А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Как и всегда в таких случаях, дни проходили в непрерывных учениях, в хлопотах по доукомплектованию личным составом и пополнению боевого снаряжения. Дивизия - большое и сложное хозяйство. Это не просто несколько тысяч вооруженных солдат и офицеров, но и решительно все, что необходимо для поддержания их жизни и боеспособности. В дивизии свой медсанбат, своя хлебопекарня, прачечная, полевая почта, газета, ремонтные мастерские и многое, многое другое. Причем скажу откровенно: от всех этих, казалось бы, подсобных, второстепенных, как говорят, тыловых подразделений зависит самочувствие, настроение, состояние тех, кто идет в бой, а следовательно, зависит и успех боевых действии.
В конце июня 1944 года совершенно неожиданно пришел приказ, по которому наша 5-я гвардейская армия переходила в распоряжение 1-го Украинского фронта.
К этому времени сменились командующие фронтами: 1-м Украинским фронтом теперь командовал Маршал Советского Союза И. С. Конев, а командующим 2-м Украинским фронтом был назначен Р. Я. Малиновский.
Переход в 1-й Украинский фронт, естественно, поставил перед армией новые задачи. Нам предстояло передислоцироваться в район Скалата, что восточнее Тернополя. При этом мы попали во второй эшелон наступающих на Львов армий и находились в резерве командующего фронтом, так что непосредственно в освобождении этого города участия не принимали.
Мы измерили немало прифронтовых дорог, прошли через Перемышль, Ярослав, Жешув. Войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов выходили к рубежу реки Вислы.
Мы выходили к Висле в районе города Сандомир. Сам по себе Сандомир, небольшой старинный город в Келецком воеводстве, известный архитектурными памятниками X- XI веков, военного значения не имел. Но захват плацдарма на левом берегу Вислы в том месте, где стоял город, был исключительно важен.
Непосредственный захват сандомирского плацдарма осуществили танковая армия П. С. Рыбалко и 13-я армия Н. П. Пухова.
Так вот, наша армия получила приказ выйти на уже занятый советскими войсками сандомирский плац, расширить его и прочно закрепиться на левом берегу Вислы.
Немецкие соединения всеми силами препятствовали нашему выходу к переправе. Командование противника логично предполагало, что, если советские войска, находившиеся на плацдарме и изолированные от основных сил фронта, не получат серьезного подкрепления, их нетрудно будет уничтожить. С этой целью утром 2 августа немецкие части 4-й танковой армии из района Сандомир, Тарнобжега и части 17-й армии из Мелец, Падева стали продвигаться на Варанув, где была наша переправа через Вислу.
Продвигаясь к сандомирскому плацдарму, мы, если память не изменяет мне, 4 августа вступили в тяжелый бой. Нашей дивизии, которая была в армии головной, противостояло не менее двух дивизий немцев. Еще до непосредственного соприкосновения с противником, продвигаясь лесом к берегу Вислы, вдоль которого тянулась широкая местами засеянная, местами луговая полоса, мы услышали впереди и слева шум боя, грохот артиллерийской канонады, клацанье пулеметов, треск автоматных очередей, характерный звук минных разрывов. Разведчики авангардных батальонов 42-го полка, вышедшие на опушку леса, увидели артиллеристов 1-й гвардейской дивизии генерала Хусида, которые в одиночку вели огневой бой с наступающими фашистами.
Командир 42-го полка подполковник И. К. Половец развернул два батальона, которые пришли на помощь артиллеристам. Мой заместитель полковник П. И. Шумеев по радио договорился со штабом 3-й гвардейской танковой армии о взаимодействии.
Немцы наступали крупными силами пехоты, поддерживаемой артиллерией, танками и авиацией. До реки оставалось еще семь-восемь километров. Чтобы пробиться к ней, надо было немедленно разворачивать свои войска фронтом к противнику и вступать в бой. Прибывшие в дивизию генералы А. С. Жадов и А. И. Родимцев, оценив обстановку, решили развернуть 32-й корпус к противнику, идущему вдоль берега, и занять оборону.
Два дня мы отражали мощнейшие контрудары врага, подвергаясь сокрушительным артналетам и почти непрерывным бомбежкам. Было очевидно, что гитлеровцы стремятся не только деморализовать, но и просто уничтожить наши войска, с тем чтобы полностью изолировать части, находившиеся на сандомирском плацдарме. Казалось, такой мощный натиск невозможно выдержать. Но мы выдержали. Выдержали и нанесли немцам ответный удар, заставивший их откатиться на юго-запад. Мы же вышли к Висле в том самом районе, где и предполагалось по плану, - неподалеку от города Баранув.
Поздним вечером 5 августа, утомленные тяжелыми боями и изнуряющей жарой, мы начали переправу через Вислу у самого городка.
Мост через Вислу, широкую и многоводную в этой части ее течения, немцы разбили в нескольких местах во время бомбежек последних дней, но нам удалось восстановить его, и войска медленно потянулись на ту сторону реки. Переговариваясь и помогая друг другу, солдаты, не то чтобы привыкшие к опасным переправам - привыкнуть к угрозе смерти трудно,- а, скорее, уже имевшие определенные навыки и понимавшие значение организованности и слаженности действий, успешно переправляли орудия, боеприпасы, снаряжение.
Моя машина была примерно на середине моста, когда в небе над переправой, словно зажегся подвешенный невидимой рукой фонарь, вспыхнул ядовитый свет осветительной бомбы. В тот же миг как по команде движение остановилось.
- Миша, - сказал я своему адъютанту, капитану Склярову, - давай быстро проберись вперед и узнай, в чем дело. Самое главное - цел ли мост. Если цел, любой ценой восстанови движение. Если что-то подбито и мешает, сбрасывай в воду, не жалей. Потом вытащим.
- Будет сделано, - ответил Скляров и начал ловко пробираться вперед.
А немецкие самолеты уже шли над переправой, сбрасывая десятки бомб. Их тупоносые тушки, вздымая огромные фонтаны воды, падали справа и слева от моста. Одна из бомб проскользнула совсем рядом со стоявшим на краю моста "виллисом" и окатила нас с ног до головы холодным душем.
- Вот сволочи! - бурчал Федоров. - Всю машину залили.
Может показаться смешным, что в то время, когда каждой следующей бомбе ничего не стоило разнести нас в куски, Федорова беспокоила промокшая одежда (он и говорил это "для смеху", мой юморист водитель), но мне было не до того. Я прикидывал, что произойдет в следующий момент, и мысленно приговаривал, как в какой-то далекой, детской игре: "Попадет - не попадет, попадет - не попадет..."
Медленно, почти незаметно колонна начала снова двигаться к противоположному берегу. Там в машину подсел Скляров, вытирая мокрое лицо, сказал:
- Двух лошадей убило осколками. И дышло у орудия перебило.
- Бросили пушку-то? - спросил Федоров.
- Ты что? - обиделся Скляров. - На руках ребята вытянули. Как же иначе? Так и пробросаться можно.
К тринадцати часам 6 августа дивизия сосредоточилась на сандомирском плацдарме, а затем мы пошли вперед, не встречая сопротивления гитлеровских войск. Правда, немецкие самолеты шныряли над нами и стаями и поодиночке, сбрасывали бомбы, обстреливали на бреющем полете, камнем сваливались в глубоком пике. Но мы шли вперед и вперед, стараясь как можно реже делать привалы, чтобы покормить лошадей и дать им отдохнуть. И вдруг 9 августа 1944 года к вечеру мы получили приказ, который нас несколько обескуражил. Дивизии приказывалось перейти к обороне в полосе Скробачув, Подлясек, Тополя, Пуланки, Метель, Чижув.
- Что за черт! - почесал в затылке Бельский. - Вы, Глеб Владимирович, какую-нибудь логику видите? Противник даже не сопротивляется, а мы должны обороняться от него!
- Трудно сказать, в чем тут дело, - ответил я. - Может, линию фронта выравниваем. А может, имеются разведданные, что противник готовит мощное контрнаступление. Во всяком случае, раз нам поставлена задача занять оборону и удерживать плацдарм, будем готовиться.
- С чего начнем, Глеб Владимирович?
- Как всегда, с рекогносцировки. Давайте прямо завтра с утра проедем вдоль переднего края предполагаемой линии обороны.
Так мы и поступили. Нам пришлось изъездить не один десяток километров, побывать во многих польских деревнях, селах и поселках: в Стшельцах, Низинах, Стопнице, Пацануве, Новы и Стары Контах, Метели, Борках и во многих других населенных пунктах, названия которых уже стерлись в памяти. Забылись названия. Но как живые стоят перед глазами лица людей, встречавших нас. Улыбки, слезы радости, выражение надежды, благодарности, восхищения - вот что видели мы на этих лицах, таких незнакомых и разных, молодых и старых, красивых и некрасивых, опустошенных тяжкими ударами судьбы и отмеченных следами великих страданий.
Помню маленькое польское село в низинке, с бедными домишками, выглядывавшими из густой зелени садочков, и пожилую крестьянку, которая обняла меня натруженными, корявыми руками и зарыдала горько, безутешно, прижимая лицо к моей пыльной шинели. Я гладил вздрагивающую спину, седые волосы и непрерывно повторял:
- Не плачь, мать! Все хорошо! Все хорошо! Мы пришли, все хорошо!
Женщина давилась слезами, губы ее прыгали, а руки судорожно сжимали меня. Она силилась что-то объяснить мне, говорила бессвязно, горько, жарко, и сначала я разобрал только:
- Поздно, сын, поздно!
- Что поздно, мать? - спросил я.
- Ты пришел поздно, сын. Они уже не увидят тебя, они ничего не увидят, а я всегда буду видеть глаза маленького Стаха. Ему было так страшно! - С трудом успокоившись, женщина рассказала свою страшную историю. Всего два дня назад отступавшие гитлеровцы на ее глазах застрелили мужа и маленького внука, голубоглазого Станислава, Стаха. - Отомсти им, сын, отомсти. И за моего Стаха, сын.
Как можно мягче освобождаясь от трясущихся рук, я сам ощущал глубокое волнение, когда отвечал ей:
- Да, мать, да! Мы отомстим! Мы за все отомстим. Они больше никогда де вернутся к вам, ты будешь свободна, мать.
Увы, военная судьба распорядилась иначе. Через несколько дней линия фронта вновь отрезала от нас эту женщину и ее родное село, отрезала на несколько месяцев.
Первые дни на занятом нами плацдарме прошли спокойно. Боев, в сущности, не было совсем. Наши разведчики забирались довольно далеко, доходили до рек Нида и Пилица, которые могли бы стать более или менее надежными рубежами для гитлеровцев, однако никаких признаков организованной обороны или значительных скоплений противника мы не встречали.
Иногда к нам в штаб приходили крестьяне окрестных сел и деревень, подробно рассказывали о расположении небольших гарнизонов и передвижениях фашистов. Информация эта была для нас интересной и ценной.
Наше поначалу казавшееся непонятным бездействие имело глубокие причины, которые в свою очередь явились следствием предыдущих военных событий. Дело в том, что войска 1-го Украинского фронта в этот момент, в сущности, не могли продолжать наступательные действия. Львовская операция, о которой я лишь упоминая, потребовала огромных усилий и материальных средств, Войска с тяжелыми боями прошли сотни километров. На исходе были боеприпасы и горючее. При этом, уйдя далеко вперед, мы частично оторвались от баз снабжения. Возросло время, нужное для подвоза, усложнились его условия.
Сегодня, отдаленный от тех событий тридцатью с лишним годами, я с улыбкой вспоминаю свою горячность, свое, правда, не высказанное вслух желание наступать во что бы то ни стало после успешного форсирования Вислы. Однако командующий фронтом И. С. Конев не только располагал более полной информацией, но и обладал большим опытом, был отличным стратегом и тактиком. Его решение перейти к обороне было во всех отношениях оправданным. При этом маршал И. С. Конев предпринял интересный и смелый тактический ход: по его непосредственному распоряжению несколько наших стрелковых батальонов, усиленных артиллерией, выдвинулись вперед, километров на 18- 20 за передний край занятого нами рубежа обороны, и перехватили важные узлы дорог, в том числе населенные пункты Хмельник и Буско-Здруй. С этим самым Буско-Здруем у меня вышло целое приключение,
В Буско-Здруй был выдвинут один из стрелковых батальонов нашей дивизии, и дня через два после его ухода мы с начальниками разведки и контрразведки решили съездить в городок, чтобы проверить, как обстоят дела в батальоне.
Выехали незадолго до полудня. Начавшие желтеть нивы, полинявший ситец неба, рощицы, перелески, холмы - все так мало отличалось от нашего, привычного, все выглядело так тихо и мирно, что на какой-то период, правда очень короткий, мне удалось отрешиться от военных тревог.
Вскоре показались невысокие домики Буско-Здруя, типичного польского провинциального городка, сонно застывшего в полуденном зное. Очарование, испытанное дорогой, сияло как рукой. Я, как и мои товарищи, с настороженным вниманием вглядывался в каждый поворот улицы, в каждый дом.
Разыскав командира нашего батальона, мы проверили все полевые караулы, выставленные на дорогах, не то разбегающихся из города, не то сбегающихся в него.
- Ну что ж, - сказал я, - как будто бы все в порядке. - И обратился к комбату: - Доложите об обстановке в городе. Какие данные удалось собрать разведке?
- Данные, товарищ генерал, довольно интересные, - ответил комбат. - И тревожные.
Мы с разведчиками переглянулись. Комбат, хмуря выгоревшие брови на молодом симпатичном лице, продолжал:
- В городе находится штаб Армии Крайовой. Но конкретных данных о его деятельности не имеем
Сообщение, что в городе находится штаб Армии Крайовой, заставило насторожиться еще больше. Нам было известно, что соединения этой армии формировались на территории Польши под руководством антинародного правительства, находившегося в Англии (оно известно как правительство Миколайчика), которое дало указание своим солдатам оказывать вооруженное сопротивление советским войскам.
- Прошу ко мне на квартиру, товарищи, - сказал комбат.
- А что за квартира? - поинтересовался начальник контрразведки.
- Обыкновенный частный дом, хозяева довольно культурные. Муж, кажется, адвокат, а жена - просто жена, хозяйство ведет.
Начальник контрразведки, осторожный по долгу службы, спросил еще:
- А ты как туда попал, комбат? Сам попросился?
- Нет, товарищ майор, хозяева зазвали. Такие гостеприимные, прямо даже неловко.
- Чего там неловко? - вмешался в разговор начальник разведки. - Они нам, собственно, благодарны: мы их от оккупации освободили как-никак...
Я засмеялся:
- "Как-никак"! Еще вопрос, хотели ли они освобождаться! Как думаешь, комбат?
- Да похоже, люди порядочные, искренние.
- Ну ладно, - решил я, - веди нас к порядочным, искренним людям...
Квартира, в которой остановился комбат, оказалась весьма комфортабельной, уютной, несмотря на довольно большие размеры, и даже, я бы сказал, свидетельствующей о хорошем вкусе хозяев. Супруги же были само гостеприимство и любезность. Хозяин галантно шаркал ножкой, кланялся и мягким баритоном непрерывно приговаривал:
- Просим, панове! То есть ваш дом! Просим, панове, просим!
Он вместе с нами зашел в комнату, которую занимал комбат. Тут обнаружилось, что наш хозяин неплохо понимает по-русски и весьма догадлив. Сообразив, что мы намерены перекусить, он сейчас же шепнул что-то своей жене, и та, мило улыбаясь, взялась за организацию нашего обеда. Не прошло и четверти часа, как стол был накрыт и хозяева с прежней любезностью и радушием посадили нас за стол. Пока жена, одаривая нас поочередно лучезарными улыбками, суетилась у стола, муж извинился и выскользнул из комнаты. Однако вернулся хозяин быстро, и исчезновение выглядело совершенно естественным.
Едва все взялись за вилки, в дверях появился мужчина с букетом цветов в руках.
- Ах пан Йожеф! - проворковала хозяйка.
Пришедший пан с чувством поцеловал ей ручку, поздравив с днем рождения, пожужжал что-то то ли нам, то ли хозяину дома, выпил рюмку вина и несколько театрально откланялся. Мы переглянулись. Чувствовалось, что в доме к приему гостей не готовились и визит был своего рода экспромтом. Еще до ухода гостя хозяин спросил меня:
- А как долго вы думаете пробыть в городе, пане генерале?
Не придавая еще вопросам хозяина особого значения, я небрежно ответил:
- Да, пожалуй, через часок надо бы уехать, хочется добраться засветло.
Уже потом, когда пан Йожеф удалился, я вспомнил механически зафиксированную памятью деталь: на то время, пока я отвечал, пан, только что жужжавший что-то хозяйке, замолчал и словно прислушивался, не поворачивая ко мне головы.
Вскоре пришли новые гости: супружеская пара - тоже с поздравлением. И тоже просидели очень недолго: минут шесть - восемь, не больше. Хозяин вышел проводить гостей. Едва он вернулся, в дверях показалась еще одна пара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35