Они подошли к ней. Говорили тихо, поэтому мы ничего не слышали. Они помогли блондинке встать. Она не сопротивлялась. Ей помогали спортивный парень и девушка. Они посадили ее в «бьюик» и закрыли двери. Худой сел за руль. Машина тронулась с места, и когда они доехали до следующей гряды, то мчались уже со скоростью семьдесят миль в час.– Что вы сделали после этого?– Тут же спустились и сели в мою машину. Я выехал на дорогу, остановился около канавы. Осветил зажигалкой лицо парня в белом пиджаке, понял, что он мертв. Я не хотел, чтобы Рути видела его. Иногда по этой дороге машины идут очень редко, через полчаса. Я быстро приехал домой и позвонил вам. Это было в двадцать пять минут десятого. Затем мы вернулись сюда, чтобы встретить вас и все рассказать.– Вы не заметили номера на «бьюике»?– Нет, шериф. Могу только сказать, что машина не из этого штата, но из какого, не знаю.– Хочу поблагодарить тебя, Говард, и тебя, Рут, за помощь следствию.Маленькая красная лампочка погасла.– Мы можем идти, шериф? – спросил Говард.– Да.– Я попаду в газеты? – улыбаясь, спросила Рут.– Конечно, дорогая, – ответил один из репортеров.– Может, ответите еще на пару вопросов, ребята?– Конечно, – согласилась девушка.Кемп слышал, как один журналист сказал:– Ал, неплохо сказано: «собачья стая». Только «волчья стая» мне больше нравится! Преступление «Волчьей стаи».– Это третье убийство на счету «Волчьей стаи», если это те же самые.– Что ты имеешь в виду «если»? Все сходится. Ал. Усвальд, Нашвилл, та же самая компания. Завтра, дружище, пресса, радио и телевидение будут...Голос репортера затих в летней ночи, Кемп ускорил шаг, чтобы догнать Тосса и Рэзонера.Тосс говорил:– ...может также попыжиться, пока у него есть шанс. ФБР уже занимается ими. Но, пока он главный, старому Гусу лучше не оступаться, иначе с него сдерут кожу. Кемп? Поехали в город. Садитесь.Он опять сидел между полицейскими. Водитель развернулся. Даллас Кемп чувствовал, что его тело словно одеревенело.– Эти люди... они забрали Хелен.– И деньги, Кемп.– Что вы собираетесь делать?– Попытаемся задержать их. Главный фокус, как их найти?– Я слышал репортеров. Они говорили, что будто этих людей... разыскивают за другие дела.Рэзонер внезапно невесело рассмеялся.– За другие убийства. Вы что, не читаете газет?– Я...я что-то не припоминаю. На Юго-Западе?– В Техасе, затем в Теннеси и теперь здесь, – объяснил капитан Тосс.– Если до сегодняшнего вечера они еще не являлись самыми опасными преступниками в Штатах, то теперь они ими стали. Трое мужчин и девушка. И мы их еще не знаем. Сегодня вечером нам очень повезло – свидетели, приметы.– Не понимаю, – произнес Кемп. – Что эти люди делают? Почему? Кто они?– Эти ребята усложняют нашу жизнь, – ответил Тосс. – В их действиях отсутствуют смысл и логика. Может, они откуда-то выскочили и внезапно решили начать войну с обществом. Я не знаю мотивов. Готов держать пари, что они и сами этого не знают. Они не грабят, а «резвятся» и постараются принести как можно больше вреда. Если они будут действовать хитро, то сумеют натворить немало, прежде чем их поймают... В этом я уверен на все двести процентов. Никто не знает, где и когда они снова объявятся. Судя по всему, движутся они на северо-восток. Вчера их разыскивала полиция восьми штатов.– Наверное, мне следует... рассказать все родителям Хелен, – пробормотал Кемп.– Не беспокойтесь, – успокоил его Рэзонер.– Что вы хотите сказать?– В «олдсе» нашли ее сумочку с документами. Гус не дурак, он знает, кто такие Вистеры. Первым делом он послал к ним своего помощника и ничего не сообщил прессе. Потом появится на сцене со стадом газетчиков и выжмет из ситуации все, что возможно.– А вдруг она сильно ударилась? – с тревогой спросил Даллас Кемп.– Единственное, что вы и ее родители можете сделать, – это молиться.Они отправились в управление. Капитан Тосс хотел немедленно доложить шефу полиции. Кемп больше не был им нужен. Он сел в свою машину и поехал к Вистерам. По дороге включил новости местной радиостанции:– ...убили Арнольда Крауна, владельца местной заправочной станции, и похитили его знакомую, мисс Хелен Вистер, единственную дочь известной в Монро семьи. Убийство и похищение произошли на пустынном участке 813-го шоссе, примерно в десяти милях к востоку от города около девяти с четвертью вечера. Преступление совершили трое мужчин и женщина. Шериф Густав Карби заявил, что вне всяких сомнений это та же четверка, которая в прошлый вторник убила продавца около Увальда и совершила вчера еще одно убийство поблизости от Нашвилла. На дорогах выставлены полицейские патрули. Ожидается, что четверо преступников заперты в районе...Кемп выключил радио. От ровного голоса диктора происшедшее не могло стать реальнее. В этом кошмаре присутствовало безликое зло молнии, ударившей в Хелен. Жизнь без нее для Далласа Кемпа теряла всякий смысл. Какая чудовищная несправедливость! Такие люди должны существовать только в книгах. Они не имеют права вторгаться в нашу жизнь и отнимать у нас самое дорогое! Они с Хелен так здорово все задумали! До свадьбы оставалось всего девятнадцать дней. Даллас уже заказал билеты в Мехико и номер в «Хилтон-Континентале». Нет, не может быть! Все это кошмарный сон!Когда он приедет к Вистерам, Хелен будет ждать его дома.Перед домом Вистеров стояли машины. Кемп увидел искаженное горем лицо Джейн Вистер. По ее щекам градом катились слезы, Мать Хелен внезапно состарилась – она выглядела так, словно ей было 70 лет. Глава 6 ДНЕВНИК ДОМА СМЕРТИВ Ларедо уже стояла жара. Джон и Кэти Пинелли вели себя чрезвычайно вежливо по отношению друг к другу и ко мне. Как я уже сказал, мы пробыли в этом городке полтора дня. Можно было и не останавливаться в Ларедо так долго. Я еще раз тщательно проверил черный «крайслер». Для того чтобы Кэти могла достать легкую одежду, пришлось разгрузить и вновь загрузить весь багаж.Ее вкусы в одежде были странными. В Нью-Йорке Кэти носила дорогие, солидные туалеты. Но в дороге, по мере того, как она становилась все более непринужденной, ее пристрастия менялись. Может, сказывались годы, проведенные в Голливуде. А может быть, одежда, которую она носила в Ларедо, служила каким-то непонятным для меня наказанием Джона Пинелли. Что-то у них сломалось, и сломалось окончательно. Я чувствовал, что их отношения никогда не станут прежними. Этот разлом изменил и цель поездки, и все остальное. Наше путешествие стало совсем другим, словно мы забыли, куда и зачем едем.Когда Кэти собралась заняться покупками в центре Ларедо, я подумал, что мне предстоит стать свидетелем веселого зрелища. На ней были желтоватого цвета шорты в обтяжку и желтая шелковая кофта с длинными рукавами и китайским воротником. На голове белая соломенная шляпа, как у кули, на руках белые перчатки, а на ногах красные туфли на шпильках. Еще Кэти надела солнцезащитные очки в красной оправе. Говорю вам, когда она вышла из машины, она произвела эффект разорвавшейся бомбы. Челюсти у обывателей отвисли, а шеи вытягивались, когда она, не обращая на них никакого внимания, шла мимо. Не знаю, что она хотела доказать, и не думаю, что ей удалось бы доказать что-то. Как бы там ни было, ее маленькие ножки были великолепны, и ни одна женщина не могла похвастать такой походкой.В машине было жарко. Я решил подождать в тени. Кэти отсутствовала почти час, и когда вышла из магазина, я сразу увидел ее. Кэти несла пакет, завернутый в серебряную бумагу. Она шла ко мне, очаровательная, словно куколка, покачивая бедрами. Я улыбнулся, но Кэти не ответила на улыбку. Когда я открыл для нее дверцу машины, она сняла очки. На меня смотрели глаза женщины, которой исполнилось десять тысяч лет.– Купили что-нибудь хорошее? – спросил я.– Что за вонючий, жаркий город! Пока я не умерла, отвезите меня домой, Стассен.По дороге я не нашел темы для разговора. Утром мы выехали довольно рано. Кажется, к половине десятого уже позавтракали и переехали через реку. На таможне пришлось разгрузить багаж и внести все вовнутрь, затем вынести все чемоданы и опять загрузить их в машину. Ни Кэти, ни ее муж лаже пальцем не пошевелили, чтобы помочь мне.Итак, я включил кондиционер, и мы устремились по коричневой мексиканской земле к Мехико. Мотор ровно урчал, машина плавно покачивалась и мы словно дрейфовали в молчаливой прохладе. Стрелка спидометра стояла на 70. Мир за окнами был похож на плохо снятый серый немой кинофильм. Джон Пинелли дремал на заднем сиденье. На Кэти были желтовато-зеленые шорты, золотые сандалии, блузка в зеленую с белой полоску и очень темные очки в зеленой оправе. На ее ноги попадал холодный воздух из кондиционера, по-моему, поэтому она поставила их на сиденье и повернула колени ко мне. Упоминал ли я раньше о руках Кэти? Это крестьянские руки с широкими толстыми ладонями и короткими пальцами. Руки были мягкими и холеными, но никакой уход не мог скрыть их простецкой формы. Очень длинные, изогнутые ногти мало в этом помогали. Но вы обращали на это внимание, только пристально вглядевшись. Стопы ног тоже были широкими и отекшими.Не знаю, что в то утро происходило в голове Кэти, но в машине повисла почти осязаемая ненависть. Кроме ненависти, тут еще витала какая-то болезнь. Эта болезнь засела в голове Кэти, и она заразила ею меня. Кэти передала мне часть того, что мир сделал с ней.Я вел машину. В 10.10 мои руки крепко держали баранку. Внезапно ее маленькая пухлая ручка прокралась своими толстыми пальцами на мое правое бедро, словно большое мягкое насекомое. * * * Я перестал описывать эту сцену. Нужно время, чтобы обдумать ее самому. Наверное, смешно, что я уйду из жизни, так и не поняв, что же тогда произошло. Да, я учился в колледже. Я изучал различные философские школы, постигал усилия человека понять себя в окружающем мире. На одной чаше весов расположились те, кто говорит, что мы продукт химических реакций, а то, что мы называем мыслью, – полностью очищенные инстинкты. На другой чаше – теория, что человек создан по подобию Бога и поэтому божествен. Индивид – результат наследственности, окружения и еще чего-то.Я тоже думал об этом, выступал на семинарах и собраниях. Но до последних нескольких недель эти мысли носили отвлеченный характер. Что такое "я"? У меня есть имя – Кирби Палмер Стассен (назовите мое имя много раз, и эти слова станут бессмысленными). Имя – ненадежный ярлык и плохое средство самовыражения. Я существовал, я двигался во времени и пространстве без всяких мыслей. Не я вошел в мир, а мир – в меня. Мои чувства, голова и эмоции – все было примитивно просто.За последний гол жизни я совершил преступления против общества. Но, хотя преступления совершены мной, точнее было бы сказано, что они случились со мной. Я видел, как действуют на маленькой, ярко освещенной сцене раскрашенные фигурки, дергающиеся на ниточках и издающие нелепые звуки. То, что называется "я", играет на сцене в каждом действии – главное действующее лицо этой бессмысленной драмы.Пока я думал над этим, принесли обед. Я был голоден, я ел. В этом смысле "я" – организм, превращающий пищу в энергию посредством заглатывания, разжевывания и химических реакций. Другое "я" спит, восстанавливает силы. Третье "я" спало с женщинами и говорило с великой уверенностью о вечности. Сознание запечатлевало миллион миллионов вещей. Память – игрушечный экскаватор, который копает наугад и выносит в ковше не более десяти процентов того, что там должно быть.Большинство людей быстро прекращают искать ответ на загадку своего существования. У них начинает болеть голова. Они отправляются играть в мужские игры, с рвением гоняются за долларами, сидят в клубе и тянут к себе все, что можно. Если их заставить задуматься о себе по-настоящему, они скажут, что самокопание – бессмысленное дело, занятие для дураков.Мне не дали достаточно времени для разрешения больших загадок, но я могу забавляться малыми. После моего, извините за выражение, участия а деятельности «Волчьей стаи» кажется очень странным, что я испытываю отвращение, описывая то, что Кэти Китс сделала со мной. Ну скажите, какая разница, если я испишу несколько листов бумаги непристойностями? Ведь меня все равно пристегнут ремнями и убьют током. Я не могу подробно описывать то, что произошло после пересечения границы. Во многих отношениях я жеманный, не в меру щепетильный человек. Убийца, но щепетильный.Она дрессировала меня, как зверя в цирке, при этом с меньшим уважением, чем оказывают животным. Почувствовав ее руку, я автоматически накрыл ее своей. Кэти отдернула руку. Урок первый – руку нельзя трогать. Урок второй – нельзя смотреть на нее даже долю секунды. Ее губы неподвижны, на лице отсутствует всякое выражение, глаза невидимы за темными стеклами очков. Урок третий – ошибки при вождении не позволены.Помню, я смотрел далеко вперед, туда, где дорога плавится в воздушных потоках. Я попытался освободиться от телесных ощущений. Я знал, как можно ее остановить, но, находясь в плену болезненного очарования, был бессилен что-то сделать. Я твердил себе, что она делает глупые, детские, грязные вещи. Кэти повернулась, чтобы смотреть прямо в лицо спящему мужу. Я перепугался. Я чувствовал себя ребенком, которого купает испорченная нянька. Я почти ощущал, как что-то невыразимое рождается в ее сознании. Я оказался рядом с незнакомыми людьми, которых не мог понять. Я думал, что на следующей остановке брошу их и они больше никогда не встретят меня. Видит Бог, я хотел, чтобы моя решимость не ослабла.На убаюкивающей скорости в 70 миль в час машина скользила через выгоревший, как на передержанной пленке, пейзаж.Отодвинувшись как можно дальше от меня, Кэти свернулась в клубок и заснула, положив голову на маленькую малиновую подушечку. Джон Пинелли проснулся, откашлялся и спросил, где мы находимся. Дрессированное животное Кирби ответило голосом слуги.Новые мотели в Мексике позволяют американскому туристу покидать свою страну с уверенностью, что ему не придется привыкать к чужому образу жизни. Его успокаивает та же самая банальная «смелая» архитектура, те же самые большие асфальтированные автостоянки, смесители, пружинные замки и ковры во всю стену. Если не смотреть из окна мотеля, не испытываешь тоски от вида обожженных гор, перегруженных осликов и коричневых босых genie Людей (исп.).

.В самом свежем путеводителе написано, что следующий мотель расположен только в 60 милях. Портье улыбнулся, поклонился и сказал, что мест нет и что он не может нас устроить. Я вернулся к машине и сказал об этом Пинелли. Кэти быстро вышла из «крайслера», и я поплелся за ней в здание конторы. Она подошла к стойке в своих зеленых шортах, бело-зеленой блузке, темных очках в зеленой оправе и золотых сандалиях.Вытащив из кошелька пачку денег, она положила на стойку двадцатидолларовую банкноту и произнесла ледяным тоном:– Сегодня я проехала очень много миль. – Она положила на первую банкноту вторую и добавила: – Я устала, и мы остановимся здесь. – Бросив третью купюру, Кэти закончила: – Нам нужен двухместный номер с двуспальной кроватью, номер для одного, отдельный, и немедленно лед.– Да, сеньорита, – улыбаясь и кланяясь, залебезил портье. – Да, конечно.Он шипел, словно гадюка. Вышел мальчик и помог мне с чемоданами. Когда мы возвращались к машине, я заметил:– Если вы хотите, чтобы я действовал так...– Вы не сможете, – сказала Кэти. – Вы не знаете, чего ожидать. Я все время следила за его глазами.Эти ее слова оказались последними в первый день нашего пребывания в Мексике. Я решил, что ненавижу Кэти (наверно, подопытные собаки тоже ненавидели Павлова). Я чувствовал себя так, словно меня вываляли в грязи. Она знала, как можно повелевать мною, как унизить мое мужское достоинство, как сделать меня своей вещью. Она выпачкала мой образ, который сложился в моем воображении, – умного, немного наивного, слегка мрачного, агрессивного, обаятельного молодого человека, отправившегося в безумное путешествие в надежде наставить рога мужу-режиссеру, рыхлому, бело-розовому Джону Пинелли.В мотеле был бар, в котором я напился. Я врал, как Мюнхгаузен, двум студенткам из Техасского университета, отдыхающим на весенних каникулах. Мне удалось завлечь к себе в номер одну из них, ту, которая была крупнее. Я прихватил бутылку. Опьянев, я сказал себе, что она будет превосходным лекарством от того, что сделала со мной Кэти. Девушка оказалась проворной и мускулистой. Спокойно она выносила только невинные ласки, а чуть что начинала извиваться и хохотать, как сумасшедшая, выставляя при этом твердые коричневые локти и колени. После того как я кончил с ней, я чувствовал себя так, будто скатился с длинной лестницы.К 10.30 мы выехали из мотеля. У меня болела голова. Джон Пинелли простыл. Кэти надела белые шорты, черную блузку, красные сандалии и солнцезащитные очки в белой оправе.Я поклялся, что не позволю ей опять играть в эту отвратительную игру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21