– Не делай этого. Скажи мне, что я дерьмо, что мы никогда не научимся доверять друг другу. Я не буду спорить, если даже ты скажешь, что не сможешь быть приемной матерью моим детям. Но только не говори, что не любишь меня – в это я не поверю.
– Я боюсь, – прошептала Грейс.
Джек усмехнулся и с нежностью произнес:
– Это ты боишься? Бесстрашная-юная-женщина-на-летающей-трапеции?
– Ничто не изменилось.
– И именно это останавливает тебя? То, что мы никогда не были идеальной парой?
– О, Джек! Нам будет нелегко.
– Почему?
– Я предала тебя. Ты предал меня.
– И мы снова сделаем это, вне всякого сомнения.
– Твои дети…
– Ты опять за старое? – улыбнулся он.
– Ханна говорила тебе, что приходила ко мне? Джек покачал отрицательно головой.
– Нет, но я не удивлен. Она все время спрашивала о тебе. Жуткая надоеда!
– А Крис на днях сказал, что если мы с тобой помиримся, Ханна будет его сестрой, и это будет очень здорово.
– А ты что думаешь? – небрежно спросил Джек. Грейс почувствовала, что его руки стиснули ее еще крепче. Джек заглянул ей в глаза в поисках ответа.
Но какой же ответ она ему даст? Да и знает ли сама этот ответ?
– Джек, ты просишь меня выйти за тебя замуж?
Она с замиранием сердца ждала, тело стало невесомым, легким, подобным морской пене. Почему он ничего не говорит?
И тут Джек заговорил – но не словами, а руками, всем телом. Сжимая ее в объятиях, шепча, зарываясь в ее волосы…
– Да, черт возьми, если… если ты примешь меня. – Он откинулся на спинку кресла и прищурился. – Вообще-то я рискнул и заказал номер для новобрачных в "Бристоле".
– Ты хочешь сказать, что у нас будет медовый месяц до свадьбы? С тобой все возможно…
Она смеялась и плакала одновременно. И теперь ей было совершенно наплевать, кто там на нее смотрит.
– Для человека, который зарабатывает на жизнь словами, я порой не очень силен в выражении своих чувств, – сказал Джек низким голосом – голосом человека, похожего на замечательную книгу, которую хочется читать бесконечно. – Но одно я могу сказать… Я люблю тебя, Грейс! Люблю тебя так сильно, что сойду с ума, если придется провести остаток жизни без тебя.
Грейс подумала, что если самолет неожиданно упадет, она, наверное, и не заметит этого: сейчас она была так далеко отсюда – на седьмом небе.
Вдруг она схватила туго набитую сумочку и стала рыться в ней – кошелек, паспорт, солнечные очки, визитные карточки, ключи, маленький магнитофон, три шариковые ручки «Юниболл» и любительский снимок Джека, который она забыла – а скорее всего не удосужилась – выбросить…
– Грейс, ты что? – встревоженно спросил Джек. Золотоволосая стюардесса уже не отрывала от нее глаз – будто плачущая женщина может искать в своей сумочке только пистолет. Грейс подняла глаза и увидела, что табло "Застегните ремни" погасло.
– Все в порядке. – Она схватила свою кредитную карточку и обтрепанную записную книжку, которую искала. – Я сейчас вернусь.
Грейс испытала новый прилив сил, когда протиснулась мимо Джека и направилась к авиателефону, висевшему перед кабиной пилотов.
Видишь, сказала она себе, вставляя кредитную карточку в щель аппарата и набирая номер, в конце концов это не так уж трудно. А может быть, это оказалось не трудным именно потому, что она звонила в «Ланкастер», чтобы отменить заказ на одноместный номер с окнами во двор.
После этого Грейс успокоилась. Она держала Джека за руку, пока франкфуртские небоскребы не превратились в малюсенькие кубики и зеленые немецкие поля не уступили место аккуратно сшитому лоскутному одеялу полей Шампани. Она больше не боялась, что самолет разобьется.
Если есть какая-то волшебная сила, которая удерживает в воздухе этот многотонный лайнер, думала она, ее хватит, чтобы женщина весом в пятьдесят пять килограммов снова воспарила над пропастью.
29
Из окон кабинета на втором этаже Корделия хорошо видела Гейба, стоявшего на деревянной лестнице и подвязывавшего вьющиеся розы к шпалерам.
Сейчас на нем не было шляпы цвета хаки. Солнечный луч раннего лета, пробивавшийся сквозь ветки разросшегося тюльпанного дерева, лежал, как дружеская рука, на его голубой рабочей рубашке. Гейб работал размеренно и неторопливо.
После смерти Юджина Корделия ощущала в себе полную пустоту, как будто была морской ракушкой, выброшенной волной на берег. Но если она потеряет Гейба, худшим наказанием для нее будет сознание того, что она сама в этом виновата.
И тем не менее что еще она могла сделать? Выйти за него замуж?
Корделия сидела за изящным столиком с инкрустацией в виде крошечных птиц и цветущих яблоневых веток. Еще восемь дней, думала она. Библиотека, ради которой пришлось объехать полконтинента в поисках денег, воевать со сталелитейщиками, каменщиками, водопроводчиками, инспекторами по строительству, которая на протяжении полутора лет поднималась вверх на ее глазах, превратившись в конце концов в настоящее чудо из камня и сверкающего стекла, – эта библиотека будет открыта через восемь дней!
Но при всем волнении, которое Корделия, естественно, испытывала сейчас, перед ее мысленным взором все время вставало лицо Гейба, сделавшего ей предложение накануне вечером. В его темно-коричневых глазах светилась еле заметная ирония, вокруг рта были заметны небольшие морщинки. Гейб как будто знал, какой ответ ждет его.
"Я буду счастлива с ним… несколько лет – может быть, пять или десять. А что потом? Превращусь в старуху на седьмом десятке, в то время как Гейб все еще будет энергичным мужчиной, почти в расцвете сил. И он попадет в ловушку – может быть, ему придется возить меня в инвалидном кресле, резать еду на маленькие кусочки, относить на руках по вечерам в кровать".
Кровать…
Жар разлился по телу Корделии. Она вспомнила, как Гейб раздел ее в первый раз и как неловко она чувствовала себя вначале. Как краснела за морщины, за дряблость тела, которое никогда уже снова не станет упругим, сколько бы раз она ни заставляла себя приседать и задирать ноги в салоне Люсиль Робертс, куда Сисси как-то затащила мать. И как Гейб, милый Гейб, успокоил ее поцелуем. Не одним, а многими поцелуями – которыми он осыпал ее лицо, шею, плечи и грудь, как сладостным дождем.
– Как бы я хотела быть снова молодой… для тебя, – прошептала она тогда.
– Ты сейчас красивее, чем когда-либо, – успокоил ее Гейб и, улыбнувшись, убрал мозолистой ладонью седой локон с ее разгоряченного виска. – Я бы не уступил никому ни единой твоей морщинки.
О, как же собственное тело поразило ее! Оно уже забыло о том, что такое вынашивать детей, и не было плодородной нивой, куда мужчина мог бросить свое семя и наблюдать, как оно прорастает… Но все еще было способно глубоко чувствовать и не боялось искать новых ощущений.
Однако сейчас, сидя в кабинете, Корделия задумалась, как долго может продлиться эта страсть, это упоение друг другом. Внезапно словно холодный ветер ворвался в открытое окно, и она задрожала. Когда она перестанет быть женщиной чуть старше среднего возраста, а по-настоящему превратится в дряхлую и беспомощную старуху, будет ли Гейб так же любить ее?
А Сисси? Корделия могла представить, как та ходит с таким видом, будто с ней случилось страшное несчастье.
И, конечно, Сисси будет прислушиваться к злорадному хихиканью и шушуканью о том, что у нее вдобавок к двум оставшимся без отца детям есть еще и потерявшая на старости лет рассудок мать.
Тем не менее Грейс – дочь, о которой она всегда думала, что та совсем не понимает ее, – вероятно, окажется самым горячим и, возможно, единственным ее сторонником, выйди Корделия замуж за Гейба. Ей бы Гейб понравился. Она понимает, что такой брак нельзя объяснить ни материальными выгодами, ни помешательством Корделии. "Она поймет меня и в том случае, если я решу не выходить замуж за Гейба". Именно Грейс писала ей в прошлом году, что для нее брак означает не только партнерство двух людей: он включает в себя детей, сестер, братьев, родителей – это что-то вроде объединения близких людей.
Грейс! Корделия почувствовала, как солнечное пятно, ползущее по выцветшим бледно-желтым обоям, согрело ее своим теплом. Захватили воспоминания о свадьбе Грейс, состоявшейся на позапрошлое Рождество. Она полетела тогда в Нью-Йорк на свадебную церемонию, зная лишь, что свадьба будет скромной, но ей не сообщили, чего следует ожидать… И как же чудесно все было! Включая синагогу, которую Грейс и Джек выбрали для церемонии – великолепный старый памятник Нижнего Истсайда. Находившаяся сейчас на реставрации, холодная, немного обветшавшая, она была тем не менее прекрасной оправой для ее старшей дочери, всегда стремившейся плыть против течения. Даже свадебное платье Грейс было необычным – по крайней мере, для этого континента – простое, до колен, прелестного бирюзового цвета, крытое тончайшим шелком. Позднее Грейс призналась, что купила этот шелк в магазине индийских сари на Лексингтон авеню.
На церемонии не было ни подружек невесты, ни шафера. Присутствовали только дети Грейс и Джека, похожие на букет поздних роз в руках невесты. Корделия улыбнулась, вспомнив, как неловко чувствовал себя Крис в костюме и галстуке – и все же было видно, что ему нравится вся эта затея. Дочь Джека, Ханна, в темно-зеленом бархатном платье, с забранными наверх прекрасными волосами напомнила Корделии девушек из романов Э.М.Форстера. А сын Джека выглядел таким красивым, что мог сойти за жениха. Только он не улыбался. Кажется, Грейс говорила, что он был трудным ребенком, что сейчас Бен лечится у психотерапевта и что отец часто сопровождает его на прием к врачу. И все же по тому, как Джек прижал к себе и обнял своих детей в конце церемонии – после того как поцеловал Грейс, – было видно, что он горячо любит обоих.
На небольшом приеме в доме Грейс горстка гостей наблюдала, как она и Джек танцуют первый танец. А когда джазовый дуэт заиграл «Теннесси-вальс», Джек пустился вальсировать с Ханной. Ханна, хохоча, сбросила лакированные туфельки и аккуратно поставила ступни на ботинки отца – и тот закрутил ее в стремительном танце! У Корделии навернулись слезы, когда она увидела отца и дочь вместе. О, если бы Джин дожил до этого дня! Если б смог увидеть Грейс, счастливую с новым мужем, принятую его семьей! Он был бы так же счастлив увидеть Нолу, которая чувствовала себя своим человеком, непринужденно беседовала с друзьями Грейс и вела себя как частый гость в этом доме. Хотя Корделия до сих пор не знала, как ей общаться с Нолой, и держалась от той на расстоянии, она частенько ловила себя на том, что смотрит на Нолу и Грейс, стоявших рядом, тихонько переговаривавшихся или смеявшихся какой-то шутке. Они как сестры, подумала Корделия, с горечью пожалев о том, что Сисси – ее головная боль – не приняла приглашение Грейс.
Корделия, занятая по горло строительством библиотеки, не видела старшую дочь со времени последнего визита в Нью-Йорк. До церемонии открытия осталось меньше недели, и Грейс с семьей приедет к ней в гости – это будет ее первая поездка в Блессинг за почти четыре года.
Она приказала Нетте приготовить старую комнату Грейс и поставить раскладную кровать для Криса в детской. Ханна сможет спать в комнате Сисси. Это наверняка обидит ее младшую дочь, которая до сих пор ворчит, что "ее выгнали на мороз" – так она отозвалась об отказе матери принять ее обратно в дом. Вот и хорошо. Корделия слегка улыбнулась, подумав про себя, что Сисси давно пора понять: она не является центром вселенной.
Да кроме того, Сисси справится. Посмотрите, какого прогресса она уже достигла со времени своего развода – устроилась ассистентом в начальную школу и теперь ведет дополнительные занятия по чтению с бедными учениками, преимущественно темнокожими. Юджин, подумала Корделия, гордился бы дочерью. К тому же Сисси похудела по крайней мере на пять килограммов – и это только начало.
Она снова выглянула в окно и заметила, что Гейб и его стремянка исчезли; только аккуратно сложенная на траве кучка обрезков веток напоминала о том, что он здесь был. Когда она сообщит Гейбу, что не может выйти за него замуж, захочет ли он прийти на открытие библиотеки?
У нее в горле застрял комок, и показалось, что в ушах что-то зашелестело. Вспомнились мешочки с засушенными цветками сирени и лепестками роз, засунутые во все ящики шкафа… Они издавали точно такой же шелест, только мешочек в ее ушах был наполнен шепотом голосов. Голосов, убеждавших ее, почему она должна выйти замуж за Гейба…
"Он любит тебя. Ты любишь его.
Подумай о Джине, о том, как недолго вы были вместе. Нет и не будет никаких гарантий счастья. Живи настоящим, это единственное, что есть у тебя. Подумай о том, что ты можешь потерять…
Перестань жить разумом – хоть раз послушайся голоса сердца".
И снова она представила себе изумленные взгляды и холодный прием, с которыми ей и Гейбу придется столкнуться в Шейди-хилл, где издавна жила ее семья. Вспомнилось, как Люсинда Парментер заехала к ней на днях, чтобы забрать бегонии, пожертвованные Корделией на ежегодную выставку-продажу Клуба садоводов, и как старая курица чуть не упала в обморок при виде Гейба, сидевшего на кухне в восемь часов вечера в тенниске и пившего пиво.
– Умный поймет с полуслова, – прошептала она Корделии перед уходом. – Так вот, я знаю, что вы всегда были самостоятельной, моя дорогая. Но запомните, что не каждый будет так же, как я, снисходителен к вашему другу…
Нет, ничего не выйдет. Пора взглянуть в глаза реальности.
Корделия оттолкнула кресло и встала так резко, что потемнело в глазах. Она вспомнила, что сегодня еще не завтракала, и решила съесть что-нибудь. Вероятно, у Нетты осталась в холодильнике вчерашняя курица и сэндвичи с ветчиной. Да, и еще там был изумительный пирог с ревенем, буйно росшим на травянистых бордюрах в ее огороде.
Пикник – вот что она устроит. И там сообщит ему о своем решении.
Спустившись по лестнице, Корделия собрала корзинку со съестным и стравилась на поиски Гейба. Она нашла его на заднем дворе около сарая с инвентарем. Он чистил и смазывал ножницы, точил пилу и одновременно добродушно спорил с Холлис о преимуществах навоза перед химическими удобрениями. Мочки ушей и его выступающая переносица загорели. Кто бы подумал, что этим летом жара наступит так рано? Внезапно она почувствовала, что ей слишком жарко в легкой хлопчатобумажной блузке и габардиновых брюках.
– Я собрала нам ленч, – сказала она, протягивая Гейбу корзинку, – давай поедим в беседке, там попрохладнее.
Гейб, протиравший замшевой тряпицей пилу, поднял голову и бросил на нее мимолетный вопрошающий взгляд. На его лице появилась милая, понимающая улыбка, он кивнул задумчиво. Корделия смотрела, как он моет руки под садовым шлангом. Кусочек мыла лежал на небольшом каменном выступе над водопроводным краном. Капли воды еще не просохли на покрасневших костяшках пальцев, когда Гейб взял у нее корзинку и они направились по дорожке вдоль только что посаженного огорода с рядами рассады, вдоль грядки с клубникой и низкой ограды, с которой свисали плети вьющихся роз, наперстянки и дельфиниума.
Остановившись рядом с решетчатой беседкой, Корделия ощутила острую боль при мысли о том, что ей придется сказать.
Гейб заранее очистил скамейки от пыли и опавших листьев, смел паутину с решеток, как будто знал, что Корделия захочет придти сюда сегодня.
Сердце у нее защемило от боли. Ей суждено любить человека, который не сможет стать частью ее мира… Человека умного и доброго. Гейб постелил одну из салфеток, которые она принесла с собой, на скамейку, чтобы Корделия могла сесть.
– Ты сделал хорошее дело.
Она показала на плакучую иву, ветки которой Гейб обрезал прошлой весной, заметив, что ему удалось подровнять дерево, сохранив при этом его естественные плавные линии.
Гейб кивнул головой и взял у нее куриную ножку.
– Я замазал смолой срезы, чтобы они не "кровоточили".
Солнечные лучи, падавшие сквозь решетку, рассыпались сверкающими алмазами на вытертых носках его рабочих ботинок. Корделия понимала, что должна сказать Гейбу о своем решении, и почти физически страдала от этого. Или он уже догадался?
Должен был догадаться.
– Помню, когда мы возвратились сюда, девочки и я, после того, как Джин… ну, когда мама стала нуждаться в уходе. Грейс тогда было почти четырнадцать, и мальчики для нее еще не существовали. Она проводила все время в пруду, вылавливая головастиков и Бог знает что еще.
– Ты, наверное, нервничаешь из-за того, что Грейс приезжает сюда через столько лет?
Удивительно. Любой другой предположил бы, что она ждет приезда Грейс, но Гейб знал ее слишком хорошо.
– Немного нервничаю. – Корделия улыбнулась, заметив светлые линии морщин в уголках его глаз. – Да, она пригласила меня на свою свадьбу, но, кажется, не до конца простила за то, что я была ее матерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Я боюсь, – прошептала Грейс.
Джек усмехнулся и с нежностью произнес:
– Это ты боишься? Бесстрашная-юная-женщина-на-летающей-трапеции?
– Ничто не изменилось.
– И именно это останавливает тебя? То, что мы никогда не были идеальной парой?
– О, Джек! Нам будет нелегко.
– Почему?
– Я предала тебя. Ты предал меня.
– И мы снова сделаем это, вне всякого сомнения.
– Твои дети…
– Ты опять за старое? – улыбнулся он.
– Ханна говорила тебе, что приходила ко мне? Джек покачал отрицательно головой.
– Нет, но я не удивлен. Она все время спрашивала о тебе. Жуткая надоеда!
– А Крис на днях сказал, что если мы с тобой помиримся, Ханна будет его сестрой, и это будет очень здорово.
– А ты что думаешь? – небрежно спросил Джек. Грейс почувствовала, что его руки стиснули ее еще крепче. Джек заглянул ей в глаза в поисках ответа.
Но какой же ответ она ему даст? Да и знает ли сама этот ответ?
– Джек, ты просишь меня выйти за тебя замуж?
Она с замиранием сердца ждала, тело стало невесомым, легким, подобным морской пене. Почему он ничего не говорит?
И тут Джек заговорил – но не словами, а руками, всем телом. Сжимая ее в объятиях, шепча, зарываясь в ее волосы…
– Да, черт возьми, если… если ты примешь меня. – Он откинулся на спинку кресла и прищурился. – Вообще-то я рискнул и заказал номер для новобрачных в "Бристоле".
– Ты хочешь сказать, что у нас будет медовый месяц до свадьбы? С тобой все возможно…
Она смеялась и плакала одновременно. И теперь ей было совершенно наплевать, кто там на нее смотрит.
– Для человека, который зарабатывает на жизнь словами, я порой не очень силен в выражении своих чувств, – сказал Джек низким голосом – голосом человека, похожего на замечательную книгу, которую хочется читать бесконечно. – Но одно я могу сказать… Я люблю тебя, Грейс! Люблю тебя так сильно, что сойду с ума, если придется провести остаток жизни без тебя.
Грейс подумала, что если самолет неожиданно упадет, она, наверное, и не заметит этого: сейчас она была так далеко отсюда – на седьмом небе.
Вдруг она схватила туго набитую сумочку и стала рыться в ней – кошелек, паспорт, солнечные очки, визитные карточки, ключи, маленький магнитофон, три шариковые ручки «Юниболл» и любительский снимок Джека, который она забыла – а скорее всего не удосужилась – выбросить…
– Грейс, ты что? – встревоженно спросил Джек. Золотоволосая стюардесса уже не отрывала от нее глаз – будто плачущая женщина может искать в своей сумочке только пистолет. Грейс подняла глаза и увидела, что табло "Застегните ремни" погасло.
– Все в порядке. – Она схватила свою кредитную карточку и обтрепанную записную книжку, которую искала. – Я сейчас вернусь.
Грейс испытала новый прилив сил, когда протиснулась мимо Джека и направилась к авиателефону, висевшему перед кабиной пилотов.
Видишь, сказала она себе, вставляя кредитную карточку в щель аппарата и набирая номер, в конце концов это не так уж трудно. А может быть, это оказалось не трудным именно потому, что она звонила в «Ланкастер», чтобы отменить заказ на одноместный номер с окнами во двор.
После этого Грейс успокоилась. Она держала Джека за руку, пока франкфуртские небоскребы не превратились в малюсенькие кубики и зеленые немецкие поля не уступили место аккуратно сшитому лоскутному одеялу полей Шампани. Она больше не боялась, что самолет разобьется.
Если есть какая-то волшебная сила, которая удерживает в воздухе этот многотонный лайнер, думала она, ее хватит, чтобы женщина весом в пятьдесят пять килограммов снова воспарила над пропастью.
29
Из окон кабинета на втором этаже Корделия хорошо видела Гейба, стоявшего на деревянной лестнице и подвязывавшего вьющиеся розы к шпалерам.
Сейчас на нем не было шляпы цвета хаки. Солнечный луч раннего лета, пробивавшийся сквозь ветки разросшегося тюльпанного дерева, лежал, как дружеская рука, на его голубой рабочей рубашке. Гейб работал размеренно и неторопливо.
После смерти Юджина Корделия ощущала в себе полную пустоту, как будто была морской ракушкой, выброшенной волной на берег. Но если она потеряет Гейба, худшим наказанием для нее будет сознание того, что она сама в этом виновата.
И тем не менее что еще она могла сделать? Выйти за него замуж?
Корделия сидела за изящным столиком с инкрустацией в виде крошечных птиц и цветущих яблоневых веток. Еще восемь дней, думала она. Библиотека, ради которой пришлось объехать полконтинента в поисках денег, воевать со сталелитейщиками, каменщиками, водопроводчиками, инспекторами по строительству, которая на протяжении полутора лет поднималась вверх на ее глазах, превратившись в конце концов в настоящее чудо из камня и сверкающего стекла, – эта библиотека будет открыта через восемь дней!
Но при всем волнении, которое Корделия, естественно, испытывала сейчас, перед ее мысленным взором все время вставало лицо Гейба, сделавшего ей предложение накануне вечером. В его темно-коричневых глазах светилась еле заметная ирония, вокруг рта были заметны небольшие морщинки. Гейб как будто знал, какой ответ ждет его.
"Я буду счастлива с ним… несколько лет – может быть, пять или десять. А что потом? Превращусь в старуху на седьмом десятке, в то время как Гейб все еще будет энергичным мужчиной, почти в расцвете сил. И он попадет в ловушку – может быть, ему придется возить меня в инвалидном кресле, резать еду на маленькие кусочки, относить на руках по вечерам в кровать".
Кровать…
Жар разлился по телу Корделии. Она вспомнила, как Гейб раздел ее в первый раз и как неловко она чувствовала себя вначале. Как краснела за морщины, за дряблость тела, которое никогда уже снова не станет упругим, сколько бы раз она ни заставляла себя приседать и задирать ноги в салоне Люсиль Робертс, куда Сисси как-то затащила мать. И как Гейб, милый Гейб, успокоил ее поцелуем. Не одним, а многими поцелуями – которыми он осыпал ее лицо, шею, плечи и грудь, как сладостным дождем.
– Как бы я хотела быть снова молодой… для тебя, – прошептала она тогда.
– Ты сейчас красивее, чем когда-либо, – успокоил ее Гейб и, улыбнувшись, убрал мозолистой ладонью седой локон с ее разгоряченного виска. – Я бы не уступил никому ни единой твоей морщинки.
О, как же собственное тело поразило ее! Оно уже забыло о том, что такое вынашивать детей, и не было плодородной нивой, куда мужчина мог бросить свое семя и наблюдать, как оно прорастает… Но все еще было способно глубоко чувствовать и не боялось искать новых ощущений.
Однако сейчас, сидя в кабинете, Корделия задумалась, как долго может продлиться эта страсть, это упоение друг другом. Внезапно словно холодный ветер ворвался в открытое окно, и она задрожала. Когда она перестанет быть женщиной чуть старше среднего возраста, а по-настоящему превратится в дряхлую и беспомощную старуху, будет ли Гейб так же любить ее?
А Сисси? Корделия могла представить, как та ходит с таким видом, будто с ней случилось страшное несчастье.
И, конечно, Сисси будет прислушиваться к злорадному хихиканью и шушуканью о том, что у нее вдобавок к двум оставшимся без отца детям есть еще и потерявшая на старости лет рассудок мать.
Тем не менее Грейс – дочь, о которой она всегда думала, что та совсем не понимает ее, – вероятно, окажется самым горячим и, возможно, единственным ее сторонником, выйди Корделия замуж за Гейба. Ей бы Гейб понравился. Она понимает, что такой брак нельзя объяснить ни материальными выгодами, ни помешательством Корделии. "Она поймет меня и в том случае, если я решу не выходить замуж за Гейба". Именно Грейс писала ей в прошлом году, что для нее брак означает не только партнерство двух людей: он включает в себя детей, сестер, братьев, родителей – это что-то вроде объединения близких людей.
Грейс! Корделия почувствовала, как солнечное пятно, ползущее по выцветшим бледно-желтым обоям, согрело ее своим теплом. Захватили воспоминания о свадьбе Грейс, состоявшейся на позапрошлое Рождество. Она полетела тогда в Нью-Йорк на свадебную церемонию, зная лишь, что свадьба будет скромной, но ей не сообщили, чего следует ожидать… И как же чудесно все было! Включая синагогу, которую Грейс и Джек выбрали для церемонии – великолепный старый памятник Нижнего Истсайда. Находившаяся сейчас на реставрации, холодная, немного обветшавшая, она была тем не менее прекрасной оправой для ее старшей дочери, всегда стремившейся плыть против течения. Даже свадебное платье Грейс было необычным – по крайней мере, для этого континента – простое, до колен, прелестного бирюзового цвета, крытое тончайшим шелком. Позднее Грейс призналась, что купила этот шелк в магазине индийских сари на Лексингтон авеню.
На церемонии не было ни подружек невесты, ни шафера. Присутствовали только дети Грейс и Джека, похожие на букет поздних роз в руках невесты. Корделия улыбнулась, вспомнив, как неловко чувствовал себя Крис в костюме и галстуке – и все же было видно, что ему нравится вся эта затея. Дочь Джека, Ханна, в темно-зеленом бархатном платье, с забранными наверх прекрасными волосами напомнила Корделии девушек из романов Э.М.Форстера. А сын Джека выглядел таким красивым, что мог сойти за жениха. Только он не улыбался. Кажется, Грейс говорила, что он был трудным ребенком, что сейчас Бен лечится у психотерапевта и что отец часто сопровождает его на прием к врачу. И все же по тому, как Джек прижал к себе и обнял своих детей в конце церемонии – после того как поцеловал Грейс, – было видно, что он горячо любит обоих.
На небольшом приеме в доме Грейс горстка гостей наблюдала, как она и Джек танцуют первый танец. А когда джазовый дуэт заиграл «Теннесси-вальс», Джек пустился вальсировать с Ханной. Ханна, хохоча, сбросила лакированные туфельки и аккуратно поставила ступни на ботинки отца – и тот закрутил ее в стремительном танце! У Корделии навернулись слезы, когда она увидела отца и дочь вместе. О, если бы Джин дожил до этого дня! Если б смог увидеть Грейс, счастливую с новым мужем, принятую его семьей! Он был бы так же счастлив увидеть Нолу, которая чувствовала себя своим человеком, непринужденно беседовала с друзьями Грейс и вела себя как частый гость в этом доме. Хотя Корделия до сих пор не знала, как ей общаться с Нолой, и держалась от той на расстоянии, она частенько ловила себя на том, что смотрит на Нолу и Грейс, стоявших рядом, тихонько переговаривавшихся или смеявшихся какой-то шутке. Они как сестры, подумала Корделия, с горечью пожалев о том, что Сисси – ее головная боль – не приняла приглашение Грейс.
Корделия, занятая по горло строительством библиотеки, не видела старшую дочь со времени последнего визита в Нью-Йорк. До церемонии открытия осталось меньше недели, и Грейс с семьей приедет к ней в гости – это будет ее первая поездка в Блессинг за почти четыре года.
Она приказала Нетте приготовить старую комнату Грейс и поставить раскладную кровать для Криса в детской. Ханна сможет спать в комнате Сисси. Это наверняка обидит ее младшую дочь, которая до сих пор ворчит, что "ее выгнали на мороз" – так она отозвалась об отказе матери принять ее обратно в дом. Вот и хорошо. Корделия слегка улыбнулась, подумав про себя, что Сисси давно пора понять: она не является центром вселенной.
Да кроме того, Сисси справится. Посмотрите, какого прогресса она уже достигла со времени своего развода – устроилась ассистентом в начальную школу и теперь ведет дополнительные занятия по чтению с бедными учениками, преимущественно темнокожими. Юджин, подумала Корделия, гордился бы дочерью. К тому же Сисси похудела по крайней мере на пять килограммов – и это только начало.
Она снова выглянула в окно и заметила, что Гейб и его стремянка исчезли; только аккуратно сложенная на траве кучка обрезков веток напоминала о том, что он здесь был. Когда она сообщит Гейбу, что не может выйти за него замуж, захочет ли он прийти на открытие библиотеки?
У нее в горле застрял комок, и показалось, что в ушах что-то зашелестело. Вспомнились мешочки с засушенными цветками сирени и лепестками роз, засунутые во все ящики шкафа… Они издавали точно такой же шелест, только мешочек в ее ушах был наполнен шепотом голосов. Голосов, убеждавших ее, почему она должна выйти замуж за Гейба…
"Он любит тебя. Ты любишь его.
Подумай о Джине, о том, как недолго вы были вместе. Нет и не будет никаких гарантий счастья. Живи настоящим, это единственное, что есть у тебя. Подумай о том, что ты можешь потерять…
Перестань жить разумом – хоть раз послушайся голоса сердца".
И снова она представила себе изумленные взгляды и холодный прием, с которыми ей и Гейбу придется столкнуться в Шейди-хилл, где издавна жила ее семья. Вспомнилось, как Люсинда Парментер заехала к ней на днях, чтобы забрать бегонии, пожертвованные Корделией на ежегодную выставку-продажу Клуба садоводов, и как старая курица чуть не упала в обморок при виде Гейба, сидевшего на кухне в восемь часов вечера в тенниске и пившего пиво.
– Умный поймет с полуслова, – прошептала она Корделии перед уходом. – Так вот, я знаю, что вы всегда были самостоятельной, моя дорогая. Но запомните, что не каждый будет так же, как я, снисходителен к вашему другу…
Нет, ничего не выйдет. Пора взглянуть в глаза реальности.
Корделия оттолкнула кресло и встала так резко, что потемнело в глазах. Она вспомнила, что сегодня еще не завтракала, и решила съесть что-нибудь. Вероятно, у Нетты осталась в холодильнике вчерашняя курица и сэндвичи с ветчиной. Да, и еще там был изумительный пирог с ревенем, буйно росшим на травянистых бордюрах в ее огороде.
Пикник – вот что она устроит. И там сообщит ему о своем решении.
Спустившись по лестнице, Корделия собрала корзинку со съестным и стравилась на поиски Гейба. Она нашла его на заднем дворе около сарая с инвентарем. Он чистил и смазывал ножницы, точил пилу и одновременно добродушно спорил с Холлис о преимуществах навоза перед химическими удобрениями. Мочки ушей и его выступающая переносица загорели. Кто бы подумал, что этим летом жара наступит так рано? Внезапно она почувствовала, что ей слишком жарко в легкой хлопчатобумажной блузке и габардиновых брюках.
– Я собрала нам ленч, – сказала она, протягивая Гейбу корзинку, – давай поедим в беседке, там попрохладнее.
Гейб, протиравший замшевой тряпицей пилу, поднял голову и бросил на нее мимолетный вопрошающий взгляд. На его лице появилась милая, понимающая улыбка, он кивнул задумчиво. Корделия смотрела, как он моет руки под садовым шлангом. Кусочек мыла лежал на небольшом каменном выступе над водопроводным краном. Капли воды еще не просохли на покрасневших костяшках пальцев, когда Гейб взял у нее корзинку и они направились по дорожке вдоль только что посаженного огорода с рядами рассады, вдоль грядки с клубникой и низкой ограды, с которой свисали плети вьющихся роз, наперстянки и дельфиниума.
Остановившись рядом с решетчатой беседкой, Корделия ощутила острую боль при мысли о том, что ей придется сказать.
Гейб заранее очистил скамейки от пыли и опавших листьев, смел паутину с решеток, как будто знал, что Корделия захочет придти сюда сегодня.
Сердце у нее защемило от боли. Ей суждено любить человека, который не сможет стать частью ее мира… Человека умного и доброго. Гейб постелил одну из салфеток, которые она принесла с собой, на скамейку, чтобы Корделия могла сесть.
– Ты сделал хорошее дело.
Она показала на плакучую иву, ветки которой Гейб обрезал прошлой весной, заметив, что ему удалось подровнять дерево, сохранив при этом его естественные плавные линии.
Гейб кивнул головой и взял у нее куриную ножку.
– Я замазал смолой срезы, чтобы они не "кровоточили".
Солнечные лучи, падавшие сквозь решетку, рассыпались сверкающими алмазами на вытертых носках его рабочих ботинок. Корделия понимала, что должна сказать Гейбу о своем решении, и почти физически страдала от этого. Или он уже догадался?
Должен был догадаться.
– Помню, когда мы возвратились сюда, девочки и я, после того, как Джин… ну, когда мама стала нуждаться в уходе. Грейс тогда было почти четырнадцать, и мальчики для нее еще не существовали. Она проводила все время в пруду, вылавливая головастиков и Бог знает что еще.
– Ты, наверное, нервничаешь из-за того, что Грейс приезжает сюда через столько лет?
Удивительно. Любой другой предположил бы, что она ждет приезда Грейс, но Гейб знал ее слишком хорошо.
– Немного нервничаю. – Корделия улыбнулась, заметив светлые линии морщин в уголках его глаз. – Да, она пригласила меня на свою свадьбу, но, кажется, не до конца простила за то, что я была ее матерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51