренных пальцев. Нервозные бабочки метались в ярко освещенном фонарями воздухе, благоухающем чанду, жасмином и мускусом.
Я видел пальцы мальчика в тумане этих — о, столь давно забытых! — полей астрального мака. Девушка прилегла среди качающихся трав. Она смотрела в небо, потом склонила голову и в раскосых глазах отразилась мощь тайного желания. Восточная мелодия расцветала, и я вновь увидел лакированный поднос, разрисованный бамбуковыми стеблями, выложенными перламутром, среди которых рыбак плыл на джонке по радужным водам, — коническая соломенная шляпа венчала его помраченную снами голову. Эта часть сцены уже повторилась в узоре чайного подноса на кухне «Брандиша». Теперь она воскресла в грезах мальчика, и тот проследил ее истоки до астрального китайского квартала, где Сакс Ромер узрел во сне Синь-Синь-Ва.
Меня всегда занимали «восточные» черты лица тети Сьюзен, особенно заметные на фотографиях, сделанных в дни ее юности. Несомненно, врожденные склонности диктовали желания, которые она, как Вайрд, не могла приять, ведь Маргарет умерла так давно, оставив по себе лишь болотный туман, пробуждавший в дяде Фине эти древние воспоминания. Но он узнал духа, некогда бывшего Сью Ли, что в следующей жизни стала женой Генри Ли, валлийца, которому снилась прекрасная музыка, и который сам был сном дяди Фина.
Удар гонга пробудил фигуру в тумане и прошелся волнами по завиткам металлической ширмы. А я снова услышал музыку, далекую и древнюю, ласкавшую перстами солнечного летнего дня кухонный стол в «Брандише».
Неловкость, которую я испытывал, когда рядом был дядя Генри, и натолкнула меня на мысль, что он связан с магией. Бодлер утверждал, что гений — это просто «детство, заново обретенное усилием воли». Лишь в старости я понял магический подтекст этой истины. Намеренно слившись с временным потоком, окружающим дядю Генри, я смог пережить — не просто вспомнить, а снова ощутить — атмосферу тех давно минувших дней. Такое невозможно без больших усилий, разве что, как писал Пруст, определенный аромат, вид или звук, объединившись, замыслят в точности воспроизвести ощущения, которые они некогда вызвали. Вероятно, я помогал дяде Фину воскрешать в памяти какие-то события, когда привносил в них опыт воплощений, связанных с моими оккультными поисками. Теперь я пытался понять причину неотразимого воздействия, которое оказывал на меня дядя Генри, не обладавший ни одной из ярких черт доктора Блэка. И все же силу Генри Ли я порой ощущал острее, чем влияние Финеаса Блэка и даже Алистера Кроули.
В коридоре под основанием одиннадцатой башни, где мы стояли теперь с дядей Фином, все казалось призрачным от лунного света. Лучи, падавшие на экран, выбелили фигуру танцовщицы. Она казалась скелетом, застывшим в танце магических масок. Я повернулся к дяде Фину, но он исчез; лишь чуть колыхнулась портьера, закрывавшая дверной проем. Затем с привычной внезапностью появилась Маргарет Лизинг и отвлекла мое внимание. Я видел, как танцовщица и медиум сливаются в спирали танца, напоминавшей инь-ян Даосов. Спираль завертелась, извергая языки черного пламени. Тьма, озаренная огнем, обвила основание медленно крошившейся колонны. Эти языки огня напоминали Об и Од, кружащийся кадуцей энергий. Они отбросили тень в виде двойной свастики, вращавшейся вправо и влево. Сгустившаяся тьма стала почти осязаемой. Она висела слоями у свода, пока на плитах пола не возникло пылающее кольцо. Затем огненные ленты погрузились в щели, создав разорванный круг. Я видел точно такой же в ведьминском лесу Рэндлшема, когда в шаре Маргарет наблюдал за инициацией Аврид в Культ Глубинных.
Ослепив меня, столп света вторгся в брешь огненного кольца и заполнил ее ослепительным сиянием. Внезапно дядя Фин показался в дрожащем потоке ветра, от которого массивные плиты пола словно подернулись рябью. Оранжевая слизь облепила подошвы его башмаков, ярко пылая. Оранжевый, цвет НЛО и Сефиры Ход, обозначает магическую калу, в которой купается Янтарная Венера. Я видел выплеск такой же энергии из Башни Истцах, материализовавший поток Ню-Изиды, в котором Маргарет Лизинг отыскала следы прошлого Аврид. Янтарные шары стали мирами, сотворенными снами Аврид и ее смертью в пламени, угасшему в плитах пола.
Хрупкая лесенка, бесконечно тонкая, бесконечно гибкая, точно паутинка, переметнулась через пропасть, вздымаясь к насекомои тени, полужуку-полунетопырю, упавшему с чела Изиды.
Мы с дядей Фином начали подниматься к звездам.
Чачть 3. УЧАСТЬ НЕСПЯЩИХ
Нам кажется, что мы (подлинные Мы) изучаем Аменти по шестой тайной главе о тех, кто избрал путь тьмы.
Джеймс Джойс
1
Мы пронеслись в металлической клетке сквозь янтарное пламя, окружавшее Внешних. Мы прорвались в разорванный круг Аврид, подле которого за лакированным чайным подносом дремал Синь-Синь-Ва. Мы миновали полуразвалившуюся пристань, где под уличным фонарем разгуливала азиатского вида шлюха. Вверх и вверх, сквозь Город Пирамид, темный от ночи, просочившейся в склеп, где ведьма вызывала Детей Изиды, а Те, что поклоняются жуткому лику Лунной Жабы, скакали в покрытом зеленым налетом резервуаре. Крокодил, недвижный в вечном сне, лежал, мечтая о потоке жуков, что изойдет из влагалища Изиды, предвещая день, когда землю заполонят пауки. Песня Черного Орла отдавалась эхом в наших ушах, все ближе, все громче; она билась о внутренние стены, царапалась о внешние.
Пока мы летели, слабые звуки далекой флейты выплыли из Тоннелей Сета и улеглись полевым туманом в волосах дяди Фина. Вновь мы увидели одиннадцать башен с подножьями, скрытыми в бездонных ущельях. На секунду появился мальчик из «Брандиша», пробежал тихонько по мозаичному полу, превратившемуся в пляж, исчерченный длинными тенями, точно на полотне Дали. Тени потянулись в море, — там девочка с водорослями в волосах указывала на дядю Генри, остро вычерченного скалистыми ущельями. Тут мы неожиданно врезались в воду, дядя Фин завертелся, наше опрокинутое суденышко забилось о мол, от которого тянулась скользкая лестница; подле нее качались ялики, освещенные фосфоресцирующими рачками. Мы поднялись по ступеням. Они вели в черную шахту, пустота ее перезванивалась нашим смехом; наконец, мы выбрались на поверхность и увидели звезды над погруженной во тьму Ченсери-лейн. Жуткий смрад мертвых костей и разлагающейся плоти гигантской амфибии поднимался из расщелины в мостовой, таившей вход в бездонную пропасть. Я попрощался с дядей Фином и вступил в солнечные владения Огюста Буше.
Помощник антиквара стоял на пороге, руки простерты в дружеском приветствии. Он пригласил меня в свой кабинет, каморку без окон, и достал с полки над столом том, похожий на гроссбух. Когда он открыл его, я понял, что это совсем другая книга… нет, это не был знакомый мне Гримуар. Я взглянул на помощника, уловил смутную улыбку, чуть тронувшую его губы. Он словно любовался позабытым амулетом. Дядя Фин говорил мне, что самые сильные наслаждения прошлого можно воскресить, просто перечитав книгу, восхищавшую тебя в детстве. Эти услады были неведомы мне, но их тени встрепенулись, когда я увидел Гримуар. Пальцы помощника перебирали заплесневевшие страницы, вспорхнуло еле заметное облачко пыли. Странный запах, точно в кандлстонском склепе. Пальцы задержались на странице с символами, воскрешающими очертания далеких галактик. Остин Спейр изобразил архитектуру космических измерений на рисунке, который я обнаружил на чердаке, а чародей Кроули оставил в одном из своих сочинений смутные намеки на звуковые системы, которые можно использовать как ключи к иным мирам. Один из членов Ложи Новой Изиды, знаток науки о звуках, помогал мне, поясняя их вибрации на основе странных мелодий. Этими ключами мы открывали врата в Туннели Сета. Буквы Гримуара напоминали эти ключи, но я бьи глубоко потрясен, когда заметил, что некоторые фразы написаны моим собственным почерком — в книге, пролежавшей здесь, на Ченсери-лейн, намного дольше, чем я прожил на свете как Кеннет Грант!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Процессия приблизилась к богине в тот момент, когда жук, скатившись по ее полому позвоночнику, выполз из тоннеля вульвы. Жвала насекомого мутировали в щупальца, и жучиная оболочка приобрела осьминожий склад, напоминая Глубинных Созданий. Буше выудил из царящего в его мозгу кошмара жуткую копию чудища, описанного в «Некрономиконе» и других гримуарах, и наделил его улыбкой Будды, так что явное наслаждение кощунством мерзко контрастировало с извивающимися щупальцами, что обвились вокруг плясуний и сбили их с ног. Трепетные глаза богини открылись, влагалище распахнулось, исторгнув чешуйчатый приплод. Началось беспощадное пожирание призрачной плоти.
Дядя Фин стал объяснять мне, что кости всегда остаются «по нашу сторону сетки», но тут распахнулась дверца в мостовой. Черно-белые квадраты повернулись ребрами вверх, точно блоки на кубистском портрете дяди, что косился на меня, жутко радуясь. Еще через миг мостовая извернулась морской волной, открыв резервуар, в котором нежился крокодил.
Я собирался упомянуть о приятеле с Фёрнивал-стрит, но дядя толкнул меня локтем. Я заглянул в резервуар. В древности верили, что крокодил пожирает свет солнца, спускающегося за горизонт. Любопытная инсценировка этого суеверия теперь разыгрывалась перед нашими глазами. Богиня наклонилась; ее ягодицы приподнялись и выпустили витую ленту эктоплазмы из Подношения, которое она поглотила. Покров мрака опустился на храм.
— Вот так неосторожные, девственные и непросветленные элементы выбрасываются из систем биосферы в нижний клипот под Малькутом.
Дядя описывал на оккультном жаргоне опорожнение сознания в нижние слои преисподней, то есть подсознание, которое в древности олицетворялось жизнью под землей.
— Такое происходит, — продолжал он, — если магический Глаз открылся слишком быстро под воздействием постоянного искажения воли и жажды новых ощущений, новых миров…
Меня осенило, и я закончил его мысль:
— …вместо того чтобы понять, что любые миры — экскременты, конечный продукт объективации сознания, которой мы постоянно занимаемся.
— Вот именно, — откликнулся он.
— Но как помешать такому вырождению?
— Научившись согласовывать свои действия с энергиями Изиды и используя Знак Защиты. Внешние Силы уже просочились в человеческую явь. Процесс неизбежно ускорится с фатальными последствиями для цивилизации.
— Это повторение так называемого Падения Человека?
— Намного хуже. У Адама была помощница Ева. Современные люди отвергли Еву, теперь она стала Черной Изидой, мстительной, кровавой и алчной.
На нас опускалась ночь, а я все еще раздумывал над его словами. Древние магические системы предлагали способы опознания, сдерживания и изгнания злых духов и прочих сил, враждебных человеку. Такова была одна из задач гримуаров. Я увидел Маргарет Лизинг в новом свете. Пока Маргарет не выпускала из рук вырванные страницы, она служила спасительной силой. Церковь ненавидела и истребляла людей такого типа, страшась их знаний, полученных в сговоре с Детьми Изиды в Тоннелях Сета.
Я попросил дядю подробнее рассказать о возрождении психического сознания в человечестве. Он посмотрел на меня, точно пытался понять, что у меня на уме. Решив, что любопытство вполне оправданно, он сказал, что это вызвано радиоактивным оплодотворением эфирной оболочки Земли. Бомбардировки Извне оставили в ней дыры, и через них просочились огни и НЛО, которые роятся в верхних слоях, протыкают земную атмосферу и пробуждают в людях потенциал астро-эфирного видения. Таким образом, люди становятся более уязвимыми для одержимости «духами» или охваченности океаном символов и магических печатей, созданных волшебством их предков, а также Иных.
— Представь, что этот символический океан вдруг становится мыслящим, внезапно пробуждаясь от векового сна и в одно мгновение достигая своей изначальной цели. Древние системы магии давали защиту, ныне утраченную. И это вина человека, — добавил он, заметив мое оцепенение. — Из-за его неуклюжести появились изрядные прорехи в защитных ремнях, охранявших землю от вторжения инопланетных сил. Некоторые из этих дыр могли возникнуть от колдовства Маргарет Вайрд.
Он произнес это имя, наподобие weird, и его слова напомнили, что «Аврид» — не только метатеза нашей родовой фамилии, что мне, разумеется, и так было известно, но и имя древнего езидского пророка Му-Аврида. Искусанный ядовитыми скорпионами, Му-Аврид возлег с ведьмой восьмидесяти лет, которая для такой священной оказии обернулась двадцатипятилетней девушкой. Дядя Фин пояснил, что «скорпионы» обозначали Змеиный Поток, который Му-Аврид должен был пересечь, дабы переродиться в могущественного пророка Звездного Тнозиса.
Обдумав его объяснения, я удивился находчивости Кроули, сумевшего воспользоваться заклинаниями Аврид. Я понял, что Работа Хоронзона в пустыне Бу-Саада и последующий вызов Велиала были попытками силой отворить Внешние Врата. А моя собственная работа в Ложе Новой Изиды с помощью Маргарет Лизинг, приоткрыли их еще больше.
— Представь, — продолжал дядя, — какие люди были вовлечены в подобные операции: белокурый нордический тип Клэнды и темноволосый восточный тип Аврид. А прототипами были атлантические и лемурианские атавизмы, отразившиеся в астральном поле Земли в нынешней фазе ее психической эволюции.
За этим разговором мы подошли к подобию замка, затмившему магический шар.
— «Одиннадцать башен в Иреме»… — Дядя Фин цитировал Гримуар. Он объяснил, что Древо Жизни и одиннадцать его сфирот образуют в нисходящей проекции клипотическую копию Города Пирамид по ту сторону Бездны. Сейчас мы вступили в Город Колонн, связанный с езидами, почитателями Шайтана. Шайтан был силой, которою страшились, ибо не понимали, негностические христиане.
— Шайтан, — объяснил дядя, читая мои мысли, — это скрытое солнце, египтяне называли его Сетом, христиане — Сатаной. Имя объединяет камитский корень sut, означающий «черноту», и an — от пустынного Анубиса, существа с головой шакала — в мифах он провожает мертвецов в пылающие земли, христианский ад. Скрытый бог — это Солнце, спрятанное за солнцем, Черное Солнце, Сириус, которое тифонианцы обожествляли как Сета.
— И его тотемом был крокодил! — воскликнул я.
— Одним из тотемов, — поправил меня дядя, — и последним в бесконечном цикле древнеегипетских мифов. Если хочешь, покажу тебе отражение его изначального тотема.
Я не знал, что ответить. Я не был уверен, что хочу его видеть. Предложение дяди напомнило мне об Арджуне, умолявшем Кришну явиться перед ним в подлинном облике… и ужаснувшемся, когда просьба была исполнена. Но Финеас Блэк подтолкнул меня, указав на круглое отверстие в полу за резервуаром, в котором уже не было прожорливого обитателя. Но тут перед нами выросла, преградив путь, ширма из расписного полированного металла. Как ни в чем не бывало, дядя Фин продолжил свои рассуждения:
— Ты знаешь… — продолжал он добродушно.
Будто на палимпсесте я увидел, как дядя, сидящий в кресле, с любопытством наблюдает за мной сквозь клубы табачного дыма, которые не в силах был разогнать ветерок, влетавший в открытое окно.
— Люди, искажавшие библейские тексты, кое-где оставили в неприкосновенности смысл материала, который они подделывали для общественного пользования. Так, до сих пор сохранилось смелое отождествление Сатаны с Петром — камнем, на котором, — как они заявляют, — воздвигнута христианская церковь!
Стих 16:23 Евангелия от Матфея всегда удивлял меня, равно как и иные несоответствия, которые не были удовлетворительно объяснены, особенно резкое противоречие историй о месте распятия в «Откровении» и евангелиях. Подобного было немало.
Металлическая ширма развернулась. Едва уловимая рябь пошла по туловищу выгравированного на ней дракона. Многократно отразился звук гонга, и сквозь решетку над нашими головами просочились тонкие завитки дыма. Доктор Блэк изучал фигуры, образованные этими дымками, змеившимися над болотом и медленно вползавшими в кабинет. Шар померк, дядя уснул. Его сны плыли, точно китайские фонарики на фоне ширмы: опиумное облако недвижно зависло над раскосой девушкой, демонстрирующей свои прелести под уличным фонарем, что стоял, пьяно покосившись, на сгнившей пристани. На нос дяди опустилась бабочка, вспорхнувшая с причала сновидений, о который терлись маслянистые волны. Я услышал, как тихо напевает себе под нос Синь-Синь-Ва, распростертый на диване, его трубка выскользнула из изнуренных пальцев. Нервозные бабочки метались в ярко освещенном фонарями воздухе, благоухающем чанду, жасмином и мускусом.
Я видел пальцы мальчика в тумане этих — о, столь давно забытых! — полей астрального мака. Девушка прилегла среди качающихся трав. Она смотрела в небо, потом склонила голову и в раскосых глазах отразилась мощь тайного желания. Восточная мелодия расцветала, и я вновь увидел лакированный поднос, разрисованный бамбуковыми стеблями, выложенными перламутром, среди которых рыбак плыл на джонке по радужным водам, — коническая соломенная шляпа венчала его помраченную снами голову. Эта часть сцены уже повторилась в узоре чайного подноса на кухне «Брандиша». Теперь она воскресла в грезах мальчика, и тот проследил ее истоки до астрального китайского квартала, где Сакс Ромер узрел во сне Синь-Синь-Ва.
Меня всегда занимали «восточные» черты лица тети Сьюзен, особенно заметные на фотографиях, сделанных в дни ее юности. Несомненно, врожденные склонности диктовали желания, которые она, как Вайрд, не могла приять, ведь Маргарет умерла так давно, оставив по себе лишь болотный туман, пробуждавший в дяде Фине эти древние воспоминания. Но он узнал духа, некогда бывшего Сью Ли, что в следующей жизни стала женой Генри Ли, валлийца, которому снилась прекрасная музыка, и который сам был сном дяди Фина.
Удар гонга пробудил фигуру в тумане и прошелся волнами по завиткам металлической ширмы. А я снова услышал музыку, далекую и древнюю, ласкавшую перстами солнечного летнего дня кухонный стол в «Брандише».
Неловкость, которую я испытывал, когда рядом был дядя Генри, и натолкнула меня на мысль, что он связан с магией. Бодлер утверждал, что гений — это просто «детство, заново обретенное усилием воли». Лишь в старости я понял магический подтекст этой истины. Намеренно слившись с временным потоком, окружающим дядю Генри, я смог пережить — не просто вспомнить, а снова ощутить — атмосферу тех давно минувших дней. Такое невозможно без больших усилий, разве что, как писал Пруст, определенный аромат, вид или звук, объединившись, замыслят в точности воспроизвести ощущения, которые они некогда вызвали. Вероятно, я помогал дяде Фину воскрешать в памяти какие-то события, когда привносил в них опыт воплощений, связанных с моими оккультными поисками. Теперь я пытался понять причину неотразимого воздействия, которое оказывал на меня дядя Генри, не обладавший ни одной из ярких черт доктора Блэка. И все же силу Генри Ли я порой ощущал острее, чем влияние Финеаса Блэка и даже Алистера Кроули.
В коридоре под основанием одиннадцатой башни, где мы стояли теперь с дядей Фином, все казалось призрачным от лунного света. Лучи, падавшие на экран, выбелили фигуру танцовщицы. Она казалась скелетом, застывшим в танце магических масок. Я повернулся к дяде Фину, но он исчез; лишь чуть колыхнулась портьера, закрывавшая дверной проем. Затем с привычной внезапностью появилась Маргарет Лизинг и отвлекла мое внимание. Я видел, как танцовщица и медиум сливаются в спирали танца, напоминавшей инь-ян Даосов. Спираль завертелась, извергая языки черного пламени. Тьма, озаренная огнем, обвила основание медленно крошившейся колонны. Эти языки огня напоминали Об и Од, кружащийся кадуцей энергий. Они отбросили тень в виде двойной свастики, вращавшейся вправо и влево. Сгустившаяся тьма стала почти осязаемой. Она висела слоями у свода, пока на плитах пола не возникло пылающее кольцо. Затем огненные ленты погрузились в щели, создав разорванный круг. Я видел точно такой же в ведьминском лесу Рэндлшема, когда в шаре Маргарет наблюдал за инициацией Аврид в Культ Глубинных.
Ослепив меня, столп света вторгся в брешь огненного кольца и заполнил ее ослепительным сиянием. Внезапно дядя Фин показался в дрожащем потоке ветра, от которого массивные плиты пола словно подернулись рябью. Оранжевая слизь облепила подошвы его башмаков, ярко пылая. Оранжевый, цвет НЛО и Сефиры Ход, обозначает магическую калу, в которой купается Янтарная Венера. Я видел выплеск такой же энергии из Башни Истцах, материализовавший поток Ню-Изиды, в котором Маргарет Лизинг отыскала следы прошлого Аврид. Янтарные шары стали мирами, сотворенными снами Аврид и ее смертью в пламени, угасшему в плитах пола.
Хрупкая лесенка, бесконечно тонкая, бесконечно гибкая, точно паутинка, переметнулась через пропасть, вздымаясь к насекомои тени, полужуку-полунетопырю, упавшему с чела Изиды.
Мы с дядей Фином начали подниматься к звездам.
Чачть 3. УЧАСТЬ НЕСПЯЩИХ
Нам кажется, что мы (подлинные Мы) изучаем Аменти по шестой тайной главе о тех, кто избрал путь тьмы.
Джеймс Джойс
1
Мы пронеслись в металлической клетке сквозь янтарное пламя, окружавшее Внешних. Мы прорвались в разорванный круг Аврид, подле которого за лакированным чайным подносом дремал Синь-Синь-Ва. Мы миновали полуразвалившуюся пристань, где под уличным фонарем разгуливала азиатского вида шлюха. Вверх и вверх, сквозь Город Пирамид, темный от ночи, просочившейся в склеп, где ведьма вызывала Детей Изиды, а Те, что поклоняются жуткому лику Лунной Жабы, скакали в покрытом зеленым налетом резервуаре. Крокодил, недвижный в вечном сне, лежал, мечтая о потоке жуков, что изойдет из влагалища Изиды, предвещая день, когда землю заполонят пауки. Песня Черного Орла отдавалась эхом в наших ушах, все ближе, все громче; она билась о внутренние стены, царапалась о внешние.
Пока мы летели, слабые звуки далекой флейты выплыли из Тоннелей Сета и улеглись полевым туманом в волосах дяди Фина. Вновь мы увидели одиннадцать башен с подножьями, скрытыми в бездонных ущельях. На секунду появился мальчик из «Брандиша», пробежал тихонько по мозаичному полу, превратившемуся в пляж, исчерченный длинными тенями, точно на полотне Дали. Тени потянулись в море, — там девочка с водорослями в волосах указывала на дядю Генри, остро вычерченного скалистыми ущельями. Тут мы неожиданно врезались в воду, дядя Фин завертелся, наше опрокинутое суденышко забилось о мол, от которого тянулась скользкая лестница; подле нее качались ялики, освещенные фосфоресцирующими рачками. Мы поднялись по ступеням. Они вели в черную шахту, пустота ее перезванивалась нашим смехом; наконец, мы выбрались на поверхность и увидели звезды над погруженной во тьму Ченсери-лейн. Жуткий смрад мертвых костей и разлагающейся плоти гигантской амфибии поднимался из расщелины в мостовой, таившей вход в бездонную пропасть. Я попрощался с дядей Фином и вступил в солнечные владения Огюста Буше.
Помощник антиквара стоял на пороге, руки простерты в дружеском приветствии. Он пригласил меня в свой кабинет, каморку без окон, и достал с полки над столом том, похожий на гроссбух. Когда он открыл его, я понял, что это совсем другая книга… нет, это не был знакомый мне Гримуар. Я взглянул на помощника, уловил смутную улыбку, чуть тронувшую его губы. Он словно любовался позабытым амулетом. Дядя Фин говорил мне, что самые сильные наслаждения прошлого можно воскресить, просто перечитав книгу, восхищавшую тебя в детстве. Эти услады были неведомы мне, но их тени встрепенулись, когда я увидел Гримуар. Пальцы помощника перебирали заплесневевшие страницы, вспорхнуло еле заметное облачко пыли. Странный запах, точно в кандлстонском склепе. Пальцы задержались на странице с символами, воскрешающими очертания далеких галактик. Остин Спейр изобразил архитектуру космических измерений на рисунке, который я обнаружил на чердаке, а чародей Кроули оставил в одном из своих сочинений смутные намеки на звуковые системы, которые можно использовать как ключи к иным мирам. Один из членов Ложи Новой Изиды, знаток науки о звуках, помогал мне, поясняя их вибрации на основе странных мелодий. Этими ключами мы открывали врата в Туннели Сета. Буквы Гримуара напоминали эти ключи, но я бьи глубоко потрясен, когда заметил, что некоторые фразы написаны моим собственным почерком — в книге, пролежавшей здесь, на Ченсери-лейн, намного дольше, чем я прожил на свете как Кеннет Грант!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13