Правило первое: твой
приезд сюда - это награда за подвиг, совершенный в военных условиях. Но
помни, здесь отдыхают только герои, поэтому будь скромным. У нас не
принято говорить о подвигах. Это правило не касается генерала Казмо.
Правило второе. Этот курорт создан для отдыха героев из всех воюющих
армий. Естественно, что ты очень гордишься своей родиной и тебе наверняка
кажется, что твоя страна самая лучшая и самая справедливая, но (!) для
укрепления духа настоящего интернационализма и международного братства
любая политическая пропаганда здесь строго запрещена. Героям армий Ирана и
Ирака не рекомендуется также беседовать между собой о мусульманских
пророках. Это правило не касается генерала Казмо. Правило третье. Все мы
здесь отлично подготовленные солдаты. Следовательно, нет никакой
необходимости в проведении военных маневров или других упражнений, целью
которых является поддержание себя в хорошей боевой форме. Пользование
строевым шагом строго запрещено. Это правило на касается генерала Казмо.
Правило четвертое. Здесь мы все равны, поэтому не стоит подчеркивать свою
индивидуальность с помощью ношения военной формы, наград и оружия. Это
правило не касается генерала Казмо. Правило пятое. Здесь мы все равны, так
что нет никакой необходимости пользоваться военным или командирским
голосом. Пародирование моего голоса строго запрещено. Это правило касается
и генерала Казмо, хотя он имеет право нарушать это правило. Благодарю за
внимание и желаю хорошего мирного отдыха!
- Ну вот теперь вы все знаете! - улыбнулся портье, подходя к двери. -
Если нужна помощь - всегда к вашим услугам!
Я остался один в небольшом номере на двоих с широким окном, за
которым виднелись домики города, сбегавшие вниз к пускающему на солнце
блики морю. Ветра не было. Южная волшебная тишина проникала в комнату.
Сначала, с непривычки, она меня настораживала и уже я сам боялся нарушить
ее, словно был окружен врагами и не хотел выдать себя ни вздохом, ни
шорохом. Вскоре боязнь прошла, но вместо нее появилось некое уважение к
тишине и теперь я не хотел ее нарушать совсем по другой причине, по
причине, которую трудно было бы объяснить в словах.
Я присел на кровать. Звякнула металлическая сетка под матрасом.
Посидев еще немного, я поднялся - сетка еще раз звякнула - и вновь подошел
к окну.
Там внизу, совсем недалеко от берега, кто-то учился плавать на яхте.
Яхта была крошечная, но даже над ней кружилась чайка.
Наблюдая за галсами этой яхты я словил себя на совершенно порочной
мысли - мысли о том, что в такую маленькую яхту попасть из пушки береговой
артиллерии должно быть совсем нелегко. Закрыв глаза, я легко представил
себе ту же самую маленькую яхточку под обстрелом, но тут же прогнал сей
плод больного воображения.
Начиналась иная жизнь, и начиналась она со всего, замечаемого мною в
этом городе. С улыбок незнакомых мне людей, о которых я знал лишь одно -
герои, отличившиеся в мастерстве убивания врагов своей страны, своего
правительства или племени, со светлых просторных кафе на широкой
набережной, с полного отсутствия стариков и старух, в ином месте
заполнивших бы скамеечки, с которых так приятно и успокоительно наблюдать
за приближением морских волн и их постоянным единоборством с песком и
камнями этого южного берега.
Начиналась иная жизнь и единственно во что я не верил и не хотел
поверить, так это в то, что жизнь эта продлится всего лишь двадцать дней.
Зайдя в первое попавшееся мне кафе, я присел за столик к русоволосому
парню.
Молодая девушка подошла ко мне почти балетной походкой - принесла
кофе и спросила: не желаю ли я пирожного или взбитых сливок.
Я усмехнулся сам себе: меня никогда еще не спрашивали: не желаю ли я
чего-либо! Только в самом раннем детстве бабушка могла побаловать меня
подобным вопросом.
- Сливок с орехами и шоколадом! - произнес я, чувствуя некоторую
неловкость, словно собирался съесть чей-то военный паек, оставив
неизвестного мне человека голодным.
- Минуточку! - каким-то удивительно певучим голосом пропела девушка и
той же почти балетной походкой прошла к стойке.
Мы разговорились с русоволосым парнем. И интересно то, что лишь после
начальной стадии разговора, из которой мы узнали, что взгляды наши на
многие вещи и материи совпадают, решили представиться друг другу. Его
звали Вацлав. Да, первый мой знакомый по этому городу наверно не мог не
оказаться поляком. Эта нация, к которой я сам частично причисляю себя,
повторяет историю еврейского народа, только при полном отсутствии гонений
со стороны фараона или иных египтян.
Девушка принесла заказанные мною сливки и совсем повергла меня
вопросом относительно последующих моих желаний. Я чуть было не признался в
желании поцеловать ее.
Прекрасный крепкий кофе, взбитые сливки, прозрачная стеклянная стена
кафе, улица, собранная из средневековых домов, краешек моря, выглядывающий
из-за невысокой магнолии, и вдруг: статный старик в генеральской форме
появляется перед стеклянной стенкой кафе и смотрит на нас, нет больше чем
смотрит: он разглядывает нас в полевой бинокль, потом переводит свой
увеличенный многократно взгляд на мои еще недоеденные сливки.
- Генерал Казмо, - негромко сообщает мне Вацлав, кивая на старика.
Так вот он каков, человек, имеющий право нарушать все правила
проживания в этом городе. Интересно, за что ему такая честь?! Чем он
заслужил ее?
Старик опустил полевой бинокль и смотрел уже "невооруженным" взглядом
на меня и Вацлава.
Вацлав кивнул ему приветливо, на что генерал улыбнулся и решительным,
если не сказать - военным, шагом направился ко входу.
- Только не перебивай его и не спрашивай ни о чем! - шепотом успел
предупредить меня мой новый друг.
Генерал уселся за наш столик. Тут же возникла наша "кофейная
балерина", как я ее окрестил, и застыла в ожидании желаний нового, судя по
всему именитого посетителя.
- Кофе с водкой и кусочек наполеона! - довольно мягким голосом
произнес он и только после этого перевел свой взгляд на нас.
- Привет героям! - с явно выраженным сарказмом в голосе сказал
генерал. - Хотя пусть мне вырвут все здоровые зубы, если в каждом из вас
не сидит по скрытому пацифисту!
Я бросил быстрый взгляд на Вацлава, но выражение его лица было более
чем спокойным - вполне дружелюбным по отношению к генералу.
- Как все-таки жизнь нас меняет! - продолжал после короткой паузы,
сопровождавшейся громким вздохом, генерал Казмо. - Я раньше терпеть не мог
пребывания в мирных условиях, а оказался единственным постоянным жителем
этого города. Точно в ссылку сослали! А вы вот все войну ненавидите, а
здесь - только в гостях! И наверняка, чтоб сюда угодить героями
притворились: кому-нибудь в спину стреляли! Была б моя воля - собрал бы
вас в одну армию и таким вот ограниченным контингентом прошелся бы по
европам и азиям, освобождая народы друг от друга и от диктатур. Как
приятно, когда ты на коне или на танке... по дорогам чужой страны, а тебе
девушки цветы подносят, старушки - яблоки, яйца и молоко, несмышленые
ребятишки рученками машут, а цыгане и евреи на скрипках играют. Нет,
только в армии человек может почувствовать себя человеком. Но для того,
чтобы почувствовать себя человеком с большой буквы - надо не в одной армии
послужить! Как можно успешно воевать против немцев, если до этого ты не
воевал с немцами против французов или каких-нибудь еще врагов великого
рейха?! Как можно сражаться против армии, а которой ты не служил и о
порядках которой ты ничего не знаешь?! Конечно, офицерам полегче... они
армии как перчатки меняют. Но ведь и вам ничего не стоит вернуться после
отдыха в любую другую армию. Какая разница, где подвиги совершать: в
Африке или в Азии?! Подвиг везде подвиг, если он, конечно, не липовый!..
Эй, где мой кофе с водкой?!
Генерал повернул голову в сторону буфета.
- Господин генерал, - донесся певучий голосок "балерины". - Ваша
водка еще не нагрелась до нужного градуса.
- А до какого нагрелась? До ненужного?! - генерал оглянулся на нас,
словно проверял: оценили ли мы его шутку.
Вацлав улыбался. Я подхватил его инициативу.
- Только двадцать семь по Цельсию, - оправдывалась "балерина". - Мы
же ее в холодильнике держим.
- Да ладно, неси! - махнул рукой генерал.
"Балерина" почти подлетела к нашему столику с подносом на одной руке.
Поставила на столик перед Казмо заказанный им кофе, рюмку водки, кусочек
наполеона на блюдечке.
- Ты глянь! - удивился в мыслях я, заметив, что блюдечко было не
одноразовое, а из настоящего фарфора.
- Ты знаешь, почему я обожаю "наполеон"?! - старик-генерал уставился
в упор на Вацлава.
Вацлав дернулся, словно готовясь к побегу, но потом взял себя в руки
и сказал:
- Многие пожилые люди в Европе любят сладкое из-за недостатка сахара
в крови...
Прозвучало убедительно и вполне научно.
- Что за чушь?! - Казмо так широко раскрыл глаза, что мне показалось
они вот-вот выпадут. В моей жизни мне довелось однажды наблюдать за одним
майором, вставлявшим себе каждое утро искусственный глаз. Иногда даже
приходилось помогать ему вдавливать эту мерзкую пластмассовую копию
человеческого органа в пустую, смазанную гигиеническим кремом глазницу.
Так вот в этот момент мне показалось, что Казмо просто собирался дать
своим пустым глазницам отдохнуть от искусственных глаз и именно поэтому
раскрыл глаза до физического предела.
- Да я просто люблю этого полководца! - рявкнул он, словно заранее
зная, что мы не оценим по достоинству эту любовь.
Я пожал плечами и тут же понял, что совершил ошибку.
- Ты! - гаркнул генерал, глядя на мои замершие плечи. - Ты что, меня
за маразматика принимаешь?!
- Никак нет! - испуганно вякнул я.
- Отставить! - скомандовал генерал. - Только я здесь имею право
говорить по-военному!
- Извините! - произнес я, вспомнив о правилах поведения в этом
городе.
- Черт с тобой! - вдруг смягчился Казмо и вновь обернулся к Вацлаву.
Вацлав глядел через стеклянную стенку на улицу, где в это время с
маленькой рыжей собачкой на поводке прогуливалась молодая женщина. Ее
черные как смола волосы были собраны в косичку, торчащую вверх. Под
спортивным серым костюмом угадывалась неплохая фигура.
Генерал тоже повернул голову в ту сторону.
- Хм?! - загадочно произнес он, допил одним глотком водку, запил ее,
а если быть точнее - закусил ее кофейной гущей, остававшейся на дне его
чашки и, не сказав ни слова, вышел из-за столика.
Девушка уже исчезла из виду, тут же в ее направлении прошел
старик-генерал, а еще через минуту на всю улицу растявкалась собака, но
вдруг ее тявканье потонуло в отборной ругани, загремевшей тоже на всю
улицу. Голос принадлежал генералу Казмо. И Вацлав, и я рассмеялись.
Вернувшись в гостиницу, я обнаружил, что у меня появился сосед по
комнате. Звали его Иван, но он предпочитал, чтобы его окликали: "Айвен".
Был он типичным русским парнем: голубые глаза, русые волосы, толстые губы,
густые брови соединяющиеся над переносицей. Узнав, что я прибыл в этот
город из Афганистана, он обнял меня и расцеловал трижды, назвав при этом
"братишкой"! Я был озадачен. Но вскоре он поведал мне, что свой подвиг
совершил в одной из стран Африки, выполняя интернациональный долг, и
поэтому, мол, мы с ним можем быть полностью откровенными в отношениях друг
с другом. Хорош повод быть откровенным! Потом он достал из своего чемодана
военную полевую форму, погладил ее и спрятал на место. Все это он делал,
как мне показалось, только из расчета, что я увижу то, чем он дорожит. В
этот момент он дорожил военной формой, пистолетом "ТТ" и энциклопедическим
справочником по птицам Африки на венгерском языке. Правда, чуть не забыл
упомянуть хороший бинокль, кажется даже еще более мощный, чем бинокль на
груди у генерала Казмо. Я рассказал Айвену-Ивану о правилах поведения в
этом городе, на что он ответил: "Эту чушь я уже прослушал!" Ей богу,
кажется мне, что между этим русским героем и генералом Казмо было что-то
общее.
Потом, в знак дружбы, Айвен вытащил бутылку водки с красным перцем и
одновременно включил в сеть странный прибор, именуемый в русском народе
"кипятильник". С помощью этого прибора он за две минуты заварил крепчайший
чай. Попытался разлить его по пластмассовым стаканчикам, стоявшим в
ванной, но они почему-то обмякли и опустились бесформенными кусочками
пластика на стол. Пришлось вытирать стол полотенцем и еще раз включать в
сеть "кипятильник". Вторая заварка чая была более удачна - Айвен
использовал вазу, выкинув из нее заботливо поставленные кем-то свежие
розы.
Полчаса спустя мы оба были пьяны.
Пошли на набережную.
По дороге Айвен бросился на шею какому-то герою из африканской армии.
Потом извинился. Сказал, что обознался. Наверно в такой ситуации
действительно легко обознаться.
Море немного штормило. Заунывно кричали чайки. На пристани висело
объявление об отмене рейсов прогулочных катеров.
Айвен чуть не прослезился с досады.
- Я, - сказал он, - потратил полтора года, чтобы совершить подвиг и
попасть сюда, а здесь из-за всякого пустяка отменяют рейсы прогулочных
катеров!
- Полтора года?! - удивился я.
- Ну да! - подтвердил он. - У нас же это страшно сложно! Надо было
записаться в очередь желающих совершить подвиг. Я был в этой очереди
тысяча восемьдесят третьим. А у нас ведь совершение подвига или двух еще
не делает тебя героем... Сначала надо написать рапорт командиру
подразделения о твоем желании совершить подвиг, заполнить бланк в трех
экземплярах с приблизительным описанием будущего подвига и если документы
утвердят, тогда ты получаешь звание под-героя и все уже обязаны создавать
тебе условия и возможности стать настоящим героем...
У меня не было слов, чтобы выразить свое отношение к этой странной
русской системе.
- Так-то! - Айвен кивнул головой, осознав, должно быть, мое
усилившееся уважение к нему.
Я был более, чем поражен, но вскоре мой дар речи вернулся и наш
дальнейший разговор был посвящен уже другому - возможной войне с военными
силами инопланетян.
- Инопланетяне не пройдут! - под конец разговора твердо заверил меня
Айвен, подняв кулак над головой.
Утром мой новый друг чувствовал себя неважно и на прогулку по городу
я отправился в одиночестве. Без труда нашел вчерашнее кафе, но завтрак там
не подавали. Вместо "балерины" за стойкой стояла женщина лет тридцати.
Тоже симпатичная, но не настолько приветливая. Довольно безразличным
голосом она объяснила мне, где можно позавтракать и я направился в
указанном направлении. В том, более просторном кафе, увидел Вацлава и
множество незнакомых ребят. Присел за свободный столик и тут же мне
принесли овсянку с изюмом, две гренки, вареное яйцо и стаканчик
апельсинового сока. Господи! Должно быть это единственное место на земле,
побывав в котором можно понять, что такое РАЙ!
Уже допивая утренний кофе, заметил за одним из столиков вчерашнюю
черноволосую девушку. Рядом с ней сидел генерал Казмо, но они не
разговаривали. Потом она встала из-за стола и вышла, а генерал остался
сидеть. Вид у него был довольно удрученный. Захотелось его утешить и я,
взяв еще одну чашечку кофе, подошел.
- Можно присесть? - вежливо поинтересовался я у генерала.
Он поднял на меня показавшийся мне усталым взгляд.
- Да, если ты честный солдат! - сказал он после короткой паузы.
Считая себя честным, я присел к нему за столик и тут же на мои уши
обрушился его громогласный голос. Странно, что умные изобретатели
ограничились изобретением глушителей только для оружия.
- Вы мне несомненно симпатичны! - неожиданно признался генерал. - И
поэтому я исполню свое обещание, я расскажу вам то, о чем вы просили...
О чем я просил?! Ей-богу, не было этого! В лучшем случае, генерал
меня с кем-то перепутал, в худшем - у него явные признаки всех психических
аномалий стареющего человеческого организма.
- Шел тысяча девятьсот седьмой год, - уже начал рассказывать он. -
Как раз после моего славного участия в Балканской компании я отдыхал у
себя дома в Женеве и вдруг - телефонный звонок от принца Фердинанда из
Сербии.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Любимая песня космополита'
1 2 3
приезд сюда - это награда за подвиг, совершенный в военных условиях. Но
помни, здесь отдыхают только герои, поэтому будь скромным. У нас не
принято говорить о подвигах. Это правило не касается генерала Казмо.
Правило второе. Этот курорт создан для отдыха героев из всех воюющих
армий. Естественно, что ты очень гордишься своей родиной и тебе наверняка
кажется, что твоя страна самая лучшая и самая справедливая, но (!) для
укрепления духа настоящего интернационализма и международного братства
любая политическая пропаганда здесь строго запрещена. Героям армий Ирана и
Ирака не рекомендуется также беседовать между собой о мусульманских
пророках. Это правило не касается генерала Казмо. Правило третье. Все мы
здесь отлично подготовленные солдаты. Следовательно, нет никакой
необходимости в проведении военных маневров или других упражнений, целью
которых является поддержание себя в хорошей боевой форме. Пользование
строевым шагом строго запрещено. Это правило на касается генерала Казмо.
Правило четвертое. Здесь мы все равны, поэтому не стоит подчеркивать свою
индивидуальность с помощью ношения военной формы, наград и оружия. Это
правило не касается генерала Казмо. Правило пятое. Здесь мы все равны, так
что нет никакой необходимости пользоваться военным или командирским
голосом. Пародирование моего голоса строго запрещено. Это правило касается
и генерала Казмо, хотя он имеет право нарушать это правило. Благодарю за
внимание и желаю хорошего мирного отдыха!
- Ну вот теперь вы все знаете! - улыбнулся портье, подходя к двери. -
Если нужна помощь - всегда к вашим услугам!
Я остался один в небольшом номере на двоих с широким окном, за
которым виднелись домики города, сбегавшие вниз к пускающему на солнце
блики морю. Ветра не было. Южная волшебная тишина проникала в комнату.
Сначала, с непривычки, она меня настораживала и уже я сам боялся нарушить
ее, словно был окружен врагами и не хотел выдать себя ни вздохом, ни
шорохом. Вскоре боязнь прошла, но вместо нее появилось некое уважение к
тишине и теперь я не хотел ее нарушать совсем по другой причине, по
причине, которую трудно было бы объяснить в словах.
Я присел на кровать. Звякнула металлическая сетка под матрасом.
Посидев еще немного, я поднялся - сетка еще раз звякнула - и вновь подошел
к окну.
Там внизу, совсем недалеко от берега, кто-то учился плавать на яхте.
Яхта была крошечная, но даже над ней кружилась чайка.
Наблюдая за галсами этой яхты я словил себя на совершенно порочной
мысли - мысли о том, что в такую маленькую яхту попасть из пушки береговой
артиллерии должно быть совсем нелегко. Закрыв глаза, я легко представил
себе ту же самую маленькую яхточку под обстрелом, но тут же прогнал сей
плод больного воображения.
Начиналась иная жизнь, и начиналась она со всего, замечаемого мною в
этом городе. С улыбок незнакомых мне людей, о которых я знал лишь одно -
герои, отличившиеся в мастерстве убивания врагов своей страны, своего
правительства или племени, со светлых просторных кафе на широкой
набережной, с полного отсутствия стариков и старух, в ином месте
заполнивших бы скамеечки, с которых так приятно и успокоительно наблюдать
за приближением морских волн и их постоянным единоборством с песком и
камнями этого южного берега.
Начиналась иная жизнь и единственно во что я не верил и не хотел
поверить, так это в то, что жизнь эта продлится всего лишь двадцать дней.
Зайдя в первое попавшееся мне кафе, я присел за столик к русоволосому
парню.
Молодая девушка подошла ко мне почти балетной походкой - принесла
кофе и спросила: не желаю ли я пирожного или взбитых сливок.
Я усмехнулся сам себе: меня никогда еще не спрашивали: не желаю ли я
чего-либо! Только в самом раннем детстве бабушка могла побаловать меня
подобным вопросом.
- Сливок с орехами и шоколадом! - произнес я, чувствуя некоторую
неловкость, словно собирался съесть чей-то военный паек, оставив
неизвестного мне человека голодным.
- Минуточку! - каким-то удивительно певучим голосом пропела девушка и
той же почти балетной походкой прошла к стойке.
Мы разговорились с русоволосым парнем. И интересно то, что лишь после
начальной стадии разговора, из которой мы узнали, что взгляды наши на
многие вещи и материи совпадают, решили представиться друг другу. Его
звали Вацлав. Да, первый мой знакомый по этому городу наверно не мог не
оказаться поляком. Эта нация, к которой я сам частично причисляю себя,
повторяет историю еврейского народа, только при полном отсутствии гонений
со стороны фараона или иных египтян.
Девушка принесла заказанные мною сливки и совсем повергла меня
вопросом относительно последующих моих желаний. Я чуть было не признался в
желании поцеловать ее.
Прекрасный крепкий кофе, взбитые сливки, прозрачная стеклянная стена
кафе, улица, собранная из средневековых домов, краешек моря, выглядывающий
из-за невысокой магнолии, и вдруг: статный старик в генеральской форме
появляется перед стеклянной стенкой кафе и смотрит на нас, нет больше чем
смотрит: он разглядывает нас в полевой бинокль, потом переводит свой
увеличенный многократно взгляд на мои еще недоеденные сливки.
- Генерал Казмо, - негромко сообщает мне Вацлав, кивая на старика.
Так вот он каков, человек, имеющий право нарушать все правила
проживания в этом городе. Интересно, за что ему такая честь?! Чем он
заслужил ее?
Старик опустил полевой бинокль и смотрел уже "невооруженным" взглядом
на меня и Вацлава.
Вацлав кивнул ему приветливо, на что генерал улыбнулся и решительным,
если не сказать - военным, шагом направился ко входу.
- Только не перебивай его и не спрашивай ни о чем! - шепотом успел
предупредить меня мой новый друг.
Генерал уселся за наш столик. Тут же возникла наша "кофейная
балерина", как я ее окрестил, и застыла в ожидании желаний нового, судя по
всему именитого посетителя.
- Кофе с водкой и кусочек наполеона! - довольно мягким голосом
произнес он и только после этого перевел свой взгляд на нас.
- Привет героям! - с явно выраженным сарказмом в голосе сказал
генерал. - Хотя пусть мне вырвут все здоровые зубы, если в каждом из вас
не сидит по скрытому пацифисту!
Я бросил быстрый взгляд на Вацлава, но выражение его лица было более
чем спокойным - вполне дружелюбным по отношению к генералу.
- Как все-таки жизнь нас меняет! - продолжал после короткой паузы,
сопровождавшейся громким вздохом, генерал Казмо. - Я раньше терпеть не мог
пребывания в мирных условиях, а оказался единственным постоянным жителем
этого города. Точно в ссылку сослали! А вы вот все войну ненавидите, а
здесь - только в гостях! И наверняка, чтоб сюда угодить героями
притворились: кому-нибудь в спину стреляли! Была б моя воля - собрал бы
вас в одну армию и таким вот ограниченным контингентом прошелся бы по
европам и азиям, освобождая народы друг от друга и от диктатур. Как
приятно, когда ты на коне или на танке... по дорогам чужой страны, а тебе
девушки цветы подносят, старушки - яблоки, яйца и молоко, несмышленые
ребятишки рученками машут, а цыгане и евреи на скрипках играют. Нет,
только в армии человек может почувствовать себя человеком. Но для того,
чтобы почувствовать себя человеком с большой буквы - надо не в одной армии
послужить! Как можно успешно воевать против немцев, если до этого ты не
воевал с немцами против французов или каких-нибудь еще врагов великого
рейха?! Как можно сражаться против армии, а которой ты не служил и о
порядках которой ты ничего не знаешь?! Конечно, офицерам полегче... они
армии как перчатки меняют. Но ведь и вам ничего не стоит вернуться после
отдыха в любую другую армию. Какая разница, где подвиги совершать: в
Африке или в Азии?! Подвиг везде подвиг, если он, конечно, не липовый!..
Эй, где мой кофе с водкой?!
Генерал повернул голову в сторону буфета.
- Господин генерал, - донесся певучий голосок "балерины". - Ваша
водка еще не нагрелась до нужного градуса.
- А до какого нагрелась? До ненужного?! - генерал оглянулся на нас,
словно проверял: оценили ли мы его шутку.
Вацлав улыбался. Я подхватил его инициативу.
- Только двадцать семь по Цельсию, - оправдывалась "балерина". - Мы
же ее в холодильнике держим.
- Да ладно, неси! - махнул рукой генерал.
"Балерина" почти подлетела к нашему столику с подносом на одной руке.
Поставила на столик перед Казмо заказанный им кофе, рюмку водки, кусочек
наполеона на блюдечке.
- Ты глянь! - удивился в мыслях я, заметив, что блюдечко было не
одноразовое, а из настоящего фарфора.
- Ты знаешь, почему я обожаю "наполеон"?! - старик-генерал уставился
в упор на Вацлава.
Вацлав дернулся, словно готовясь к побегу, но потом взял себя в руки
и сказал:
- Многие пожилые люди в Европе любят сладкое из-за недостатка сахара
в крови...
Прозвучало убедительно и вполне научно.
- Что за чушь?! - Казмо так широко раскрыл глаза, что мне показалось
они вот-вот выпадут. В моей жизни мне довелось однажды наблюдать за одним
майором, вставлявшим себе каждое утро искусственный глаз. Иногда даже
приходилось помогать ему вдавливать эту мерзкую пластмассовую копию
человеческого органа в пустую, смазанную гигиеническим кремом глазницу.
Так вот в этот момент мне показалось, что Казмо просто собирался дать
своим пустым глазницам отдохнуть от искусственных глаз и именно поэтому
раскрыл глаза до физического предела.
- Да я просто люблю этого полководца! - рявкнул он, словно заранее
зная, что мы не оценим по достоинству эту любовь.
Я пожал плечами и тут же понял, что совершил ошибку.
- Ты! - гаркнул генерал, глядя на мои замершие плечи. - Ты что, меня
за маразматика принимаешь?!
- Никак нет! - испуганно вякнул я.
- Отставить! - скомандовал генерал. - Только я здесь имею право
говорить по-военному!
- Извините! - произнес я, вспомнив о правилах поведения в этом
городе.
- Черт с тобой! - вдруг смягчился Казмо и вновь обернулся к Вацлаву.
Вацлав глядел через стеклянную стенку на улицу, где в это время с
маленькой рыжей собачкой на поводке прогуливалась молодая женщина. Ее
черные как смола волосы были собраны в косичку, торчащую вверх. Под
спортивным серым костюмом угадывалась неплохая фигура.
Генерал тоже повернул голову в ту сторону.
- Хм?! - загадочно произнес он, допил одним глотком водку, запил ее,
а если быть точнее - закусил ее кофейной гущей, остававшейся на дне его
чашки и, не сказав ни слова, вышел из-за столика.
Девушка уже исчезла из виду, тут же в ее направлении прошел
старик-генерал, а еще через минуту на всю улицу растявкалась собака, но
вдруг ее тявканье потонуло в отборной ругани, загремевшей тоже на всю
улицу. Голос принадлежал генералу Казмо. И Вацлав, и я рассмеялись.
Вернувшись в гостиницу, я обнаружил, что у меня появился сосед по
комнате. Звали его Иван, но он предпочитал, чтобы его окликали: "Айвен".
Был он типичным русским парнем: голубые глаза, русые волосы, толстые губы,
густые брови соединяющиеся над переносицей. Узнав, что я прибыл в этот
город из Афганистана, он обнял меня и расцеловал трижды, назвав при этом
"братишкой"! Я был озадачен. Но вскоре он поведал мне, что свой подвиг
совершил в одной из стран Африки, выполняя интернациональный долг, и
поэтому, мол, мы с ним можем быть полностью откровенными в отношениях друг
с другом. Хорош повод быть откровенным! Потом он достал из своего чемодана
военную полевую форму, погладил ее и спрятал на место. Все это он делал,
как мне показалось, только из расчета, что я увижу то, чем он дорожит. В
этот момент он дорожил военной формой, пистолетом "ТТ" и энциклопедическим
справочником по птицам Африки на венгерском языке. Правда, чуть не забыл
упомянуть хороший бинокль, кажется даже еще более мощный, чем бинокль на
груди у генерала Казмо. Я рассказал Айвену-Ивану о правилах поведения в
этом городе, на что он ответил: "Эту чушь я уже прослушал!" Ей богу,
кажется мне, что между этим русским героем и генералом Казмо было что-то
общее.
Потом, в знак дружбы, Айвен вытащил бутылку водки с красным перцем и
одновременно включил в сеть странный прибор, именуемый в русском народе
"кипятильник". С помощью этого прибора он за две минуты заварил крепчайший
чай. Попытался разлить его по пластмассовым стаканчикам, стоявшим в
ванной, но они почему-то обмякли и опустились бесформенными кусочками
пластика на стол. Пришлось вытирать стол полотенцем и еще раз включать в
сеть "кипятильник". Вторая заварка чая была более удачна - Айвен
использовал вазу, выкинув из нее заботливо поставленные кем-то свежие
розы.
Полчаса спустя мы оба были пьяны.
Пошли на набережную.
По дороге Айвен бросился на шею какому-то герою из африканской армии.
Потом извинился. Сказал, что обознался. Наверно в такой ситуации
действительно легко обознаться.
Море немного штормило. Заунывно кричали чайки. На пристани висело
объявление об отмене рейсов прогулочных катеров.
Айвен чуть не прослезился с досады.
- Я, - сказал он, - потратил полтора года, чтобы совершить подвиг и
попасть сюда, а здесь из-за всякого пустяка отменяют рейсы прогулочных
катеров!
- Полтора года?! - удивился я.
- Ну да! - подтвердил он. - У нас же это страшно сложно! Надо было
записаться в очередь желающих совершить подвиг. Я был в этой очереди
тысяча восемьдесят третьим. А у нас ведь совершение подвига или двух еще
не делает тебя героем... Сначала надо написать рапорт командиру
подразделения о твоем желании совершить подвиг, заполнить бланк в трех
экземплярах с приблизительным описанием будущего подвига и если документы
утвердят, тогда ты получаешь звание под-героя и все уже обязаны создавать
тебе условия и возможности стать настоящим героем...
У меня не было слов, чтобы выразить свое отношение к этой странной
русской системе.
- Так-то! - Айвен кивнул головой, осознав, должно быть, мое
усилившееся уважение к нему.
Я был более, чем поражен, но вскоре мой дар речи вернулся и наш
дальнейший разговор был посвящен уже другому - возможной войне с военными
силами инопланетян.
- Инопланетяне не пройдут! - под конец разговора твердо заверил меня
Айвен, подняв кулак над головой.
Утром мой новый друг чувствовал себя неважно и на прогулку по городу
я отправился в одиночестве. Без труда нашел вчерашнее кафе, но завтрак там
не подавали. Вместо "балерины" за стойкой стояла женщина лет тридцати.
Тоже симпатичная, но не настолько приветливая. Довольно безразличным
голосом она объяснила мне, где можно позавтракать и я направился в
указанном направлении. В том, более просторном кафе, увидел Вацлава и
множество незнакомых ребят. Присел за свободный столик и тут же мне
принесли овсянку с изюмом, две гренки, вареное яйцо и стаканчик
апельсинового сока. Господи! Должно быть это единственное место на земле,
побывав в котором можно понять, что такое РАЙ!
Уже допивая утренний кофе, заметил за одним из столиков вчерашнюю
черноволосую девушку. Рядом с ней сидел генерал Казмо, но они не
разговаривали. Потом она встала из-за стола и вышла, а генерал остался
сидеть. Вид у него был довольно удрученный. Захотелось его утешить и я,
взяв еще одну чашечку кофе, подошел.
- Можно присесть? - вежливо поинтересовался я у генерала.
Он поднял на меня показавшийся мне усталым взгляд.
- Да, если ты честный солдат! - сказал он после короткой паузы.
Считая себя честным, я присел к нему за столик и тут же на мои уши
обрушился его громогласный голос. Странно, что умные изобретатели
ограничились изобретением глушителей только для оружия.
- Вы мне несомненно симпатичны! - неожиданно признался генерал. - И
поэтому я исполню свое обещание, я расскажу вам то, о чем вы просили...
О чем я просил?! Ей-богу, не было этого! В лучшем случае, генерал
меня с кем-то перепутал, в худшем - у него явные признаки всех психических
аномалий стареющего человеческого организма.
- Шел тысяча девятьсот седьмой год, - уже начал рассказывать он. -
Как раз после моего славного участия в Балканской компании я отдыхал у
себя дома в Женеве и вдруг - телефонный звонок от принца Фердинанда из
Сербии.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Любимая песня космополита'
1 2 3