— И я всегда говорила, что трубы в этом доме недостаточно высокие. Надеюсь, моя постель была хорошо проветрена, Ануся. Нет ничего хуже сырого постельного белья.
Она завладела комнатой для гостей… а затем исподволь и всеми остальными комнатами в доме, кроме комнаты Сюзан. Ее приезд ни у кого не вызвал бурных восторгов. Джем, едва взглянув на нее, пробрался на кухню и шепотом спросил: «Сюзан, а можно нам смеяться, пока она здесь?» Уолтера постигла бесславная участь: его пришлось срочно выпроводить из комнаты, так как при виде новой тети его глаза наполнились слезами. Нэн и Ди не ждали, когда их выпроводят, но убежали по собственной воле. Даже Заморыш, как уверяла Сюзан, ушел на задний двор, где его стошнило. И только Ширли не сдал своих позиций, бесстрашно глядя на гостью круглыми карими глазами из безопасного укрытия, обеспеченного ему коленями и объятиями Сюзан. Тетя Мэри Мерайя решила, что инглсайдские дети очень плохо воспитаны. Но чего же еще ожидать, если у них мать, которая «пишет для газет», отец, который думает, что они совершенства, только потому, что они его дети, и служанка, которая не знает, как вести себя соответственно своему положению? Но она, Мэри Мерайя Блайт, сделает все, что в ее силах, для внуков бедного кузена Джона, пока она находится в этом доме.
— Твоя молитва перед едой слишком короткая, Гилберт, — заметила она с неодобрением в голосе, в первый раз сев за стол в Инглсайде. — Хочешь, я буду читать молитву вместо тебя, пока я здесь? Твоей семье будет подан значительно лучший пример.
К превеликому ужасу Сюзан, Гилберт согласился, и вечером молитву произнесла тетя Мэри Мерайя.
— Скорее целая церковная служба, чем молитва, — фыркнула Сюзан, когда после ужина занялась в кухне мытьем посуды. Сюзан втайне была вполне согласна с той характеристикой, которую ее племянница дала Мэри Мерайе Блайт. «У нее, тетя Сюзан, такой вид, будто она всегда чувствует зловоние. Не просто неприятный запах, а именно зловоние». Глэдис, по мнению Сюзан, неплохо умела подметить главное и выразить свою мысль словами. Впрочем, любой, кто был менее предубежден, чем Сюзан, с готовностью признал бы, что мисс Мэри Мерайя Блайт выглядела совсем неплохо для своих пятидесяти пяти лет. У нее были, как она выражалась, «аристократические черты» в обрамлении глянцевитых, завитых и уложенных седых локонов, которые, казалось, бросали вызов маленькому твердому узлу седых волос на затылке Сюзан. Одевалась она со вкусом, носила длинные серьги из черного янтаря и модный кружевной воротничок, закрывающий ее худую шею.
«По меньшей мере, нам не придется стыдиться ее внешности», — думала Сюзан, вытирая тарелки. Но о том, что подумала бы тетя Мэри Мерайя, если бы узнала, какими соображениями утешает себя Сюзан, остается только догадываться.


5

Аня срезала цветы — букет июньских лилий предназначался для ее комнаты, а пионы Сюзан — для письменного стола Гилберта в библиотеке… молочно-белые пионы с кроваво-красными крапинками в центре, словно от легкого прикосновения божества. Воздух медленно оживал после необычно жаркого июньского дня, и едва ли можно было сказать, серебряная гавань в этот вечер или золотая.
— Сегодня чудесный закат, Сюзан, — сказала она, проходя мимо кухонного окна и заглядывая в него.
— Я не могу любоваться закатом, пока у меня не вымыта посуда, миссис докторша, дорогая, — возразила Сюзан.
— К тому времени, когда вы ее вымоете, закат погаснет. Посмотрите на то громадное белое облако с ярко-розовой верхушкой, возвышающееся словно башня над ложбиной. Разве вам не хотелось, бы полететь и опуститься на него?
Сюзан мысленно представила себя летящей над долиной, с тряпкой для мытья посуды в руке, прямиком к этому облаку. Зрелище не показалось ей особенно привлекательным. Но необходимо было принимать во внимание теперешнее положение миссис докторши.
— На наши розы напали какие-то новые свирепые жуки. Непременно опрыскаю завтра все кусты жидкостью от насекомых. Жаль, что я не могу сделать это сегодня. Я люблю работать в саду в такие вечера, как нынешний. Все вокруг сегодня растет и радуется… Надеюсь, на небесах тоже будут сады, Сюзан… то есть такие сады, в которых мы сможем работать, помогая всему, что есть в них, расти и радоваться.
— Но только жуков там не будет, — поспешила уточнить Сюзан.
— Не-е-ет, я полагаю, не будет. Но совершенный, идеальный сад не может доставить настоящего удовольствия — я уверена в этом, Сюзан. Нужно работать в саду самой, а иначе теряется всякий смысл его существования. Я хочу пропалывать, и копать, и удобрять, и пересаживать, и подрезать… И я хочу, чтобы на небесах были те цветы, которые я люблю. Я предпочла бы иметь там мои собственные скромные анютины глазки, чем роскошный златоцветник.
— А почему вы не можете поработать сегодня в саду, как вам того хочется? — перебила ее Сюзан, считавшая, что миссис докторша, право же, чуточку заговаривается.
— Доктор хочет, чтобы я поехала с ним. Он собирается навестить бедную старую миссис Пакстон. Она умирает… он не может ничем помочь ей… он сделал все, что в его силах… Но ей хочется, чтобы он все же заглядывал к ним время от времени…
— Конечно, все мы знаем, что никто не может ни умереть, ни родиться без того, чтобы рядом не было доктора Блайта… а вечер сегодня очень хорош для прогулки в бричке. Пожалуй, я и сама пройдусь — схожу в деревню и закажу все, что нужно, чтобы пополнить запасы в нашей кладовой. Только сначала уложу в постель двойняшек и Ширли и удобрю миссис Эрон Уэрд — она что-то плохо цветет в этом году. Мисс Блайт только что ушла наверх, вздыхая на каждом шагу, — сказала, что чувствует приближение очередного приступа головной боли. Так что, по меньшей мере, в этот вечер нам обеспечено немного покоя и тишины.
— И проследите, чтобы Джем лег вовремя, хорошо, Сюзан? — попросила Аня, уходя в свете заката, который был словно расплескавшаяся чаша аромата. — Он явно устал гораздо больше, чем ему кажется. А он так не любит ложиться спать. Уолтер не вернется домой сегодня; Лесли попросила позволить ему остаться у них на ночь.
Джем сидел на боковом крыльце, закинув одну босую ногу на колено другой и глядя сердито и угрюмо на мир вообще и на огромную луну за шпилем церкви Глена в частности. Джему не нравилось, когда луна становилась такой большой.
— Смотри, как бы такое выражение не застыло на твоем лице навсегда, — сказала тетя Мэри Мерайя, проходя мимо него в дом.
Джем бросил ей вслед еще более злобный взгляд. Ну и пусть застынет — ему все равно. Он даже хочет, чтобы оно застыло.
— Уходи! Что ты вечно ходишь за мной по пятам! — раздраженно бросил он Нэн, тихонько пробравшейся к нему на крыльцо, когда папа и мама уехали.
— Злюка! — сказала Нэн, но, прежде чем убежать, положила на порог рядом с ним красный леденец в виде льва, который принесла ему. Джем не пожелал обратить внимание на леденец. Он, как никогда, чувствовал, что с ним обращаются жестоко. Все несправедливы к нему. Все обижают его. Разве та же самая Нэн не сказала не далее как сегодня утром: «Мы все родились в Инглсайде, а ты нет»? Ди съела после завтрака его шоколадного зайчика. хотя знала, что это его зайчик. Даже Уолтер покинул его — ушел копать колодцы в песке с Кеном и Персис Форд! Подумаешь, забава! А ему так хотелось пойти с Берти и посмотреть как делают татуировку. Джем был уверен, что еще никогда в жизни ничего не хотел так сильно. Он надеялся, что сможет рассмотреть чудесный, с полным парусным вооружением макет корабля, который, по словам Берти, всегда стоял на каминной полке в доме капитана Билла… Это просто подлость, вот что это такое.
Сюзан вынесла ему большой кусок торта, покрытого глазурью из кленового сахара с орехами, но Джем с каменным выражением лица проронил лишь: «Нет, спасибо». Почему она не оставила ему имбирного пряника со взбитыми сливками? Наверное, остальные все съели. Обжоры! Он все глубже погружался в пучину уныния. Мальчишки сейчас уже на пути к дому капитана Билла. Сама эта мысль казалась ему невыносимой. Он должен сделать что-нибудь, чтобы расквитаться со своей семьей. Что, если он разрежет набитого опилками жирафа Ди на ковре в гостиной? Старая Сюзан с ума сойдет, как это увидит… Эта Сюзан с ее орехами — знает же, что он терпеть не может глазурь с орехами! Что, если он пойдет и подрисует усы херувиму на картинке в календаре, который висит у нее в комнате? Он ненавидел этого пухлого, розового, улыбающегося херувима, поскольку тот был как две капли воды похож на Сиси Флэгг, растрезвонившую на всю школу, будто Джем Блайт ухаживает за ней. За ней! За Сиси Флэгг! Но Сюзан считала, что херувим очарователен.
Что, если он оторвет волосы кукле Нэн? Что, если он отобьет нос Гогу или Магогу… или обоим? Может быть, тогда мама поймет, что он уже не маленький. Вот подождите — придет весна! Он столько лет — с тех пор, как ему исполнилось четыре — приносил ей в мае перелески, но следующей весной не принесет. И не ждите! Даже не подумает!
Что, если он объестся теми маленькими зелеными яблочками, которые появились на ранней яблоне? Объестся и расхворается? Может быть, это их испугает? Что, если он никогда больше не будет мыть за ушами? Что, если он станет корчить рожи всем в церкви в следующее воскресенье? Что, если он посадит гусеницу на тетю Мэри Мерайю — большую, полосатую, мохнатую гусеницу? Что, если он убежит на пристань, спрячется на корабле капитана Джона Риза и утром уплывет в Южную Америку? Тогда-то они огорчатся? Что, если он никогда больше не вернется? Что, если он будет охотиться на ягуаров в Бразилии? Тогда-то они огорчатся? Нет, он знает точно, они не огорчатся. Никто не любит его. В кармане его брюк дырка. Никто ее не зашил. Ну и ладно, ему наплевать. Он просто покажет эту дырку всем в Глене, и пусть люди знают, какой он несчастный и заброшенный. Волна обид все нарастала и совсем захлестнула его.
Тик-так… тик-так… тик-так… размеренно тикали в передней старые напольные часы, которые привезли в Инглсайд после смерти дедушки Блайта — спокойные, никуда не спешащие старые часы, сделанные еще в те дни, когда существовала такая вещь, как время. Прежде они нравились Джему — сегодня он их ненавидел. Они, казалось, насмехались над ним. «Ха-ха, скоро спать. Другим можно идти к капитану Биллу, но ты пойдешь в постель. Ха-ха… ха-ха… ха-ха!»
Почему он должен ложиться спать каждый вечер? Да, почему?
Сюзан, снова вышедшая на крыльцо, с нежностью взглянула на фигурку маленького бунтаря.
— Можешь не ложиться спать, пока я не вернусь из Глена, Джем, дорогой, — сказала она, желая ублажить его.
— Я совсем не лягу спать сегодня! — яростно выкрикнул Джем. — Я убегу, вот что я сделаю, старая Сюзан Бейкер! Я пойду и прыгну в пруд, старая Сюзан Бейкер!
Сюзан была далеко не в восторге от того, что кто-то — пусть даже это маленький Джем — называет ее старой. Она зашагала к воротам в мрачном молчании. Его в самом деле следовало бы малость проучить — это пошло бы ему на пользу! Заморыш, вышедший из дома следом за ней и томимый жаждой дружеского общения, сел, обернувшись черным хвостом, перед Джемом, но его старания оказались напрасными — ответом ему был свирепый взгляд.
— Убирайся! Расселся тут и таращится, как тетя Мэри Мерайя! Пошел отсюда! Ах, ты не — хочешь! Не хочешь, да? Ну так вот тебе!
Джем швырнул в Заморыша игрушечной жестяной тачкой, весьма кстати оказавшейся под рукой, и тот с жалобным воем бросился искать убежища в кустах шиповника. Вы только посмотрите! Даже кот в этой семье ненавидит его! Какой смысл продолжать жить?
Он поднял леденцового льва. Нэн съела хвост и большую часть зада, но это все еще был лев. Можно, пожалуй, пососать. Возможно, это последний лев, какого он ест в этой жизни. К тому времени, когда Джем дососал льва и облизал пальцы, решение относительно дальнейших действий было принято им окончательно. Он сделал единственное, что может сделать человек, когда ему ничего не разрешают делать.



6

— Почему это наш дом так освещен? — воскликнула Аня, когда в одиннадцать они с Гилбертом подъехали к воротам. — Должно быть, у нас гости.
Аня поспешила в дом, но никаких гостей видно не было. Да и никого другого тоже. Свет горел в кухне… в гостиной… в библиотеке… в столовой… в комнате Сюзан и в передней второго этажа… но нигде ни признака чьего-либо присутствия.
— Как ты полагаешь, — неуверенно начала Аня, но ее прервал телефонный звонок. Гилберт ответил… несколько мгновений внимательно слушал… издал восклицание ужаса… и опрометью выбежал из комнаты, даже не взглянув на Аню. Очевидно, произошло что-то страшное и не было времени на объяснения.
Аня привыкла к этому — как и положено жене человека, решающего вопросы жизни и смерти. С философским пожатием плеч она сняла шляпу и жакет. Она была немного сердита на Сюзан, которой, право же, не следовало уходить, оставив все огни в доме ярко сверкающими, а все двери широко распахнутыми.
— Миссис… докторша… дорогая, — произнес срывающийся голос, который никак не мог принадлежать Сюзан… но все же принадлежал.
Аня в изумлении смотрела на представшую перед ней фигуру. И это Сюзан? Без шляпы, в седых волосах клочки сена, ситцевое платье в ужасных пятнах и потеках. А ее лицо!
— Сюзан! Что случилось? Сюзан!
— Маленький Джем исчез.
— Исчез! — Аня растерянно заморгала. — Что вы хотите сказать? Он не мог исчезнуть!
— Исчез. — Сюзан дышала с трудом, судорожно ломая руки. — Он сидел на боковом крыльце, когда я уходила в Глен. Я вернулась засветло… но его там уже не было. Сначала… я не испугалась… но мне не удалось найти его. Я обыскала все комнаты в доме… Он говорил, что убежит.
— Вздор! Никуда он не убежит, Сюзан. Вы совершенно напрасно так разволновались. Он, конечно же, где-то здесь — уснул, наверное… Он должен быть где-то здесь.
— Я искала везде… везде! Я прочесала весь сад, заглянула во все хозяйственные постройки… Вы посмотрите на мое платье… Я вспомнила, что он всегда говорил о том, как было бы интересно спать на сеновале. И я полезла туда… и провалилась через угловой лаз в конюшню — в одну из кормушек, — а там еще оказалась кладка яиц, припрятанная какой-то из кур. Счастье, что я ногу не сломала… если что-либо может быть счастьем, когда пропал маленький Джем.
Аня все еще отказывалась верить, что есть причина для беспокойства.
— Вы полагаете, Сюзан, что он мог все же уйти с мальчиками к капитану Биллу? Еще никогда не было такого, чтобы он ослушался нас, но…
— Нет, он не ослушался… благословенный ягненочек не ослушался. Я бросилась к Дрю, после того как все здесь обыскала, и Берти Шекспир, который к тому времени уже вернулся домой, сказал мне, что Джем не ходил с ними. У меня сердце оборвалось. Вы доверили мне присматривать за ним, а я… Я позвонила Пакстонам, и они сказали, что вы были у них и уехали, но они не знали куда…
— Мы поехали в Лоубридж навестить Паркеров.
— Я обзвонила всех, у кого, по моим предположениям, вы могли быть. Потом я снова побежала в деревню… и мужчины отправились на поиски.
— О, Сюзан, была ли в этом необходимость?
— Миссис докторша, дорогая, я искала везде — везде, где мог бы находиться ребенок. Ох, что я пережила за этот вечер! Он говорил, что прыгнет в пруд!
Аня невольно содрогнулась. Нет, конечно, Джем не прыгнул бы в пруд — это чушь, — но там была старая плоскодонка Картера Флэгга, с которой тот обычно удил форель, и Джем в том мятежном расположении духа, в каком он пребывал в начале вечера, мог взять весла и попробовать прокатиться по пруду. Он часто выражал такое желание раньше. И он мог упасть в пруд, даже просто пытаясь отвязать плоскодонку от причала… Анин страх мгновенно приобрел ужасную, совершенно определенную форму.
«А я не имею ни малейшего представления о том, куда уехал Гилберт», — подумала она, лихорадочно соображая, что же делать дальше.
— Из-за чего вся эта суматоха? — страдальчески вопросила тетя Мэри Мерайя, неожиданно появившись на лестнице в венчике из папильоток и вышитом драконами халате. — Неужели человек никогда не может спокойно проспать ночь в этом доме?
— Маленький Джем исчез, — повторила Сюзан, слишком скованная страхом, чтобы обижаться на тон мисс Блайт. — Его мать доверила мне…
Аня сама принялась за поиски. Джем должен быть где-то в доме! Его не было в его комнате… постель осталась непримятой…
1 2 3 4 5 6