Нет, это нечто совсем другое.
Ринго не читал ничего из мной написанного, а Пол и Джордж читали. Первая книга, похоже, заинтересовала их больше, чем вторая. Особенно Пола, потому что в то время многие спрашивали: «И это все, что они делают?» Пол — увлекающаяся натура, причем настолько, что он написал предисловие и помог с парой рассказов, но упомянут был только в одном, потому что потом про него все забыли.
Помешать им сделать что-нибудь невозможно. Этим делом я занимался еще до того, как стал битлом и у меня появилась гитара. Когда ребята познакомились со мной, я уже писал. Через неделю или пару недель после того, как мы подружились, я принес им свои вещи и предложил: «Почитайте». В общем, это пришло к нам раньше — гитары появились уже во вторую очередь. А теперь гитары стоят на первом месте, потому что книги — это все еще лишь увлечение.
«A Spaniard in the Works» принесла мне личную славу. Да, эта книга хуже первой, но так всегда бывает с продолжениями. Во всяком случае, у меня к тому моменту накопилось множество историй, и было полезно избавиться от них — лучше выплеснуть их на бумагу, чем держать в себе. Эта книга сложнее, в ней есть истории и отрывки, которые не понимаю даже я, но, если уж я что-то написал, что толку хранить написанное в ящике, если я знаю, что это могут опубликовать? Неприкрытая истина заключается в том, что мне нравится писать, и я буду продолжать, даже если не найдется ни одного издателя, сумасшедшего настолько, чтобы публиковать мою писанину» (65).
Джордж : «В первый раз мы приняли ЛСД случайно. Это произошло в 1965 году, в промежутке между записью альбомов и турне. Мы стали невинными жертвами негодяя дантиста, с которым мы познакомились и несколько раз ужинали вместе. Мы бывали на дискотеках и в других подобных заведениях, где все прекрасно знали друг друга.
Однажды вечером Джон, Синтия, Патти и я ужинали в доме у того дантиста. Позднее тем же вечером мы собирались в Лондон, в ночной клуб под названием «Пиквикский клуб». Это ресторанчик с маленькой сценой, на которой играли наши друзья: Клаус Ворманн, Гибсон Кемп (который стал барабанщиком у Рори Сторма после того, как мы переманили к себе Ринго) и парень по имени Пэдди. Это было трио.
После ужина я сказал Джону: «Пойдем, скоро они начнут». Джон согласился, но тут вмешался дантист: «Не уходите, останьтесь еще. — И потом добавил: — Хотя бы допейте кофе».
Мы допили кофе, и спустя некоторое время я снова сказал: «Уже поздно, пора идти». Дантист что-то сказал Джону, Джон повернулся ко мне и сказал: «Мы приняли ЛСД». А я подумал: «А что это такое?» А потом сказал: «Ну и что? Нам пора!»
Но дантист все просил и просил нас остаться. Все это выглядело несколько странно. Казалось, он задумал что-то, и есть причина, по которой он не хочет отпускать нас. На самом деле он добыл диэтиламид лизергиновой кислоты. В то время этот наркотик не был запрещенным веществом. Я помнил, что слышал о нем, но не знал точно, что это такое. А теперь мы, не зная того, приняли его. Дантист подмешал ЛСД нам в кофе — в мой, Джона, Синтии и Патти. Сам дантист его не принял, он никогда его не принимал. Уверен, он решил, что это вещество усиливает возбуждение. Я вспомнил, что у его подружки большие груди, и подумал: наверное, он решил устроить оргию и участвовать в ней со всеми нами. Я и вправду счел, что у него такие намерения.
Дантист сказал: «Ладно, только оставьте машину здесь. Я отвезу вас, а за машиной вы вернетесь потом». Я запротестовал: «Нет, нет, мы поедем сами». Мы все сели в мою машину, а он — в свою. Мы добрались до ночного клуба, припарковались и вошли.
Как только мы сели и заказали выпивку, меня вдруг охватило невероятное, ни с чем не сравнимое ощущуение! Это было что-то вроде концентрации всех лучших чувств, которые я когда-либо испытывал в своей жизни. Это было потрясающе.
Я чувствовал влюбленность не во что-то и не в какого-то конкретного человека, а во все и во всех. Все казалось идеальным, представало в лучшем свете, я испытал ошеломляющее желание пройти по клубу, объясняя каждому, как я люблю его, — людям, которых я прежде никогда не видел.
За первым неожиданным событием последовало другое: внезапно мне показалось, будто прямо в крышу ночного клуба попала бомба и крыша обрушилась. Что здесь происходит? Я собрался и понял, что клуб уже закрыт, — все разошлись, огни погасли, официанты вытирают столы и ставят на них перевернутые стулья. Мы подумали: «Пора и нам убираться отсюда!»
Мы вышли и отправились на другую дискотеку, в клуб «Ad Lib». До него было совсем близко, поэтому мы пошли пешком, но все вокруг казалось неузнаваемым. Это трудно объяснить, мы словно превратились в Алису из Страны Чудес. Все вокруг было каким-то необычным. Помню, как Патти полушутливо, полувсерьез пыталась разбить витрину магазина, а я отговаривал ее: «Пойдем, не глупи…» Потом мы свернули за угол и увидели огни и такси. Казалось, здесь намечалась премьера фильма, но, скорее всего, мы увидели просто двери ночного клуба. Они казались такими яркими, а все люди будто были так сильно загримированы, что казалось, на них надеты маски. Очень странно.
Мы вошли в клуб, и нам показалось, будто лифт объят огнем и мы проваливаемся в ад (а так оно и было), но в то же время нас охватил истерический смех. Это было какое-то безумие. В конце концов мы попали в клуб «Ad Lib» на верхнем этаже здания и просидели там несколько часов.
А потом вокруг стало светло, и я повез всех домой — я вел свой «мини», в котором сидели Джон, Синтия и Патти. Помню, мы ехали со скоростью восемнадцать миль в час, я был сосредоточен, потому что на время я снова стал нормальным человеком, но потом, прежде чем я успел опомниться, опять началось безумие. Так или иначе, мы благополучно добрались домой и как-то сумели довезти домой Джона и Синтию. Я лег в постель и пролежал там года три, не меньше.
Это происшествие получило у нас название «Случай у дантиста».
Джон: «Один лондонский дантист дал кислоты мне, Джорджу и нашим женам. Он просто подмешал ее в кофе или во что-то еще.
Все люди среднего класса с этим сталкивались, но не знали, чем она отличается от марихуаны или колес. Дантист дал ее нам и сказал: «Я бы не советовал вам уезжать». Мы решили, что он пытается удержать нас, чтобы устроить у себя в доме оргию, и это нам не понравилось. Мы поехали в клуб «Ad Lib» и в какую-то дискотеку, и там с нами произошло невероятное.
Мы вышли, дантист поехал с нами, он нервничал, а мы не понимали, что происходит, почему мы вдруг словно свихнулись. Бродить под кайфом по Лондону было безумием. Когда мы подъехали к клубу нам показалось, что он объят огнем, потом мы решили, что там какая-то премьера, а снаружи просто горел обычный свет. Мы думали: «Черт, что здесь происходит?» Мы гоготали на улицах, а потом кто-то закричал: «Давайте разобъем окно!» Мы просто сошли с ума, мы были не похожи сами на себя.
Наконец мы поднялись наверх в лифте. Нам всем казалось, что в лифте пожар; увидев красный свет, мы закричали: «А-х-а-а-а…» Нам стало жарко, нас охватила истерика. Мы доехали до верхнего этажа (там находилась дискотека), лифт остановился, дверь открылась, а мы продолжали кричать. И тут мы увидели, что мы в клубе, вошли, сели, и стол вдруг стал вытягиваться. Кажется, до этого мы где-то ели; все происходило так, как я читал в книге о курильщиках опиума в давние времена, где стол… И вдруг я осознал, что это всего лишь наш стол, за которым мы сидим вчетвером, но он вытягивался точно так, как я об этом читал, и я подумал: «Черт! Вот оно! Это происходит…» Затем мы пошли в «Ad Lib» и еще куда-то. Какой-то певец подошел ко мне и спросил: «Можно присесть рядом?» Я ответил: «Только если ты будешь молчать», потому что говорить я не мог.
Это продолжалось всю ночь. Подробностей я не помню, просто все продолжалось и продолжалось» (70).
А Джордж как-то ухитрился отвезти нас домой на своем «мини», но мы ехали со скоростью не более десяти миль в час, а нам казалось, что в тысячу раз быстрее. Патти просила: «Давайте выйдем и поиграем в футбол!» — потому что там были эти большие ворота для регби. Из меня буквально сыпались истерические шутки, потому что я тоже был под кайфом. Джордж просил: «Не смешите меня! Прошу вас, о господи!» Нам было страшновато, но все равно это было потрясающе.
В то время я сделал несколько рисунков (они куда-то подевались), на которых были какие-то четыре лица, и все они говорили: «Все мы согласны с тобой!» Оригиналы я отдал Ринго. В ту ночь я сделал много рисунков. Все легли спать, и тогда дом Джорджа показался мне огромной подводной лодкой, которой управлял я» (70).
Ринго : «Я был в клубе, когда Джон и Джордж вбежали туда с криком: „Лифт горит!“. Самое лучшее, что мы могли сделать после этого — это принять кислоту!»
Джордж : «Когда я впервые принял кислоту, у меня в голове словно вспыхнула лампочка и возникли какие-то мысли, но не простые, вроде: «Пожалуй, я сделаю это» или «Наверное, причина в том». Вопрос и ответ как бы исчезали друг в друге. Внутри наступило просветление: за десять минут я прожил тысячу лет. Мой разум, восприятие и сознание продвинулись так далеко, что я могу описать это только как ощущения космонавта, который с Луны или из космического корабля смотрит на Землю. С высоты своего сознания я смотрел на Землю.
Поскольку в то время кислота не была запрещена и никто ничего о ней не знал, никого не пугали разговоры о небесах и аде — мы не выдумывали себе этот рай и ад. Но все в физическом мире подчиняется двойственности: все есть рай и ад. Жизнь — это и рай, и все есть ад, такова ее сущность. А кислота просто помогает очутиться в космическом пространстве, где все кажется более величественным. Ад будет больше похож на ад, если вы хотите испытать именно это, а рай — на рай».
Джон : «Кстати, благодарить за ЛСД нужно ЦРУ и военных. Все противоположно тому, что оно есть на самом деле, верно? ЛСД создавали для того, чтобы подчинять людей, а на самом деле дали нам свободу. Иногда ЛСД действует удивительным образом, он чудеса творит. Я вам говорю: они происходят, точно. Это как два пальца… Если просмотреть правительственные отчеты о кислоте, то из окон выбрасывались только те, кто служил в армии. Я никогда не слышал, чтобы человек выбросился в окно или покончил жизнь самоубийством только из-за кислоты» (80).
Джордж : «Не могу сказать, какое влияние оказал этот случай на остальных. Мы все очень разные. С годами мне стало ясно, что, даже когда мы переживаем одно и то же событие, мы воспринимаем его каждый по-своему. Я сделал ошибку, предположив, что у меня ЛСД вызвал такие же ощущения, как и у всех остальных. До этого я знал: если все пьют виски — все опьянеют, у всех закружится голова, все начнут пошатываться. И я сделал ошибочный вывод о том, что каждый, кто принимает ЛСД, — самое светлое существо. А потом я обнаружил, что некоторые люди остаются такими же глупыми, как и были, или те, которые не достигают просветления, не видят ничего, кроме ярких красок и огней, и чувствуют себя только как Алиса в Стране Чудес.
Дело в том, что после того, как примешь кислоту пару раз, кажется, что уже нет смысла принимать ее снова. Основой того, что я пережил, стала мысль: «Это тебе ни к чему, потому что это состояние осознания». Изменение сознания с помощью химического вещества не есть путь к самореализации. Думаю, в некоторых случаях оно может оказать положительное воздействие, но это все равно опасно. Потом у людей не хватает сил, чтобы справиться со всем этим: чудовище у них внутри вмещает целый ад, и этот ад просится наружу. Часто появляются сообщения о людях, бросающихся под машину или прыгающих с крыши. Я понимаю их, потому что внезапно душа становится свободной и ее ничто не сдерживает. Можно испытать это, почувствовать, что значит покинуть собственное тело, будто вы переживаете собственную смерть, но следует помнить, что вы все-таки по-прежнему находитесь в своем теле.
В 1966 году я был в Индии в тот день, когда там поклоняются Шиве. Среди мелочей, которые продавали на улицах, я увидел маленький кактус, усыпанный колючками, размером с крупный цветок мака. Я спросил у Рави Шанкара, с которым был: «Что это?» А он ответил: «Согласно мифологии этим питается Шива». Я подумал: «А, это мескалин, лофофора или что-то другое галлюциногенное» — и сказал: «Я попробую его». Но Рави воскликнул: «Нет, нет, не ешь его! От него люди сходят с ума». Это соответствовало описанию психоделического вещества, потому что его недостаток в том, что мысленно ты заходишь так далеко, что теряешь контроль над собой, и тебе уже никогда не вернуться к нормальному состоянию сознания. И в некотором смысле после этого ты навсегда перестаешь быть прежним.
По-моему, преимущество заключается в том, что, если другие наркотики и алкоголь оказывают на вас влияние, и вы ощущаете интоксикацию, с психоделиками этого не происходит. Они влияют на организм, но не вызывают интоксикации, вы остаетесь трезвым, но с одним отличием: вы теряете сосредоточенность. Внезапно вы начинаете видеть сквозь стены, и вам кажется, что ваше тело перестало быть плотным. Как когда вы берете дольку апельсина и начинаете счищать с нее кожуру, вы видите крохотные капли, которые плотно прилегают друг к другу, оставаясь каждая самой собой. Вы видите свое тело именно таким, как я в воспоминаниях вижу его сейчас, замечаете, что оно все движется, что в нем происходит пульсация энергии. Это поразительно. Вы видели когда-нибудь марево над огнем? Вот и в этом случае вы тоже видите это марево. Однажды я пытался загорать после приема кислоты в доме в Лос-Анджелесе, и через десять секунд услышал, как поджаривается моя кожа, издавая шкворчание, словно бекон на сковородке. Люди скажут: «Естественно, ведь он был под воздействием наркотика». Но я считаю, что на самом деле это наши чувства и ощущения обостряются до такой степени.
Должно быть, то же самое пережили и люди, достигшие космического сознания. Они все время могут видеть сквозь стволы деревьев, видят корни деревьев в земле, видят, как влага поднимается из почвы и растекается по дереву, как Супермен видит сквозь стены. Потому что сущность и причина всего в физическом мире — чистый разум, который проявляется чисто внешне через все это. Это наше эго дурачит нас, заставляя думать: «Я и есть это тело». ЛСД помог мне понять: я вовсе не это тело. Я чистая энергия, проникающая повсюду, которая пребывает в теле лишь небольшой промежуток времени.
В то время я не знал всего этого. Я просто родился и делал то, что делал, я случился точно так же, как случились «Битлз» или кислота и все остальное, так что можно назвать все это кармой. И хотя мой опыт с кислотой имеет свои недостатки, я считаю его удачей, потому что он избавил меня от многолетнего равнодушия. Это было пробуждение, осознание того, что самое важное в жизни — спросить: «Кто я? Куда я иду? Откуда пришел?» Все остальное, как говорил Джон, просто «группешка, которая играет рок-н-ролл». Разве это имеет значение? Все остальное дерьмо — всего лишь дерьмо. Вся деятельность правительства, всех людей по всей планете — всего лишь напрасная суета. Все они гоняются за собственным хвостом, одержимые большой иллюзией. Если научишься жить по внутренним правилам и сосредоточиваться на некоем космическом законе, тебе не понадобятся правительства, полицейские или те, кто устанавливает какие-то правила. Будь у меня хоть половинка шанса, я подмешал бы кислоту в чай членам правительства».
Ринго : «По-моему, ЛСД меняет каждого. Он заставляет вас по-другому смотреть на вещи, заставляет присматриваться к себе, к своим чувствам и эмоциями. Кислота в каком-то смысле приблизила меня к природе, к ее силе и ее красоте. Начинаешь понимать, что дерево не просто дерево, а живое существо. Мой облик изменился — но ведь и вы меняете одежду!»
Джон : «Эйфорию я испытал не меньше тысячи раз. Я принимал кислоту постоянно и прекратил принимать только из-за глюков, которые я просто не мог больше выносить. Я отказался от нее на какое-то время и начал снова принимать незадолго до встречи с Йоко.
С помощью кислоты я получил сигнал, что надо уничтожить свое эго, и так и сделал. Я читал эту дурацкую книгу Лири ["Опыт применения психоделиков"] и прочее дерьмо. Мы прошли через все, через что проходит каждый, и я уничтожил себя. Я уничтожил свое эго, я не верил, что способен на что-нибудь, я позволял людям поступать и говорить, как им вздумается, я был ничтожеством, я был дерьмом. А потом Дерек дал мне дозу у него дома, когда он вернулся из Лос-Анджелеса. Он сказал: «Ты в полном порядке, — указал на написанные мной песни и добавил: — Ты написал вот это, ты сказал это, ты умен, тебе нечего бояться». А на следующей неделе я встретился с Йоко, и мы опять приняли кислоту, она заставила меня полностью осознать, что я — это я и что все в порядке. Так и было, я снова начал бороться, я опять стал словоохотлив и говорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Ринго не читал ничего из мной написанного, а Пол и Джордж читали. Первая книга, похоже, заинтересовала их больше, чем вторая. Особенно Пола, потому что в то время многие спрашивали: «И это все, что они делают?» Пол — увлекающаяся натура, причем настолько, что он написал предисловие и помог с парой рассказов, но упомянут был только в одном, потому что потом про него все забыли.
Помешать им сделать что-нибудь невозможно. Этим делом я занимался еще до того, как стал битлом и у меня появилась гитара. Когда ребята познакомились со мной, я уже писал. Через неделю или пару недель после того, как мы подружились, я принес им свои вещи и предложил: «Почитайте». В общем, это пришло к нам раньше — гитары появились уже во вторую очередь. А теперь гитары стоят на первом месте, потому что книги — это все еще лишь увлечение.
«A Spaniard in the Works» принесла мне личную славу. Да, эта книга хуже первой, но так всегда бывает с продолжениями. Во всяком случае, у меня к тому моменту накопилось множество историй, и было полезно избавиться от них — лучше выплеснуть их на бумагу, чем держать в себе. Эта книга сложнее, в ней есть истории и отрывки, которые не понимаю даже я, но, если уж я что-то написал, что толку хранить написанное в ящике, если я знаю, что это могут опубликовать? Неприкрытая истина заключается в том, что мне нравится писать, и я буду продолжать, даже если не найдется ни одного издателя, сумасшедшего настолько, чтобы публиковать мою писанину» (65).
Джордж : «В первый раз мы приняли ЛСД случайно. Это произошло в 1965 году, в промежутке между записью альбомов и турне. Мы стали невинными жертвами негодяя дантиста, с которым мы познакомились и несколько раз ужинали вместе. Мы бывали на дискотеках и в других подобных заведениях, где все прекрасно знали друг друга.
Однажды вечером Джон, Синтия, Патти и я ужинали в доме у того дантиста. Позднее тем же вечером мы собирались в Лондон, в ночной клуб под названием «Пиквикский клуб». Это ресторанчик с маленькой сценой, на которой играли наши друзья: Клаус Ворманн, Гибсон Кемп (который стал барабанщиком у Рори Сторма после того, как мы переманили к себе Ринго) и парень по имени Пэдди. Это было трио.
После ужина я сказал Джону: «Пойдем, скоро они начнут». Джон согласился, но тут вмешался дантист: «Не уходите, останьтесь еще. — И потом добавил: — Хотя бы допейте кофе».
Мы допили кофе, и спустя некоторое время я снова сказал: «Уже поздно, пора идти». Дантист что-то сказал Джону, Джон повернулся ко мне и сказал: «Мы приняли ЛСД». А я подумал: «А что это такое?» А потом сказал: «Ну и что? Нам пора!»
Но дантист все просил и просил нас остаться. Все это выглядело несколько странно. Казалось, он задумал что-то, и есть причина, по которой он не хочет отпускать нас. На самом деле он добыл диэтиламид лизергиновой кислоты. В то время этот наркотик не был запрещенным веществом. Я помнил, что слышал о нем, но не знал точно, что это такое. А теперь мы, не зная того, приняли его. Дантист подмешал ЛСД нам в кофе — в мой, Джона, Синтии и Патти. Сам дантист его не принял, он никогда его не принимал. Уверен, он решил, что это вещество усиливает возбуждение. Я вспомнил, что у его подружки большие груди, и подумал: наверное, он решил устроить оргию и участвовать в ней со всеми нами. Я и вправду счел, что у него такие намерения.
Дантист сказал: «Ладно, только оставьте машину здесь. Я отвезу вас, а за машиной вы вернетесь потом». Я запротестовал: «Нет, нет, мы поедем сами». Мы все сели в мою машину, а он — в свою. Мы добрались до ночного клуба, припарковались и вошли.
Как только мы сели и заказали выпивку, меня вдруг охватило невероятное, ни с чем не сравнимое ощущуение! Это было что-то вроде концентрации всех лучших чувств, которые я когда-либо испытывал в своей жизни. Это было потрясающе.
Я чувствовал влюбленность не во что-то и не в какого-то конкретного человека, а во все и во всех. Все казалось идеальным, представало в лучшем свете, я испытал ошеломляющее желание пройти по клубу, объясняя каждому, как я люблю его, — людям, которых я прежде никогда не видел.
За первым неожиданным событием последовало другое: внезапно мне показалось, будто прямо в крышу ночного клуба попала бомба и крыша обрушилась. Что здесь происходит? Я собрался и понял, что клуб уже закрыт, — все разошлись, огни погасли, официанты вытирают столы и ставят на них перевернутые стулья. Мы подумали: «Пора и нам убираться отсюда!»
Мы вышли и отправились на другую дискотеку, в клуб «Ad Lib». До него было совсем близко, поэтому мы пошли пешком, но все вокруг казалось неузнаваемым. Это трудно объяснить, мы словно превратились в Алису из Страны Чудес. Все вокруг было каким-то необычным. Помню, как Патти полушутливо, полувсерьез пыталась разбить витрину магазина, а я отговаривал ее: «Пойдем, не глупи…» Потом мы свернули за угол и увидели огни и такси. Казалось, здесь намечалась премьера фильма, но, скорее всего, мы увидели просто двери ночного клуба. Они казались такими яркими, а все люди будто были так сильно загримированы, что казалось, на них надеты маски. Очень странно.
Мы вошли в клуб, и нам показалось, будто лифт объят огнем и мы проваливаемся в ад (а так оно и было), но в то же время нас охватил истерический смех. Это было какое-то безумие. В конце концов мы попали в клуб «Ad Lib» на верхнем этаже здания и просидели там несколько часов.
А потом вокруг стало светло, и я повез всех домой — я вел свой «мини», в котором сидели Джон, Синтия и Патти. Помню, мы ехали со скоростью восемнадцать миль в час, я был сосредоточен, потому что на время я снова стал нормальным человеком, но потом, прежде чем я успел опомниться, опять началось безумие. Так или иначе, мы благополучно добрались домой и как-то сумели довезти домой Джона и Синтию. Я лег в постель и пролежал там года три, не меньше.
Это происшествие получило у нас название «Случай у дантиста».
Джон: «Один лондонский дантист дал кислоты мне, Джорджу и нашим женам. Он просто подмешал ее в кофе или во что-то еще.
Все люди среднего класса с этим сталкивались, но не знали, чем она отличается от марихуаны или колес. Дантист дал ее нам и сказал: «Я бы не советовал вам уезжать». Мы решили, что он пытается удержать нас, чтобы устроить у себя в доме оргию, и это нам не понравилось. Мы поехали в клуб «Ad Lib» и в какую-то дискотеку, и там с нами произошло невероятное.
Мы вышли, дантист поехал с нами, он нервничал, а мы не понимали, что происходит, почему мы вдруг словно свихнулись. Бродить под кайфом по Лондону было безумием. Когда мы подъехали к клубу нам показалось, что он объят огнем, потом мы решили, что там какая-то премьера, а снаружи просто горел обычный свет. Мы думали: «Черт, что здесь происходит?» Мы гоготали на улицах, а потом кто-то закричал: «Давайте разобъем окно!» Мы просто сошли с ума, мы были не похожи сами на себя.
Наконец мы поднялись наверх в лифте. Нам всем казалось, что в лифте пожар; увидев красный свет, мы закричали: «А-х-а-а-а…» Нам стало жарко, нас охватила истерика. Мы доехали до верхнего этажа (там находилась дискотека), лифт остановился, дверь открылась, а мы продолжали кричать. И тут мы увидели, что мы в клубе, вошли, сели, и стол вдруг стал вытягиваться. Кажется, до этого мы где-то ели; все происходило так, как я читал в книге о курильщиках опиума в давние времена, где стол… И вдруг я осознал, что это всего лишь наш стол, за которым мы сидим вчетвером, но он вытягивался точно так, как я об этом читал, и я подумал: «Черт! Вот оно! Это происходит…» Затем мы пошли в «Ad Lib» и еще куда-то. Какой-то певец подошел ко мне и спросил: «Можно присесть рядом?» Я ответил: «Только если ты будешь молчать», потому что говорить я не мог.
Это продолжалось всю ночь. Подробностей я не помню, просто все продолжалось и продолжалось» (70).
А Джордж как-то ухитрился отвезти нас домой на своем «мини», но мы ехали со скоростью не более десяти миль в час, а нам казалось, что в тысячу раз быстрее. Патти просила: «Давайте выйдем и поиграем в футбол!» — потому что там были эти большие ворота для регби. Из меня буквально сыпались истерические шутки, потому что я тоже был под кайфом. Джордж просил: «Не смешите меня! Прошу вас, о господи!» Нам было страшновато, но все равно это было потрясающе.
В то время я сделал несколько рисунков (они куда-то подевались), на которых были какие-то четыре лица, и все они говорили: «Все мы согласны с тобой!» Оригиналы я отдал Ринго. В ту ночь я сделал много рисунков. Все легли спать, и тогда дом Джорджа показался мне огромной подводной лодкой, которой управлял я» (70).
Ринго : «Я был в клубе, когда Джон и Джордж вбежали туда с криком: „Лифт горит!“. Самое лучшее, что мы могли сделать после этого — это принять кислоту!»
Джордж : «Когда я впервые принял кислоту, у меня в голове словно вспыхнула лампочка и возникли какие-то мысли, но не простые, вроде: «Пожалуй, я сделаю это» или «Наверное, причина в том». Вопрос и ответ как бы исчезали друг в друге. Внутри наступило просветление: за десять минут я прожил тысячу лет. Мой разум, восприятие и сознание продвинулись так далеко, что я могу описать это только как ощущения космонавта, который с Луны или из космического корабля смотрит на Землю. С высоты своего сознания я смотрел на Землю.
Поскольку в то время кислота не была запрещена и никто ничего о ней не знал, никого не пугали разговоры о небесах и аде — мы не выдумывали себе этот рай и ад. Но все в физическом мире подчиняется двойственности: все есть рай и ад. Жизнь — это и рай, и все есть ад, такова ее сущность. А кислота просто помогает очутиться в космическом пространстве, где все кажется более величественным. Ад будет больше похож на ад, если вы хотите испытать именно это, а рай — на рай».
Джон : «Кстати, благодарить за ЛСД нужно ЦРУ и военных. Все противоположно тому, что оно есть на самом деле, верно? ЛСД создавали для того, чтобы подчинять людей, а на самом деле дали нам свободу. Иногда ЛСД действует удивительным образом, он чудеса творит. Я вам говорю: они происходят, точно. Это как два пальца… Если просмотреть правительственные отчеты о кислоте, то из окон выбрасывались только те, кто служил в армии. Я никогда не слышал, чтобы человек выбросился в окно или покончил жизнь самоубийством только из-за кислоты» (80).
Джордж : «Не могу сказать, какое влияние оказал этот случай на остальных. Мы все очень разные. С годами мне стало ясно, что, даже когда мы переживаем одно и то же событие, мы воспринимаем его каждый по-своему. Я сделал ошибку, предположив, что у меня ЛСД вызвал такие же ощущения, как и у всех остальных. До этого я знал: если все пьют виски — все опьянеют, у всех закружится голова, все начнут пошатываться. И я сделал ошибочный вывод о том, что каждый, кто принимает ЛСД, — самое светлое существо. А потом я обнаружил, что некоторые люди остаются такими же глупыми, как и были, или те, которые не достигают просветления, не видят ничего, кроме ярких красок и огней, и чувствуют себя только как Алиса в Стране Чудес.
Дело в том, что после того, как примешь кислоту пару раз, кажется, что уже нет смысла принимать ее снова. Основой того, что я пережил, стала мысль: «Это тебе ни к чему, потому что это состояние осознания». Изменение сознания с помощью химического вещества не есть путь к самореализации. Думаю, в некоторых случаях оно может оказать положительное воздействие, но это все равно опасно. Потом у людей не хватает сил, чтобы справиться со всем этим: чудовище у них внутри вмещает целый ад, и этот ад просится наружу. Часто появляются сообщения о людях, бросающихся под машину или прыгающих с крыши. Я понимаю их, потому что внезапно душа становится свободной и ее ничто не сдерживает. Можно испытать это, почувствовать, что значит покинуть собственное тело, будто вы переживаете собственную смерть, но следует помнить, что вы все-таки по-прежнему находитесь в своем теле.
В 1966 году я был в Индии в тот день, когда там поклоняются Шиве. Среди мелочей, которые продавали на улицах, я увидел маленький кактус, усыпанный колючками, размером с крупный цветок мака. Я спросил у Рави Шанкара, с которым был: «Что это?» А он ответил: «Согласно мифологии этим питается Шива». Я подумал: «А, это мескалин, лофофора или что-то другое галлюциногенное» — и сказал: «Я попробую его». Но Рави воскликнул: «Нет, нет, не ешь его! От него люди сходят с ума». Это соответствовало описанию психоделического вещества, потому что его недостаток в том, что мысленно ты заходишь так далеко, что теряешь контроль над собой, и тебе уже никогда не вернуться к нормальному состоянию сознания. И в некотором смысле после этого ты навсегда перестаешь быть прежним.
По-моему, преимущество заключается в том, что, если другие наркотики и алкоголь оказывают на вас влияние, и вы ощущаете интоксикацию, с психоделиками этого не происходит. Они влияют на организм, но не вызывают интоксикации, вы остаетесь трезвым, но с одним отличием: вы теряете сосредоточенность. Внезапно вы начинаете видеть сквозь стены, и вам кажется, что ваше тело перестало быть плотным. Как когда вы берете дольку апельсина и начинаете счищать с нее кожуру, вы видите крохотные капли, которые плотно прилегают друг к другу, оставаясь каждая самой собой. Вы видите свое тело именно таким, как я в воспоминаниях вижу его сейчас, замечаете, что оно все движется, что в нем происходит пульсация энергии. Это поразительно. Вы видели когда-нибудь марево над огнем? Вот и в этом случае вы тоже видите это марево. Однажды я пытался загорать после приема кислоты в доме в Лос-Анджелесе, и через десять секунд услышал, как поджаривается моя кожа, издавая шкворчание, словно бекон на сковородке. Люди скажут: «Естественно, ведь он был под воздействием наркотика». Но я считаю, что на самом деле это наши чувства и ощущения обостряются до такой степени.
Должно быть, то же самое пережили и люди, достигшие космического сознания. Они все время могут видеть сквозь стволы деревьев, видят корни деревьев в земле, видят, как влага поднимается из почвы и растекается по дереву, как Супермен видит сквозь стены. Потому что сущность и причина всего в физическом мире — чистый разум, который проявляется чисто внешне через все это. Это наше эго дурачит нас, заставляя думать: «Я и есть это тело». ЛСД помог мне понять: я вовсе не это тело. Я чистая энергия, проникающая повсюду, которая пребывает в теле лишь небольшой промежуток времени.
В то время я не знал всего этого. Я просто родился и делал то, что делал, я случился точно так же, как случились «Битлз» или кислота и все остальное, так что можно назвать все это кармой. И хотя мой опыт с кислотой имеет свои недостатки, я считаю его удачей, потому что он избавил меня от многолетнего равнодушия. Это было пробуждение, осознание того, что самое важное в жизни — спросить: «Кто я? Куда я иду? Откуда пришел?» Все остальное, как говорил Джон, просто «группешка, которая играет рок-н-ролл». Разве это имеет значение? Все остальное дерьмо — всего лишь дерьмо. Вся деятельность правительства, всех людей по всей планете — всего лишь напрасная суета. Все они гоняются за собственным хвостом, одержимые большой иллюзией. Если научишься жить по внутренним правилам и сосредоточиваться на некоем космическом законе, тебе не понадобятся правительства, полицейские или те, кто устанавливает какие-то правила. Будь у меня хоть половинка шанса, я подмешал бы кислоту в чай членам правительства».
Ринго : «По-моему, ЛСД меняет каждого. Он заставляет вас по-другому смотреть на вещи, заставляет присматриваться к себе, к своим чувствам и эмоциями. Кислота в каком-то смысле приблизила меня к природе, к ее силе и ее красоте. Начинаешь понимать, что дерево не просто дерево, а живое существо. Мой облик изменился — но ведь и вы меняете одежду!»
Джон : «Эйфорию я испытал не меньше тысячи раз. Я принимал кислоту постоянно и прекратил принимать только из-за глюков, которые я просто не мог больше выносить. Я отказался от нее на какое-то время и начал снова принимать незадолго до встречи с Йоко.
С помощью кислоты я получил сигнал, что надо уничтожить свое эго, и так и сделал. Я читал эту дурацкую книгу Лири ["Опыт применения психоделиков"] и прочее дерьмо. Мы прошли через все, через что проходит каждый, и я уничтожил себя. Я уничтожил свое эго, я не верил, что способен на что-нибудь, я позволял людям поступать и говорить, как им вздумается, я был ничтожеством, я был дерьмом. А потом Дерек дал мне дозу у него дома, когда он вернулся из Лос-Анджелеса. Он сказал: «Ты в полном порядке, — указал на написанные мной песни и добавил: — Ты написал вот это, ты сказал это, ты умен, тебе нечего бояться». А на следующей неделе я встретился с Йоко, и мы опять приняли кислоту, она заставила меня полностью осознать, что я — это я и что все в порядке. Так и было, я снова начал бороться, я опять стал словоохотлив и говорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89