А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z


 

это был совсем другой голос, не тот, что он слышал раньше. Оарцхо окинул его благодарным взглядом. Да, Нани была добра к нему. Значит помнит. Это хорошо. Но как долго он будет помнить? Говорят, что керастаны забывают добро, как только им улыбнется милая женщина или если кто нальет полный стакан водки. Неужели и Лешка такой? А Нани его любила, как самого младшего в семье, наверное, как внука. Когда они спускались с гор домой на побывку, Нани сажала его за свой отдельный стол. Лешка любил, чтобы она его приглашала. В этом вся соль. Сядет рядом за стол с Оарцхо, вроде он не знает, что его пригласят.
- Леш-ка! Иди сюда. Иди к Нани. Хайл *, собаки народ, ты больше Нани не любишь? Иди, а то палкой побью. Я старая стала? Ты меня разлюбил?
Лешка с готовностью хватал свой стул и садился рядом с Нани. Она ему подкладывала лучшие куски.
- Кушай, много кушай. Ты молодой. Тебе много сил надо. Если будешь худой, слабый, невеста жаловаться будет. Пойдет к соседке и «ля-ля-ля». Скупые люди кормили Лешку, совсем-совсем слабый, на ребрах можно как на пандаре * играть. Кушай, Лешка! Кушай, родной!
- Нани, я уже наелся.
- Вот этот кусочек еще за Нани. Вот! Хорошо.
Когда с трапезой заканчивали, Лешка делал попытку улизнуть, но Нани хватала его за черкеску.
- Куда ты? Мы не все кончили. Садись ближе! Вот так! Еще ближе! Давай голову сюда. Нани яла хьа *!
- Нани, может, не надо, а то они смеются надо мной?
- Кто смеется?
- Оарцхо смеется и Дади тоже, а Збми хихикает за печкой.
- Они… Эшшахь! Чуть на Лорса тоже плохое слово не сказала. Я Лорса голову гладила, когда там еще немного волос был, теперь она гладкая и блестит, как медный таз. Нечего погладить. Да и поймать его трудно - близко не подходит…
- Ваи-и, что ты с ребенком болтаешь, Ковси?
- Ревнуешь? Ну, ревнуй. Я тоже наревновалась, когда ты к Тамари на свидание ходил у нашего родника. Из-за плетня вам проклятья посылала.
- Остопарлах! Здесь же младшие, постыдись! Невестка здесь!
- Чего мне стыдиться? Что я мужа любила?
- Воллахи, Ковси, ты уже рассудок теряешь! - Лорс выскакивал во двор.
- Я его прогнала, Лешка! - Нани закатывалась смехом. - Давай сюда скорей, пока горячий!
Она завладевала Лешкиной белобрысой шевелюрой.
- Ух, волос белый, как льняная пряжа, мягкий, как шелк. Нани яла хьа! Тебе противно, что чужая старушка ласкает?
- Ты не чужая. Ты - Нани! Мне приятно! У тебя ласковые руки, мягкие такие и теплые!
- Правильно, Лешка. Ты хорошо говоришь. Гладишь мне сердце. Спасибо!
А однажды в самый нежный момент этих ласок, Оарцхо усмехнулся и сказал:
- Вот я состригу этот шелк с его головы и будешь сидеть себе целый день ласкать.
Как рассердится Нани, как взъерошится ежом:
- Только попробуй прикоснуться к этим волосам. Я тебя… Я тебя к себе не подпущу и… хоть один волосок если…
- Да что ты, Нани?! Я пошутил.
- Пошутил? А ты не шути. Три года, как женился, а ничего пока нет, никаких хороших признаков. Ходит твоя нускал стройная, как девушка, а должна не ходить, а катиться, как туго надутый мяч. Где мои внуки? Я их ласкать хочу! Чем вы там ночью занимаетесь в своей комнате? Надо поменьше халай-балай, а дело делать, если ты мужчина!
Зами спряталась за железную печь, присела на корточки, притаилась, как курочка от орла. Оарцхо пулей вылетел во двор вслед за отцом. Нани хихикнула.
- Я их выгнала! Теперь нам никто не помешает.
Она очень смелая эта Нани и хитрая. Лешка ее полюбил всей душой. Когда первый раз Лешка поцеловал ее в щеку, она охнула:
- Эш-шах! Как давно меня мужчина не целовал. Как ты думаешь, Лешка, там, в раю, мужчины будут целовать нас женщин?
- Должны, Нани. А то как же!
- Если там этого Закона не будет, я пожалуюсь Богу, чтобы он это ввел. Кто не хочет целовать своих жен, давай в другое место, где очень жарко.
Вечером возвращались в горы. Лешка далеко впереди шел. Как засмеется. Хохочет, остановиться не может.
- Ты чего? Съел что-нибудь такое, что изнутри тебя лоскочет?
Лешка обернулся и бросил сквозь хохот:
- Делом надо заниматься ночью, а не халай-балай до утра…
Оарцхо погнался за ним, но Лешку унесли молодые ноги от трепки…
Оарцхо просыпался еще в потемках. Пока он совершал омовение, разводил костер, ставил котел на огонь, начинало светать. Он совершал утреннюю молитву. Это привычка, выработанная годами.
Оарцхо услыхал вой. Волк? Но волки в это время не нападают. Их час прошел. Оарцхо высунул голову из-под андийской бурки. На светлеющем проеме у входа в пещеру маячила фигура сидящего человека. И вой, вой волчонка: любовь и ненависть в едином душераздирающем звуке.
У Оарцхо мурашки побежали по спине. Это был Лешка. Лешка перестал быть русским.
Оарцхо молча встал, оделся, пошел и сел рядом. Узел сердца развязался, слезы полились ручьем, Оцхо тихо плакал, а Лешка выл.
- Этих зверей надо убивать, Оарцхо! За Нани я отомщу. Я принесу на ее могилу голову командира истребительного отряда…
Оарцхо больше не говорил, что Лешке надо идти в город: знал - не пойдет. Лешка останется здесь в горах навсегда. Так решил Господь. Говорят, что некоторые галгайские души попали в суматохе творения в чужие тела. Их все время тянет сюда. Многие мечутся всю жизнь, не находя покоя, а некоторые, волею судьбы приходят, вот как Лешка. Оарцхо обнял брата и тесно прижал к себе.
- Я рад, что Аллах оставил мне тебя! А то бы я остался совсем один на этом свете, где так холодно и где много жестокости!…

Соандро

Соандро не успевал подбирать с земли листы Корана, которые падали с воза, как листья с осеннего дерева на ветре. Ему хотелось догнать и отобрать у этого святотатца Книгу, но не мог оставить листы, которые уже лежали на земле.
Шел мелкий дождь. Под ногами была непролазная грязь.
Тот на возу замешкался. Соандро торопливо подобрал два листочка и длинными прыжками догнал воз. Воз до верху был заполнен всякими вещами домашнего обихода горцев: кошмы, старый ковер, что-то из одежд, медные кудалы, кумганы, деревянный точеный разнос, медные чашки, несколько кремневых ружей. Поверх всего этого матрац и подушки, а на них в развалку лежал полнотелый человек. В одной руке он держал старый Коран, а другой вырывал листы. Изредка этот человек погонял кнутом ленивую лошадь.
Соандро протянул руку, чтобы отобрать у него Коран. Тот не отпускал. И рука у него была сильная.
- Будь ты проклят! - выругался Соандро по-своему и вырвал книгу. Тот волчком привскочил и замахнулся кнутом. Тогда Соандро сунул Коран за пазуху и коршуном бросился за возницу, нанес несколько ударов по лицу. Тот от него вырвался и погнал коня, вопя на всю улицу:
- Махкалон! Макхалон!
Солдат в селе уже не было, истребительных отрядов тоже, а дружинники сами присоединились к мародерам-расхитителям. Грабеж идет на спад. Сколько можно?
Самое дорогое досталось первой волне мародеров, когда 28 февраля сняли солдатские посты со всех сел Ингушетии. К тому времени поезда с переселенцами уже были в пути.
Мародеры буквально выгребли все добро. А теперь запоздавшие подбирают то, что другие уронили впопыхах или было спрятано. Да и всякая мелочь осталась - в хозяйстве все пригодится.
Соандро юркнул в проулок и побежал, пригнувшись за плетнем. Тот все продолжал вопить, но преследования не получилось. Видимо некому. Он перешел еще один тесный проулочек и вышел на свою улицу, которая тянулась по-над рекой. И дом его тоже стоял над самым обрывом. Повсюду на калитках и воротах домов были приклеены листочки, указывающие, что данное хозяйство занято таким-то, и просьба к посторонним сюда не вторгаться. Он подошел к своей калитке - тоже самое: «Этот дом принадлежит Каруевой Заире Александровне. У нее дяда Бечербек Каруев».
Что чувствует хозяин, когда к его возвращению в родной дом поселились другие и преспокойно хозяйничают в нем? Его даже в расчет не берут.
Он стоял посередине двора и оглядывал пораженным взором то, что ему представилось. Двух рам в окнах, что выходили во двор, не было. Не было даже косяков рам. Это были новые рамы, он их поставил перед самыми холодами. Проемы были завешаны шерстяными, черными одеялами. Во дворе лежала сапетка из-под кукурузы, опрокинутая на бок. Ни одного зернышка кукурузы там не было, а сама сапетка наполовину изодрана, вытащены сухие прутья для разведения огня. Сарай был пуст: ни коровы, ни лошади, ни овец. Уезжая в Дагестан, он поручил соседям поухаживать за животными до его возвращения. Под навесом у него было много всякого инвентаря. Стояла одинокая тяпка, которой он выгребал навоз из-под коровы. Соандро развел руками и пошел к дому. Тут он повстречался с девушкой, которая спускалась по ступенькам веранды. За нею шел мальчик лет девяти в папахе его отца. Соандро от неожиданности даже охнул.
- Ты кто? - спросила она его по-осетински.
Она поняла, что тот ее не понимает.
- Кто ты? - переспросила она уже по-русски.
- Это я хочу спросить у тебя: кто ты? И что ты делаешь в моем доме? - он рывком сорвал с мальчонки папаху, - и почему вы не спрося берете и пользуетесь нашими вещами? Это шапка моего отца.
- Ты - ингуш? - гримаса удивления и страха отразилась на ее юном лице. - Ты не поехал?
- Куда я должен был поехать?
- Туда, куда повезли всех ваших.
- Я ездил по своим делам. Девять дней меня не было дома. Вернулся - и вот вы…
- О-о!… - она грустно покачала головой, - ваших никого тут нет. Говорят их повезли далеко, далеко, где очень холодно и много снега…
Она это сказала с долей сострадания. Мальчонка спрятался за ней, ухватившись за пояс платья.
- Мы ничего вашего не взяли. Вот шапку брат надел, она висела на гвоздике…, а дом нам дали.
- Кто дал?
- Дядя, брат моего отца, он тут рядом дом занял, вот этот. - Она показала рукой в сторону, где жил дяда Гаймарза.
- Почему, девушка, ваш дядя отдает кому-то мой дом, а его строили я и мой отец?
- Не знаю. Ну, все берут пустые дома. А вещей уже не было, когда мы пришли. Кто хотел, тот и брал, целыми арбами. Зайди в дом, сам увидишь, что там осталось. Мы зашли в пустые стены. Даже рамы унесли.
Девушка что-то сказала мальчику, тот шмыгнул к калитке, закрыл изнутри на задвижку и вернулся к ней. Она прошла к сапетке, наломала полный ворох сухиз палочек и, возвращаясь, снова пригласила его в дом.
Вот до чего он дошел: чужой, неизвестный человек приглашает его в гости в родной дом! О-о, гяур-враги, нет предела вашему коварству и надменности!
Тут его взгляд упал на трубу: из нее шел жидкий дымок.
Соандро поднялся по трем шатким ступенькам на веранду.
- Кто с вами еще в доме? - спросил он, открывая дверь.
- Никого больше нет. Я и мой брат Сосо. У нас больше никого нет. За нами смотрит дядя Бечербек. Ты… не надо, чтобы он тебя тут видел.
- Почему?
Вместо ответа, она пристально посмотрела на него. Наверное, тяжелое слово тут напрашивалось, а она его не решалась произнести.
Соандро вошел в дом, она с братом следом. Его поразил убогий вид его жилья. Там, где висели на стенах ковры, зияли светлые пятна извести, не успевшей обесцветиться. Деревянные кровати пусты. На них раньше возвышались сложенные постельные принадлежности. Возле печки у двери стояли медный таз, мыльница и кумган - их не было. Это место тоже пустовало.
На печке стоял котел, но не их, а чужой. Он сел на старую кровать отца. Он заглянул в соседнюю комнату - пусто.
Девушка вытянула из-под другой кровати их треногий столик, за которым любили есть его старые родители. Потом, когда умерла мать, отец один садился за трапезу. И каждый раз вздыхал о своем одиночестве.
Она придвинула к нему столик, взяла с полочки деревянную чашку, стала наливать из котла еду. Положила перед гостем кусок просяного хлеба, но ложки не положила. Мальчонка заметил это, встал на низенькую скамеечку, достал с полки ложку, подбежал и положил гостю в чашку.
Соандро оторвал взгляд от чашки, посмотрел на мальчика, тот кивнул ему головой: ешь теперь. Он запустил ложку в чашку - это была фасоль, не приправленная, не сдобренная ни молоком, ни маслом, ни мукой, как это делают все на Кавказе.
- Вы очень бедные, - глухо произнес Соандро.
- Да. У нас нет ни отца, ни матери, ни брата - никого, кроме дяди Бечербека.
- А он хороший с вами, дядя Бечербек?
- Нет, не хороший, - сам себе ответил Соандро.
Соандро развязал свою дорожную сумку, достал оттуда целый хлеб и еще половинку. Целый поставил на стол, а начатый положил себе в сумку. Потом копченый курдюк. Он себе отрезал ломтик, а остальное положил рядом с хлебом. Извлек кусок сахара с кулак и большой длинный пряник.
Соандро поманил мальчика и протянул ему эти сладости. Мальчик с радостью схватил угощение, наклонил голову и расплылся в улыбке с широко открытым ртом.
- Сосо немой. Он хочет сказать - спасибо, - пояснила она поведение брата.
- Немой? - Соандро с состраданием посмотрел на ребенка, его рука невольно потянулась и погладила по вихрастой голове. Тот ответил радостным глубоким вздохом.
- Как тебя звать, девушка?
- Заира.
- Заира, у меня тоже никого нет: ни отца, ни матери, ни родных. Теперь даже дома нет и родины нет. Все отобрали у меня, кроме души. Ничего не оставили. Твое положение лучше, чем мое: у тебя брат есть, дядя Бечер есть, народ есть…
Он глубоко вздохнул и опустил голову. Услыхав всхлип, он поднял голову и увидел глаза, мокрые от слез.
- Что? - спросил он.
- Жалко!
- Спасибо! - он встал, положил шапку отца в сумку, отодвинул с окна одеяло и глянул через щель во двор. Уже темнело.
- Один час из комнаты не выходите, - сказал он новым хозяевам, а сам вышел на веранду. Прошел на самый край. Там на потолке был люк на крышу. Он вскочил на перила веранды, откинул во внутрь люк, ловким гибким движением подтянулся и оказался наверху. Закрыл люк. На ощупь добрался до нужного места. Тут балка лежит, но она не поперечная балка, а тайный люк в тайное убежище. Он нащупал большой гнутый гвоздь, его надо потянуть наполовину к себе, а затем балку приподнять - образуется щель, достаточная, чтобы спуститься в узкое убежище. Там поперек набиты палки от стены к стене вместо ступеней. Соандро встал на них притянул балку на место, закрыл на тугой крючок. Наконец он стал на пол, достал коробку спичек и чиркнул. На стене висел самодельный подсвечник, а в нем толстая восковая свеча. Мужчина ее засветил. Убежище представляло собой проем между двумя стенами, длиной в три шага, а шириной - мужчина может пройти из конца в конец, не касаясь плечами, если будет идти осторожно. В одном конце была устроена лежанка, а на ней овчины, бурка и шуба у изголовья вместо подушки. Соандро прошел к лежанке, ступая бесшумно, запустил руки под овчины - слава тебе Господи! Оружие было на месте! Он себя почувствовал не таким уж несчастным. Достал винтовку, погладил ее, вытащил затвор и посмотрел в ствол на свет свечи. Ни соринки! Проверил магазин, патронташ. Двести! Очень хорошо! Он достанет еще! Удостоверившись, что винтовка в боевом порядке, Соандро достал часы, посмотрел время, потушил свечу и лег. Он очень устал.
Он много прошел пешком, прятался от военных. Целую неделю добирался из Дагестана домой. В стране нохчи творится то же самое, что и здесь. По всем дорогам снуют арбы: въезжают пустые, выезжают нагруженные. Редко когда их останавливают военные. Сунешь что-нибудь им в руки - и езжай себе. Соандро однажды чуть не попался: его остановили четверо военных.
- Кто таков? Ваши документы.
Бежать бесполезно - ровное поле, а у них длинные винтовки - застрелят.
Соандро достал несколько бумажек и протянул.
- Хорошие у тебя паспорта, мужик! Не чечен случайно? Кто по национальности?
- Аварец.
- А чего без арбы? А, у чеченов хочешь занять? Ну, давай, вали, поспешай!
Так Соандро избежал плена. Аллах спас… А ездил он в Дагестан по важному поручению, которое дал ему отец перед смертью. Умер старик в начале февраля. В горах Дагестана жил один аварец, друг отца. Когда-то, лет десять тому назад этот аварец дал отцу денег на покупку лошади. А слова такие сказал:
- Вернешь, когда будут… лишние.
С тех пор разные обстоятельства слагались: с братом отца беда приключилась - вынужден был в абреки уйти, в старом доме пожар приключился… одно за другим, никак не мог собрать денег для возвращения долга. Но отец понемногу откладывал - половину собрал.
- Я скоро умру, сын. Меня мучает долг.
- Не мучайся отец, долг отдадим, а эти разговоры о смерти оставь…
- Даешь слово мужчины?
- Даю.
- Тогда я спокойно пойду к Аллаху.
Похоронив отца, Соандро продал свою верховую лошадь, отправился в Дагестан на попутных. У Хали, старого друга отца, он провел четыре дня. Тут и пришло известие о той беде, которая постигла ингушей и чеченцев. Соандро пришлось спешно убираться оттуда. За ним приходили милиционеры. Его спрятали, а легавым заявили, что гость ушел еще два дня тому назад. Два сына Хали провели его по охотничьим, почти непроходимым горным тропам к равнине. Дальше он пошел сам. На прощанье он обменялся со старшим сыном Хали шапками. Ему это было кстати - совсем похож на аварца стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31