Туман уже рассеялся, воздух чист и прозрачен, вот-вот грянет первый залп артподготовки.
Глянул нечаянно назад — что такое? По скату высоты, к наблюдательному пункту идет мой старший сын. В военной форме, в курсантских погонах.
Обнялись, расцеловались.
— Мальчик мой, — говорю, — времени сейчас в обрез. Как у нас дома и как ты сюда попал?
— Дома, — отвечает, — все в порядке. А меня в армию взяли с моторного завода. Четыре месяца побыл в пехотном училище, доучиться не смог. Нас всех отправили на Курскую дугу. Ну, а потом, узнав, что твой корпус поблизости, попросился сюда.
Вот, оказывается, как все просто.
Началась артиллерийская подготовка, бой развивался, и я уже был занят им целиком.
Но вечером проблема «отцов и детей» на войне встала передо мной во весь рост. Знаю, не мне первому, не мне последнему доводилось ее решать. Генерал Раевский на Бородинском поле, когда французы отразили картечным огнем русскую атаку, вышел вперед, взял за руки своих сыновей и, обернувшись к солдатам, крикнул:
— Мы пойдем впереди вас, не отставайте, орлы!
Младший его сын, семнадцатилетний, погиб в этой атаке, но французы были опрокинуты.
Генерал Раевский был из того железа, какое природа очень скупо отпускает на поделку людей. И не одному мне, видимо, не хватило этого железа.
«Куда же тебя определить?» — мучительно раздумывал я в тот вечер, глядя, как споро и весело уплетает фронтовой ужин мой отощавший на тыловых харчах сын.
С одной стороны, куда Владилена ни пошли, если он останется в корпусе, значит, он все-таки «при папаше». С другой стороны, вижу, как наяву, жену, слышу извечный материнский упрек: «Не мог уберечь…» Короче говоря, мой сын остался в корпусе. Окончил курсы младших лейтенантов, командовал стрелковым взводом в 5-й дивизии, был ранен в Молдавии, из госпиталя снова вернулся в строй.
«И так было до конца войны» — именно этой фразой хотелось бы мне закончить рассказ о сыне. Но так не было!
В подобных случаях всегда находятся доброхоты, готовые день и ночь убеждать в том, в чем убеждать приятно и безопасно, — чтобы начальство позаботилось о себе. И я позволил себя убедить, что в роли моего адъютанта Владилен будет так же нужен и полезен, как в строю. Ведь не вечно же капитану Никитину состоять в этой должности! Храбрый, энергичный офицер, он тоже должен иметь перспективу. Тем более что появилась вакансия в оперативном отделе.
Одним словом, дорогой читатель, коли захочешь убедить себя в своей правоте, резоны находятся удивительно быстро.
Только прошу поверить: сына, когда он стал моим адъютантом, я не щадил. Не раз посылал в самое пекло. И все же постоянно чувствовал какую-то неловкость. Нет, война — не место для проявления родственных чувств. В этом я убедился.
К Днепру
Форсирование Днепра — одна из самых заметных вех в истории Великой Отечественной войны. Не буду останавливаться на военно-политическом аспекте этого события — он освещен в литературе достаточно полно. Замечу только, что одновременный выход наших армий к Днепру на более чем тысячекилометровом фронте, захват двух десятков плацдармов, произведенный с ходу, без специальных переправочных средств, после долгого, утомительного наступления, — это крупное достижение советского военного искусства. И возможным его сделал небывалый подъем духа в войсках. Клич «За Днепр!», казалось, наэлектризовал воздух. Он делал чудеса с людьми. Даже самые осторожные из них спешили шагнуть вперед, когда командир вызывал добровольцев.
Днепр был для нас не просто водным рубежом, с которого когда-то ушли и к которому теперь возвращались. Нет! Каждый фронтовик — и тот, кто отступал еще в сорок первом, и тот, кто только-только начинал боевую жизнь, повторял, как клятву, простые слова:
Ой, Днипро, Днипро,
Ты течешь вдали,
И волна твоя
Как слеза…
И сейчас, вернувшись к великой реке, мы будто заново увидели с днепровских круч старую границу и Карпаты, и даль заграничного похода, и те дороги, которыми пройдем к окончательной победе над фашизмом.
Впрочем, нашу радость по поводу выхода на Днепр омрачил один неприятный инцидент. Командир одного из полков доложил, что его передовой батальон уже на берегу реки. В оперативном же отделе корпуса были другие сведения. Поехали на место, проверили. Никого там нет, а батальон преспокойно завтракает километрах в пяти от Днепра.
К сожалению, бывало на войне и такое. Важен не этот случай сам по себе, ибо неправдивое донесение не привело к тяжелым последствиям. А в другой обстановке могло бы! Болезненное самолюбие, желание всегда и везде быть первым и, как результат, приукрашивание фактического положения дел вот движущие силы подобных происшествий. Они — особенно, если повторяются признак воинской невоспитанности. Значит, еще в училище молодому человеку не внушали строго: «Твой доклад, твое боевое донесение должны быть правдивыми. Правда — во-первых, во-вторых и в-третьих — какой бы горькой она ни была». Это должно входить в плоть и кровь.
Когда мы вернулись на командный пункт, полковник Забелин сообщил, что здесь уже побывали днепровские партизаны. К сожалению, ни он, ни я не записали тогда фамилию их командира. А стоило бы помянуть добрым словом этого коренастого мужчину, с автоматом, в полупальто и шапке-ушанке. Его отряд, готовясь встретить советские войска, вел тщательную разведку сил и средств немецкой обороны на том берегу. Эти ценные сведения сразу же были переданы нам, хотя воспользоваться имя нам не удалось.
Рекогносцировочные группы, тщательно обследовав участок Чапаевка, Еремеевка, куда вышел корпус, подтвердили, что для форсирования он не выгоден. За рекой, в глубину расположения противника километров на 20–25, простиралась низменность, пересеченная многочисленными речками и ручьями, местами заболоченная, покрытая густым кустарником. Крутых изгибов, которые всегда в пользу наступающих, Днепр здесь не имел.
Командующий армией принял во внимание эти соображения. Наш корпус был переброшен на другой участок, ближе к Кременчугу. Здесь мы начали разведывать скрытые пути выдвижения к реке, уточняли маршруты полков и батальонов, в протоках бойцы связывали плоты и плотики, тренировались в погрузке на них и в управлении ими. Корпус готовился к переправе…
Переправа, переправа,
Берег правый, как стена…
Этой ночи след кровавый
В море вынесла волна….
Об этих днях и ночах, о павших однополчанах вспоминали мы, ветераны 20-го гвардейского корпуса, когда осенью 1965 года небольшой катерок мчал нас вверх по Днепру. Он причаливал к бело-голубым пристаням, построенным на местах былых переправ, мы взбирались на крутые глинистые берега и, пытая память, искали следы двадцатилетней давности.
Тогда Днепр здесь был извилист — старое русло и новое русло, низкие песчаные острова, сотни широких и узких проток, заросли камыша. А теперь все это ушло глубоко под воду, под волны искусственного водохранилища Кременчугского моря.
Мы идем по травянистому склону и любуемся этим морем, панорамой дальнего берега, белокаменной плотиной Кременчугской гидроэлектростанции. И вдруг вся наша группа сразу останавливается. На пути — окоп! Расползшийся, осевший, с заросшими травой брустверами, он покажется вам, если вы не фронтовик, просто канавой.
— Вон и площадка для «станкача», — негромко роняет кто-то из товарищей.
Мы смотрим туда, куда он показывает, молчим, мнем фуражки, переглядываемся. Да, тогда шла война, и нам приходилось круто…
К началу октября, когда 4-я гвардейская армия приступила к форсированию Днепра, наши дивизии — 5-я, 7-я и 8-я — насчитывали примерно по 4500 бойцов каждая. Но ни в ходе переправы, ни в тяжелых двухмесячных боях на заднепровских плацдармах корпус не получил полноценного, хорошо обученного пополнения. Как, впрочем, и вся армия. Думаю, в этом одна из причин того, что не удалось создать здесь плацдарм оперативного значения.
В масштабе армии наш корпус выполнял вспомогательную задачу обеспечивал правый фланг 21-го корпуса, который наносил главный удар. В ночь на 6 октября головные отряды 5-й и 8-й дивизий начали переправу через Днепр.
Противник обнаружил десант 25-го полка, но был подавлен артиллерийско-минометным огнем. К утру этот полк был уже целиком на острове, что близ западного берега реки.
Один батальон 22-го гвардейского воздушнодесантного полка переправился в районе отметки 67.1, но не успел закрепиться и был выбит противником.
На следующий день гвардейцы вновь предприняли активные действия, и к 15.00 22-й полк достиг района отметки 67.1, 25-й — острова Подкобылок, к северо-востоку от Вороновки, 27-й полк — озера Крещатое, в том же направлении.
Связист роты связи 22-го полка рядовой Соколов вызвался доставить на правый берег радиостанцию. В пути лодку пробило, и она стала тонуть. Тогда раненый Соколов, схватив радиостанцию, бросился вплавь. Тут его ранило еще раз. Но боец все же доставил рацию. Передав ее товарищам, он потерял сознание.
На один из островов высадился также передовой отряд 21-го корпуса под командой капитана Н. Н. Зарянова. Лихой атакой гвардейцы выбили врага из первой траншеи. А потом — огненный шквал и контратака, и вновь шквал огня. Ночью гитлеровцы решили «надавить на психику». Они шли вперед сомкнутым строем и что-то громко пели. И… полегли перед окопами заряновцев так же, как и их предшественники, днем.
Захваченные острова были хорошим трамплином для прыжка за Днепр. Частям 21-го корпуса удалось создать небольшой плацдарм и на том берегу. Это был тактический успех, который, как я уже говорил, не перерос, однако, в оперативный.
Фашистское командование выдвинуло из глубины значительные силы. Стремясь сбросить советские полки в реку, 11-я танковая и 320-я пехотная дивизии перешли в контрнаступление. Вскоре на этом рубеже появилась и 389-я пехотная дивизия, переброшенная из Франции.
Весь октябрь на днепровских рубежах шли схватки за плацдармы. Ни та, ни другая сторона не добились решительных успехов. Командующий фронтом взял из нашего корпуса и перебросил на главный участок 7-ю и 8-ю дивизии. Осталась у нас одна 5-я, которая вела бои местного значения.
Впрочем, замечу: хотя этот термин и определяет довольно точно масштаб боя, но никак не рисует его напряженность.
…Наш катерок заворачивает ближе к левому берегу Кременчугского моря, и генерал-майор И. Г. Попов, обращаясь к нам, говорит:
— По-моему, это место здесь… Мы проходим над островом Яцковым.
— Его называли «островом смерти», — добавляет Николай Чернорук.
Они стоят рядом, плечом к плечу — бывший командир 1-го полка 5-й дивизии Илларион Григорьевич Попов и воспитанник полка, тогда 14-летний доброволец Николай Павлович Чернорук. Ветераны вспоминают октябрь сорок третьего. Вот он, трижды перекопанный снарядами и минами, перепоясанный траншеями, остров Яцков. И с той и с другой стороны Днепра по нему била тяжелая артиллерия, с той и с другой стороны налетали, пикируя, бомбардировщики. Ежедневно — атаки и контратаки, ежедневно хрусткий белый песок острова мяли гусеницы танков, топтали тысячи солдатских сапог.
Две долгих недели, пытаясь столкнуть друг друга в Днепр, дрались здесь наши и фашистские батальоны. Но до 17 октября были еще, как говорят, цветочки.
Это пасмурное утро я тоже отлично помню. Часов в десять до командного пункта корпуса донесся грохот сильнейшей канонады.
Звоню в 5-ю дивизию:
— Что происходит на острове?
— Очередная атака врага, — отвечает генерал-майор Калинин. Сосредоточенным огнем ему удалось разбить переправу. Батальоны отрезаны от дивизии.
После артподготовки вражеская пехота — восемь танков впереди атаковала нашу оборону и была отбита. Затем одна за другой еще три атаки. Срезанные огнем, они тоже заглохли. Поддерживая батальоны, из-за реки била наша артиллерия.
Уже в сумерках противник попытал счастья в пятый раз. Ему удалось вплотную приблизиться к переднему краю. Однако контратака гвардейцев, завершившаяся рукопашной, восстановила положение.
В этом бою родилось много новых героев, и первым среди них хочется назвать Николая Рубцова. Гвардии рядового. Родом из Смоленска. Девятнадцати лет. 17 октября он дважды вплавь преодолел Днепр. Первый раз — с донесением, когда прервалась проводная и радиосвязь с островом, а второй спасая жизнь офицера.
В последней в этот день контратаке на парторга батальона Валерия Рыбакуля бросились из-за подбитого танка трое вражеских солдат. Оказавшийся поблизости Рубцов двоих убил, третьего застрелил из пистолета сам Рыбакуль. Однако тут же был тяжело ранен. Рубцов вынес его из боя, уложил в лодку-долбленку и, толкая ее перед собой, переплыл Днепр. Уже в воде он был контужен, оглох, но товарища не оставил.
Героем показал себя и санинструктор, кандидат в члены партии Соболев. В одиночку он пробрался в окопы гитлеровцев, закидал их гранатами и добыл боеприпасы для батальона.
Отлично руководили боем комбаты В. Г. Мыльников и П. И. Грязнов. Благодаря их твердости и хладнокровию гвардейцы, неоднократно лишаясь поддержки артиллерии (рвалась связь с левым берегом), экономя патроны, выстояли в этот трудный день.
Наутро все поле перед траншеей оказалось заваленным трупами гитлеровцев. Тут же чадили два сожженных танка.
Вот так закончился тот бой «местного значения»…
Не могу не привести здесь один из многочисленных примеров солдатской смекалки. Как-то я обратил внимание на сильные взрывы, доносившиеся с того, «чужого» берега. Огня наша артиллерия не вела. Что же это?
«Виновниками» были саперы. Оказывается, они придумали, как использовать трофейные реактивные мины. Соответствующих установок для их запуска не нашли, поэтому выкапывали на скате бугра нечто вроде желоба с углом возвышения в сторону противника, укладывали в него мину и подавали к ней ток от обычного автомобильного аккумулятора. Вышибной заряд взрывался, мина летела на ту сторону. Стрельба, конечно, неприцельная, но саперы методичным огнем — более трех тысяч выстрелов сделали — порядком понервировали гитлеровцев. Так наловчились, что стреляли «побатарейно», залпами.
Во второй декаде октября 2-й Украинский фронт нанес сильный удар с плацдарма, что юго-западнее Кременчуга. В то же время севернее Киева перешел в наступление и 1-й Украинский фронт. Это не были еще клещи, но при благоприятных обстоятельствах могли ими стать и «откусить» вражескую группировку, оборонявшуюся на Днепре.
Началась перегруппировка и в 4-й гвардейской армии. Командующий решил вновь попытаться овладеть Ново-Георгиевском с уже существующего плацдарма в районе Липово, Калаборок. Сюда и был переправлен наш корпус.
К вечеру 22 октября 5-я и 7-я дивизии заняли исходные позиции для наступления. Чтобы дезориентировать противника, привлечь его внимание к месту нашего недавнего расположения, корпусный инженер разработал комплекс ложной маскировки.
Всю ночь по дорогам, мелькая светом фар, двигались автомашины. Изготовленные из дерева батареи имитировали взрывпакетами ведение огня. Широко работала сеть радиостанций, передавая специально на этот случай составленные распоряжения и приказы. Напротив острова Яцкова обозначалось строительство большого моста.
Судя по тому, как усилился огонь противника в этих районах, ложная маскировка, хотя бы частично, удалась.
Утром 25 октября наша артиллерия провела сорокаминутную подготовку. В ней участвовали огневые средства дивизий и выделенные нам командармом два минометных дивизиона.
Новый начальник артиллерии корпуса полковник И. А. Корецкий нет-нет, да и бросит взгляд на меня, а я на него: жидковатый, дескать, огонек. Для Корецкого, грамотного, горячего в работе артиллериста, такой вот огонек нож в сердце. Но делать нечего — чем богаты…
С наблюдательного пункта хорошо видно, как пехотинцы, используя артподготовку, бросками выдвигаются на рубеж атаки. Им помогают маскироваться «барханы». Так по аналогии с монгольской пустыней называет песчаные бугры наш командующий армией.
Гвардейцы сумели приблизиться на 100–150 метров к вражескому переднему краю, когда взвились цветные ракеты — сигнал одновременно и для переноса огня в глубину обороны, и для атаки. Через считанные минуты командиры дивизий, артиллеристы, наблюдатели уже докладывали, что наши ворвались в первую траншею и успешно продвигаются дальше.
Село Калаборок за месяц предыдущих боев буквально обратилось в головешки — только кое-где торчат почерневшие кирпичные печи. Сейчас к селу подходил с востока 21-й полк, а с севера — другие наши полки. На окраине Калаборка они были остановлены сильным, организованным огнем и контратаками. Противнику удалось даже вновь овладеть кладбищем близ села Ново-Линово. Кто-то из штабных офицеров по этому поводу пошутил, что, дескать, пусть их сидят на кладбище — самое подходящее фашисту место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32