"Но вы заметили розовый проблеск? — допытывается Маркопулос. — Он появился снова! Первый — в тунисской пустыне (1924) и вот теперь в день летнего равноденствия в Boca do Inferno, где темные волны вертятся в бесовской глотке, рычат, хрюкают, словно стая вепрей, повторяют на языке Михаэля и Уриэля: Zirdo losmi depede zarzax please destroy all this bloody bastards cut them all into pieces suffocate them drain their blood in the name of Horus and Osiris in the name of Barron and his jewel Jean Donnet let the love in since love is the Law oh boy love is the Law Herr Sebottendorf Sacred blood Herr Haushofer Io Kia Amen".
— Мальчишка доставлен, ваша светлость, — улыбнулся Прелати.
11
Это от элементов, думает Хаусхофер. Сизое пятно на ключице, яростные иглы в кишках, изморозь, анестезирующая запястья. Неудачная инвокация, it happens. В алюминиевом ковшике вскипело молоко, едва успел поймать грибную пену, дыхание молодых безупречных тел, спрятавшихся на дне.
Помогал сыну натянуть майку, случайно дотронулся до соска. Вспышка, соус энергий. "Великий бог Пан погиб".
Поглядите, что отыскали в архивах: дело "Черный георгин". Девушка с недоразвитыми гениталиями, Бабалон, черноволосая сука, immaculata meretrux. Планеты, повернутые Парсонсом вспять. Разрезали пополам, содомизировали, распороли рот. То, что всегда беспокоило, занимало. Их убивают каждый день. Каждые сто сорок секунд, тамплиеры восточного обряда. От Шанхая до малых Фарерских островов. Легче всего спрятать следы на скотобойне, никто не отличит. Иной тип красоты. Сунь руку в штаны, кричи: "Малькут!"
"Малькут! Где они все? Где Жан Донет, где черный георгин с недопиздой, где безымянный матрос, ложа зеленого дракона, братство южного креста?".
— Вечерняя ампула, господин профессор.
Со столика перед камином убрали принадлежности для гадания, лишь мельхиоровое ведерко с кровью останется до утра. Эфир давно улетучился, но, как знать, вдруг сладкие молекулы все еще рядом. Вытер подлую каплю мизинцем, потом, поразмыслив, коснулся губ. Роспуск ордена — ужасная ошибка, предзнаменование было ложным, нас испытывали на прочность, старик фон Лист — болван. Вот что ясно объяснила печень Ганса Эллерта, разносчика газет, превратившегося теперь в груду бессмысленных деталей. Куда они уносят отходы, по-прежнему в восточную башню? Надо бы поинтересоваться. Паршивец очнулся перед операцией, пытался схватить кочергу. Ле-Олам. Досталась пятерка дисков — беспокойство. Пальцы отстучали галоп: my monkey. Детский конструктор, ха-ха.
Шепот далекого монитора. "Вы правы. Нужно срочно собраться. Дело зашло слишком далеко, матросы встревожены, мост под угрозой. В А-е посходили с ума. А слышали, что приключилось в сан-хосе? Эти врачи, не могут даже пришить пальцы. В Берлине думают, что спящий очнулся, но он еще спит, это ясно. Строительство Храма Невинных Душ не завершено, нельзя медлить, немыслимо оставлять энергию без присмотра. Они забыли, что вышло с Парсонсом, крючкотворы".
Гриф, разумеется, точно оценил расклад. Белая кнопка.
— Господин фон Зеботтендорф у себя?
— Он срочно отправился в Веймар. Просил вас не беспокоить. В полдень, — понизив голос, — ему пришла пневматичка.
— И вы не доложили!
— Не был уверен. Простите великодушно. Вы были заняты с мальчиком.
— Noli me tangere.
— Простите великодушно.
Вот что сулила пятерка дисков.
"Дорогой Гриф, восхищен вашим анализом. В такой момент растворить Туле в пустоте — чистое безумие. Марта К., полагаю, наш союзник. Но, думаю, не стоит будоражить веймарских недоумков. Вот мой план: соберем 21-го июня Совет будто бы для коллективной малой пентаграммы, потом попросим разъяснений. В Экстернштайне, например.
Нам надо проработать платформу. Они не могут все решать на уровне XI степени. В конце концов, и у нас есть доступ к печати Бабабела. И неизвестно, что думает Баррон.
Зеботтендорф срочно отправился в Веймар. Что ему понадобилось? Готовится к 9-му ноября? Шучу, шучу.
Знакомо ли вам дело "Черный георгин"? Очередная находка Прелати. Любопытная история, яркая расчлененка, занятные параллели с Парсонсом".
Правая рука болела. Растянул связки. Ебаная кочерга.
12
— Неотложное дело, — каблуки внятно зацокали по плитам. — Пройдемте в трапезную. У Прелати есть подозрение, что кто-то проник в систему.
— Не может быть.
— Увы и ах. Парни ропщут. В последний раз, когда мы вызывали Баррона, у алтаря возникла глыба берилла. Дурной знак, вы согласны?
— Верно. Но может быть, проблема в индукции?
— Все проверено. Кир?
— Охотно. Но как это могло произойти? Системы надежно защищены.
— Рудольф, вы знакомы с Хаусхофером-младшим?
— Конечно. Мы встречались на первом конгрессе в Тале. Его батюшка…
— Да, разумеется. Вы, очевидно, еще не получили последний меморандум?
— Нет. А что? Энтропия?
— Вы будете удивлены. В документе говорится, что строительство Храма завершено.
— Но это… Не понимаю… Из-за выборов канцлера?.
— Поверьте, всего лишь уловка. Вешалка для агента. Если Хаусхофер-фис замешан…
Йод-Хе-Вау-Хе! — пропели майские часы. Доктор не знал, как поступить с серебряной книгой. Казалось, под обложкой томятся адские угли, и стоит только расстегнуть пряжку, повалятся, словно леденцы. Черный георгин, есть ли связь?
— Как вам соус? Науськиваем свиней, поучительное зрелище. Не трюфели, а какой-то грааль.
Смертоносное дыхание, ша-ци. Двойная молния на черном погоне. Томительный альпийский фён заливает кипятком затылок. Глоток ягермайстера, и в объятья Иштар.
— Устали с дороги?
— Noib.
Уже по ту сторону Туле, придавленный гигантской подушкой, провожает траурную ладью монастырский колокол. Завтра немедля в Вевельсберг, они совсем охуели.
13
"Черный георгин". Обнаружив, что влагалище Элизабет Шорт деформировано, экспериментатор содомизировал девушку, отрезал ей губы, размежевал тулово мясницким ножом, забил экскрементами горло. Странно смотрятся потерявшие друг друга ноги и торс, словно воздушный тянитолкай, ехидно рифмующий фамилию жертвы. Потревожьте эту могилу.
Избранная на роль матери Лунного Сына, Бет не смогла выполнить волшебную миссию, и теперь валялась на мраморном столе в подвале LAPD, словно поломанная венценосным младенцем кукла. Система снова дала сбой, обуглились провода, застыли белые кнопки, погас костер. Никаких отпечатков, только косноязычный daddylonglegs прополз по слипшимся завиткам. Возможно, перед тем, как оттащить тело на пустырь, экспериментатор прятал его в ледяном доме. Результаты аутопсии, двадцать три страницы со следами слез и рвоты, обморок неуклюжего практиканта. Жан Донет, вот твоя лунная сестра, корчится на пороге, истекает варварским семенем. Пусти погреться.
Нет детей и быть не могло. Башня осталась без шпиля, дрожит кладка Вевельсберга, трепещет красный сатин, шипят газовые фонари, меморандум застревает в конверте, булькает сургуч, хлопают ставни "Отеля де ля Сюз", в Ньюкастлтон рвутся гончие псы.
— Пятое столетие на исходе, а Храм недостроен. Вот вам простое резюме. Хуже быть не может.
— Что говорит Баррон?
— Невнятное. Недоволен, появляется все реже. Прошлый раз раскрошился мрамор.
— И все же?
— Последний раз он говорил 9-го ноября…
— Так давно?
— Да, и произнес только: esiasch. Мы не уверены. Дети Вотана анализируют, но все без толку. Вот так вот, Рудольф, очень скверно. И тут еще эта утечка.
— Вы убеждены?
Уверены. В серебряный наперсток заглядывал посторонний, на щупе Баррона следы соли. Гриф говорит, что письма приходят с опозданием. Сотые доли секунды, конечно, но причина не вызывает сомнений. Из Гималаев нет вестей, а вдруг — ловушка? Неужели молодой Хаусхофер?
— Но почему? Его отец… Кстати, гостит сейчас у меня. Нонсенс.
— Взгляните. — Трель замка, шорох. — "Отец сломал печать простую, и дьявол изувечил мир". Мы отдавали графологу.
— Откуда это?
— Прелати. Привез из путешествия.
— Здесь какие-то пятна. Кровь?
— Вот именно. Странно?
— Франсуа не объяснил?
— Он не знает. А догадками не делится. Как обычно.
— А дата?
— Сорок четвертый, судя по спектру. Довольно скоро. Но уже после юбилея.
— А если ошибка в расчетах?
— Вы еретик, Рудольф. Хотя еретики порой говорят здравые вещи. Хотите мальчишку?
— Не откажусь.
Белая кнопка.
— Впервые готов признать, что мы блуждаем в потемках. Ладно, отложим до вечера. Нас ждут в операционной.
14
Крест из пятибуквенных имен управляет моряками низших сфер. Публичная порка. Ткните стрелкой сюда, вот сюда. Теперь следите за хронометром. Видите эллипс задержки? В системе кто-то чужой, нет сомнений.
Скальпель искупался в спирте, нырнул на дно. "Посмотрим последние, давно не заглядывал. Вот, это от 777. Ключевое слово — Merkavah". Из очерченного пунктиром конверта выскользнул голубок-вестник.
— "Самое важное, понять, что же на другой стороне. Всем известно, что матросы до сих пор никого не пропускали. Мост поднимается, если мы подходим к нему в ЭИ. Единственная возможность — сузить разрыв до трещины в военном асфальте. Я часто размышляю, что будет, когда строительство завершится…
— Видите, он еще не получил роковой меморандум. Или зачем-то делает вид?..
— …завершится и наша миссия будет выполнена. После выборов стало ясно, что цель близка. Понятно, что упоминая смiрть, каждый имеет в виду частную договоренность с поводырем. Хочу, чтобы меня правильно поняли: есть ли вероятность, что число Невинных Душ произвольно? По разрозненным сведениям о составе Серебряной книги, которыми мы располагаем, можно ли судить о замысле? А вдруг — вообразим на секунду все последствия этого "вдруг"! — там был указан точный предел? Может быть, рутинные опыты ЭИ подходят к запретному порогу? Или, боюсь сказать, уже перешагнули его? Задумайтесь об этом, парни".
— Он прав?
— Как знать. Прелати ищет Книгу, но вместо этого достал нечто совершенно непонятное. Какой-то "Черный георгин". Лос-Анджелес, сорок седьмой. Толком ничего не знаю, но выглядит странно. Это как-то связано с Бабалон. Знаете, такие вещи не в моем вкусе. С мальчишками как-то спокойней. Так сползать на девятый уровень…
— Ничего не слышал. В А-е свихнулись на конспирации.
— Да, пока досье видели только я и Хаусхофер-старший. Хотя наверняка еще кто-то в канцелярии. Любопытно, получится что-то в Ньюкастлтоне?
— Ах да, Прелати ищет альтернативный выход на Баррона. Робин-Красная-Шапка — хороший вариант. Увы, всякий раз приходится ждать семь лет.
— Он ждет уже пятьсот с лишним.
— Вы правы. Посмотрим дальше? Вот — ответ Грифа. Ага, стрела достигла цели.
"О меморандуме, озаглавленном LV–LUX–LIGHT. Весьма срочно! Холод сковывает мои пальцы, когда я пишу это послание, парни, буквы рассыпаются, словно гербарий. Радоваться или грустить? Страшась неизвестного, я думаю о том, как утверждается над пропастью сияющее лезвие моста, а матросы встречают пришельцев подобострастными поклонами. Или они вовсе растоптаны в пыль? Не могу сдержать чувств, сожалею, что не способен изведать грядущее, ибо отныне нельзя трогать белую кнопку. Я счастлив, парни, счастлив за всех, кто разделяет со мной момент торжества".
— Вот видите, последствия. Как им потом объяснить?
— Как только лазутчик будет пойман, мы разошлем экстренный циркуляр. Вы говорили, Лос-Анджелес?
— Простите?
— Ну этот "Черный георгин". Не идет из головы.
— Да, какая-то потаскуха. Ее распилили пополам, тело, если не ошибаюсь, заморозили, потом бросили на пустыре. Странность только одна: у шлюхи была слишком маленькая дырка. Оказалась девственницей в каком-то смысле. Любопытно, верно?
— Более чем. Как ее звали?
— Элизабет Шорт.
— Apo pantos kakodaimonos.
15
— Что говорит Прелати о канцлере?
— Ничего. Вы же знаете эти путешествия. Приносишь клочок оттуда, папку отсюда. Никакой панорамы.
Треск цикад. Бутыль мальвазии, графин с водяной водой.
— Последняя его добыча — американское дело об убийстве. Тупиковый путь, как мне кажется. Помните, уже было что-то про взрыв в лаборатории Парсонса? Может быть, как-то связано.
— Ракетное топливо? Прекрасно помню. Прелати раздобыл в день смерти Елены Петровны. Тогда, помнится, много шумели.
— Попробуйте спанакопиту, этот македонец отменно готовит.
— Брюнет? И как он в постели?
— Перестаньте, к нему приезжает офицер из Вевельсберга. Знаете, такой заносчивый очкарик из отдела ЭИ.
— Хлебное место, что и говорить.
— Ваше здоровье.
Все эти пределы… губы принятых здесь в гитлерюгенд… Помните, как приникали они к выцветшим стволам, слизывали соленые капли… Садовые ножницы под подушкой… трава под ногтями… амбулатория в сан-хосе… урина… однорукая сестра не может управиться с гигантским пинцетом… как заяц… отпустите рычаг, не трогайте канюлю.
Утренний фарш: мысли о самоубийстве, о сломанном пистолете (сыновья отпилили курок: отец, не надо!), о бальзамине на окнах "Отеля де ля Сюз", о высохшей голове Жана Донета, высохшей голове Жана Юбера, высохшей голове Бернара ле Камю, смышленого мальчика из Бретани. Новый Ирод кладет детскую руку, детское сердце, детский глаз в стеклянную вазу, накрывает льняным платком, прячет сокровище в широкий рукав, мчится в покои Прелати. (Франсуа! Когда же, наконец?). Ноябрь 1439; пятьсот лет спустя мы встречаемся на тошнотворных задорках Клаттау. Матросы молчат, охраняя элементарного короля в неприступных чертогах. Лезвие моста шумит в высоте. Двадцать лет прошло со дня смерти Гвидо фон Листа, и тень дубовой ветки пляшет на мраморе руки. "Помнишь его последние слова?" "Noib. Будь трудолюбив и терпелив, как Гномы". Блаженный дух вылетает из успокоенных губ, бьется под потолком, словно зайчик, посланный зеркальцем шалуна. Перебили аорту. Завтра девятое, большой сбор, амулеты, пирамиды.
Сколько не облизывай пальцы, они все равно горят.
16
Их можно ловить по-разному. Поджидать новичков у железных дверей порнолавок, в тени невидимой базилики. Но можно и на пляже, в подземных поездах, в казармах, наконец. Зайчик не помнит ничего. Их руки, они одинаковы: запястья, ладошки, коготки. Следы бритвы: не говори "я!", не говори "я!", не произноси это безобразное слово, так ведь может назвать себя каждый, любая мразь. Слушаюсь, care frater. Их голоса в телефоне, прокуренные гласные, змеиное покачивание дифтонгов, префиксы и флексии, застревающие в зубах мясными нитками. Невозможность что бы то ни было объяснить. Мяукал, хрюкал, верещал, как зяблик. Ап! Ап! И всё эта астма, одно спасение — морфин, морфин в алхимических дозах. "Куда ты едешь? В Бутан, набираться ума-разума". Отстегнул велосипед от загородки, буйство виноградников. "Какого хуя?!"
Посторонние цыганята, шмякающие мячом о хлипкую стенку. Не додушили. Щупальца травы. Умывальник: из-под бирюзовой краски выглядывает оранжевая. Царапины: HJ, jerk-off, рука юного патриота.
Доплелся до дома, ступни опухли. Но все-таки нашел силы подойти к хрустальному наперстку, приподнять щуп. No new mes…. Не тут-то было. Визг последних тормозов.
"Я думаю о бинарности ворот, парни. Они либо открыты, либо нет. Ты или проходишь, или дрожишь снаружи. А ведь каббалистические пути отличаются тем, что у них множество уровней, и каждый выбирает свой. Отвлекусь. Следователь, еще до событий 23, говорил мне: "Вам, нацистам, обеспечена виселица. Будешь болтаться в петле, зальешь бетон своей сранью". Я смотрел на него, не отрываясь, через полчаса он превратился в вишневое деревце с бренчащими плодами. Вот что я называю каббалой. Иногда, после малой пентаграммы, я обращаюсь к солнцу: выжги глаза, стисни мозг, пока не вспыхнет адской горошиной. Но светило не откликнулось ни разу. Я уже говорил, что ворота могут быть открыты или закрыты. Так вот: для меня они закрыты. Закрыты навсегда".
Подполз к сифону, навалился на рычаг. Шум похотливых струй. Чесночные таблетки, держи теперь рот на замке. "Глубже, — серьезно говорил студент. — Ты что, не можешь глубже? Лучше бы уж не брался, мудак. Повторяй за мной: Малькут! Малькут!"
Что оставалось? Я подчинился.
"Помните тунисское видение брата Пердурабо: дерево, опутанное тридцатью эфирами ЭС? Так вот: мы срубили это дерево под самый корешок. Ле-Олам. Аминь".
17
Экстернштайн. Болезнь уходит внутрь. Сначала красное пятно на лодыжке, что-то наподобие псориаза, шелуха и тлен. Втираешь белодерм, пятно пропадает неохотно, но начинает гнить кость. Распухшие суставы, сочится лимфа, не спасают бинты, припарки, заговоры знахарей, и вскоре в песчаную дыру нагло таращится sol invictus. Церемония завершена, вестфальский ветерок штурмует знамена. Домашняя ЭИ.
Жадно перелистал вражеский диктант.
"National Express… Выродки. Сели впереди, жирный скинхед и его потаскуха с разными ногтями. Потом подошел мальчик-лишаи-на-затылке. Лет восемь, не больше. Такого противно потрошить. Ты не имеешь права ездить с быдлом ты должен пролетать мимо на серебряном рысаке в шлеме перчатках с черными цепями не смеешь вот здесь с детьми старухами как бомбоубежище на колесах как выжатый хвостик алоэ как то от чего плачешь забыл как называется эта штука ну помнишь в ботаническом саду в йоханнесбурге там это сранье и дерево на которое мочился американский мальчик мы еще были шокированы как их плохо дрессируют а могли бы огнем и мечом как у нас в изуверской секте плеткой по шагреневой коже продал душу дьяволу за грязный пятак и вот скинхед поворачивается смотрит прямо на нос сломали трубой еще когда приезжал майор с шоколадом одноразовый шприц на всех это опасно всё опасно вот юный вертер а его сучка говорит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18