А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вместо волос на его голове шевелились змеи и гадюки. Площадь ахнула и замолкла от ужаса.
Его появление было внезапным. Маг и Чародей больше не прятался за маской благопристойности: приближалось его время - Время Зверя и Время Тьмы.
Вольнор нагнулся к толпе, сбившейся от страха в кучу, и длинными костлявыми руками выхватил у Снегиря бездыханную Марию, словно приглянувшуюся игрушку. Затем высмотрел у себя под ногами скрипача и произнес:
- Если захочешь её увидеть - милости прошу сегодня до полуночи на заброшенное кладбище.
Он захохотал громовым смехом и поднял руки, почти касаясь облаков. С неба ударила молния, и у его ног вспыхнул яркий огонь. Белый и Черный неожиданно для всех превратились в огромных волков.
- У-уу! - завыл Белый, будто тысячи ветров дунули в одну трубу.
- Угу-уу! - подхватил Черный, словно тысячи вьюг взвыли следом.
И вместе с князем и похищенной Марией пропали с площади...
Еще с минуту после их исчезновения горожане были словно пригвождены к мостовой. Никто не мог пошевелить и пальцем. Но вот они очнулись и стали в панике разбегаться.
Долгое время стоял в воздухе запах гари и серы. Лишь четверо не покинули площадь.
Снегирь обнял Антона:
- Я с тобою, друг!
- Нет! Я не пущу! - встала между ними Анна. - Столько лет искать сына, чтобы вновь потерять его! Только теперь уже насовсем...
- Что говорит эта женщина?! - спросил Антон.
- Лишь то, что ты - её сын, а она - твоя мать! - ответил Снегирь.
- Правда, Никко! - устало улыбнулась Анна. - Я искала тебя всю жизнь.
- Мама?!.. - удивленно и чуть недоверчиво спросил Антон. - Неужели это... правда?..
"Сынок, это я, вспомни!.." - умоляли её глаза.
- Но почему "Никко"?! - спросил он. - Я не Никко! Я - Антон!
- Ты - Никколо, мой мальчик!.. Взгляни на медальон...
"На шестках сидят в ночи удалые скрипачи..." - донесся из Детства тот же голос, который он слышал сейчас.
Ее голос и это имя напомнили ему то, что почти забылось: материнский дом, скрип колыбели и песня сверчка...
- Мама! - воскликнул Антон. - Это ты! - И обнял её, как маленькую, в то же время словно пытаясь найти у неё защиты. Ему вдруг захотелось вновь стать ребенком, заснуть, забыться, чтобы открыть глаза - и все плохое сгинуло бы насовсем.
Но стоны бургомистра возвратили к реальности. Ленард казался обезумевшим от горя.
- Что же делать?.. Как быть?.. - бормотал он невидящими глазами. Дочь моя! Сын мой! Дети мои!..
- Я спасу её, - успокаивал его Антон. - Я готов на все, чтобы спасти мою невесту!
Снегирь взглянул на Анну, затем на бургомистра и произнес:
- Мужайся, брат! Она никогда не будет твоей женой... Господин бургомистр - твой отец.
- Что?! - вскричал потрясенный скрипач, обернувшись к матери. - Это правда?!
Анна печально кивнула в ответ.
Антон схватился за голову.
- Ах, нет-нет! - замахал руками Ленард. - Все совсем не так!.. Ее мать Луиза - моя покойная жена, - стал объяснять он, - перед смертью оставила записку... Где же она?.. - бургомистр стал рыться в карманах, как вдруг неведомая сила закружила его над землей и унесла в сторону Замка.
И тут же стал подниматься разбуженный ветер и начали гаснуть звезды: одна за другой.
- Надо спешить, я должен спасти Марию... - сказал Антон матери и горько добавил. - Даже если она и не будет моей женой.
- Нам и впрямь пора идти, - сказал Анне Снегирь. - Ваш сын никогда не был трусом.
- Ступайте, - ответила Анна. - И хоть сердце говорит: "нет" - губы шепчут: "да". Да благославит вас Небо!.. Я буду молиться за обоих!
Глава шестнадцатая.
ШАБАШ.
Приближалась полночь тридцатого апреля - ночи, которую в народе прозвали Вальпургиевой.
Святая Вальпургия, как ни странно, не имела ни малейшего отношения ко всей этой чертовщине. Но это и не было простым совпадением: назло Святой Церкви, в день возведения Вальпургии в святые, бесы стали отмечать Праздник Злых Сил.
Часы на башне Замка пробили одиннадцать раз. Оставался один лишь час до наступления страшных событий, которые из года в год, в последний день апреля, свершались на древнем кладбище за Замком. Именно сюда, на кладбищенскую гору, слетались из многих мест Земли бесовские силы.
А на кладбище уже начиналось что-то особенное. Несмотря на тихую ясную погоду вокруг Замка, за провалившейся в землю оградой кладбища, стал подниматься свистящий ветер, трехсотлетние дубы раскачивались так, словно тысячи невидимых губ дули в неистовой силе. Тяжелые глухие стоны доносились из-под земли, а накренившиеся в разные стороны обветренные могильные плиты заходили ходуном. Даже стая кладбищенских ворон, раскаркавшись в темноте, летела прочь от ужасного места.
По занесенным пожухлыми листьями дорожкам кладбища носились огненные столбы, колеса, светящиеся клубки сена.
Это слетались на свой праздник злые духи.
Из заросших крапивой и чертополохом могил, сквозь треснувшие стены склепов, высовывались чьи-то истлевшие руки и скрюченными костяшками пальцем манили к себе.
Трещали ветки осин, на которых раскачивались и хохотали беззубыми ртами полулюди, полускелеты - те, кто когда-то стал висельником.
Прямо из воздуха, а точнее - из ничего появились инкубы и суккубы бесы в виде мужчин и женщин. Они галантно кланялись друг дружке, предвкушая бурную сатанинскую ночь.
Уродливые чудища с огнедышащими змеиными головами садились на землю, опалив жарким огнем мокрые ветки непроходимых колючих кустов. Невесть откуда выползали огромные скорпионы, грозя ядовитыми жалами, выпрыгивали жабы с бородавчатыми ожерельями вокруг жирных шей, выбегали мохнатые крысы, величиной с гиену. Все они возбужденно дышали, глядя на огонь и жадно вдыхая клубы серного дыма.
Небольшое пространство забытого кладбища заполняли оборотни и фавны, феи и сатиры, кикиморы и эльфы, гномы, призраки, привидения, упыри и вампиры, лешие и колдуны, ведьмы и домовые.
Вся нечисть, живущая среди людей, или прикидывающаяся людьми, хоронившаяся до поры-до времени в чуланах и сундуках, на чердаках и тайных тропах, в могилах и во снах, словно ждала этого часа.
Весь год бесы готовились к дьявольскому балу. Варилась особая мазь из крови поручейника - невзрачной болотной пташки, из крови касатки и летучей мыши, из сока дикого винограда и волчьих ягод.
Досуха растерев свои уродливые тела, чтобы они разогрелись и покраснели, нечистые натирались волшебной мазью и тут же - верхом на палке или метле, на вилах или быке, на козле или псе, с визгом и хохотом вылетали сквозь печную трубу в небо, чтобы всего на несколько часов, до первых петухов, заявить о себе и поклониться Дьяволу. Возбужденные и разгоряченные мазью, полетом и предстоящей полуночной встречей, бесы, задрав головы, с нетерпеньем смотрели на ржавые стрелки башенных часов Замка: те должны были вот-вот сойтись на двенадцати.
Наконец раздался хриплый рокот механизмов, скрип несмазанных цепей и колес... Медный колокол зазвучал во чреве башни. Несметная толпа разношерстной погани заверещала, заулюлюкала, слилась в один мерзкий хор:
- Вольнор! Вольнор! Мы здесь! Мы тут! Вольнор! Магистр Вольнор! Явись пред нами!
Раздался далекий гул, задрожала земля, буйно закачались деревья, а могильные памятники попадали навзничь. Вспыхнул высокий костер посреди бесовской толпы, и перед всеми возник Вольнор. На этот раз он был выше замка; черные длинные волосы напоминали разметавшиеся тучи, а голова упиралась в небесный свод. Вековые дубы казались травинками у его ног. Из глаз били во все стороны слепящие молнии, и несся с небес его громовый хохот.
На плечах Повелителя тьмы сидели два волка в цилиндрах: черный и белый, а на великанской ладони лежала Мария Девушка была полумертвой от горя и страха. Вольнор бережно опустил её на землю и щелкнул пальцами. Волки спрыгнули наземь и, хищно ощерясь, сели охранять её с двух сторон. Со всех сторон, изо всех щелей понеслись визги, душераздирающие стоны и нечеловеческий хохот. Уже от одного этого можно было сойти с ума! Магистр щелкнул пальцами ещё раз, и тотчас же в воздухе появился бургомистр. Кувыркаясь в полете, он тяжело шлепнулся у ног Князя, но тут же вскочил на ноги и обвел всех безумными глазами.
- Назначаю Ленарда хозяином Шабаша! - громогласно объявил Вольнор.
Ленард вздрогнул и увидел себя, как бы со стороны. Одет он уже был в серый кафтан, красные штаны с бантами, синие чулки и остроконечную шляпу. На лице его появилась рыжая борода. А сидел он на черном трехрогом бородатом козле. Вместо зада у козла была хохочущая морда. Ее сразу же окружили суккубы и ведьмы и, смеясь, стали звонко целовать.
Вольнор концом остроконечной трости надрезал толстую кору древних дубов, и оттуда полилось чертово вино. Все кинулись к израненным стволам и пили его, хрюкая и причмокивая в диком восторге.
Вскоре после этого начались танцы. Бесы танцевали спиной к спине. Вначале медленно, на цыпочках, затем убыстряя и убыстряя темп, и вскоре вся нечисть плясала, опьяненная вином, разгулом и властью над грешным миром.
Играли скрипки и гобои в руках кривых музыкантов, и под эту дьявольскую музыку, казалось, танцевал весь Ад!
Не ведая, что творит, Ленард дирижировал всей вакханалией. Не по своей воле руки его сами по себе то поднимались, то опускались. Лица, рожи, морды, в оскалах и обезьяньих ужимках, сливались в одно летящее колесо, в нескончаемую светящуюся ленту.
Среди танцующих Ленард заметил покойного Мясника с одутловатым, синим лицом и горящими глазами. Заметил и узнал многих горожан - из тех, кто умер за эти годы. И хоть лица, или то, что ещё можно было назвать лицами, смеялись в танце - широко раскрытые глаза покойников были полны страха и печали.
Бургомистр почувствовал, что сходит с ума. Его волосы горели настоящим огнем и не сгорали. Ленард закрыл глаза, но и сквозь веки он видел то, что поисходило. Он отвел взгляд в сторону и тут случайно заметил Марию, лежащую у чьей-то могилы. Казалось, она была мертва. Ленард хотел броситься к ней, обнять, защитить от этого ужаса, но тело его, словно в кошмарном сне, было ему неподвластно.
Но, то ли она услышала крик его сердца, то ли почувствовала силу его любящего взгляда, - Мария открыла глаза. Ах, лучше б не открывала! Увидев отца в странной нелепой одежде, с рыжей шутовской бородой и горящими волосами, Мария закричала так громко, - что на мгновенье все умолкло вокруг, - и вновь потеряла сознание.
Черный и Белый волки отнесли её в сторонку и, разжав губы, влили в рот глоток густого дубового вина. Дыхание Марии стало спокойным, лишь тело начало мелко дрожать.
- К столам! На угощенье! - закричал бургомистр, сам не понимая что кричит.
И тут могилы, будто скатертью, покрыл белый саван. Появились яства и кушанья на разный вкус бесовского сброда: от жареных жаб до изысканной дичи.
Все бросились к могилам, и хватали, выхватывали друг у друга самые лакомые куски, и ели, и жрали, и лопали, и хрумкали, и чавкали, урча от удовольствия, а еды не убавлялось.
Вольнор с холодной улыбкой наблюдал за дьявольским жором, затем, стукнув о землю тростью, вновь превратился в невысокого колченого старика и потребовал отчета обо всех мерзостях, которые сотворила нечисть.
Нехотя отвалившись от могильных столов, сытые бесы стали отчитываться перед Ленардом и Вольнором, подробно описывая все, что сотворили за год. Врать было бесполезно: Вольнор видел насквозь. И если творимого зла было недостаточно, Черный и Белый волки стегали нерадивых духов молниевыми плетьми. Зато тех, кто сотворил великое зло: повел народ на народ, или навел порчу, или раскачал земную твердь, или океан, а может, бурей развеял целый город - того Вольнор повышал в дьявольском чине.
И какой-нибудь бесенок тогда становился чертом, а какой-то черт получал место в самой Преисподней!
Выпоротых неудачников забрасывали червями и жабами, а награжденных поздравляли, вручая им орден святой Вальпургии.
Наступал последний и самый важный момент Шабаша. До первых петухов нужно было забрать душу невинного.
Уже ведьмы и феи слетали к часовому колоколу и соскребли с него ногтями медные стружки. Уже гномы и тролли готовы были бросить их с моста в озерную воду. И все бесы уже приготовились прочесть заклинание:
"КАК ЭТИ ОПИЛКИ НИКОГДА НЕ ВЕРНУТСЯ К КОЛОКОЛУ,
С КОТОРОГО ОНИ СОДРАНЫ,
ТАК ПУСТЬ И ДУША МОЯ
НИКОГДА НЕ УВИДИТ ЦАРСТВИЯ НЕБЕСНОГО!"
Черный и Белый вновь обернулись людьми и принялись раздевать донага Марию. Бургомистр не мог пошевельнуть и пальцем. В глазах стояли слезы, а язык ворочался колом и мешал крикнуть-разбудить, предупредив об опасности дочь, которая была не в силах сопротивляться оборотням.
Все замерло вокруг Марии.
Вольнор взмахнул тростью, чтобы уколоть её в самую грудь.
- Если до полуночи не явится скрипач, - процедил он сквозь зубы Ленарду, - она своей жизнью завершит Звериное Число!
Но тут в затишье бесовской ночи за оградой раздались чьи-то шаги. Бесы повернули головы. И бургомистр увидел входящих на кладбище Снегиря и Антона.
Глава семнадцатая.
ДИНЬ-ДОН!
- Наконец-то! Да ты со скрипкой! Вот и славно, - криво усмехнулся Вольнор, завидев музыкантов. - А то я уж хотел обидеть невинную душу!
Все на кладбище громко расхохотались.
- Эй, вы, бесовское отродье, тише!.. - прикрикнул он на разыгравшуюся нечисть. - К нам пожаловал великий музыкант, чтобы сыграть "Величальную" в мою честь!
- Слу-уушайте и смотрите! - завопили волки. - Как наш Князь отнимет у скрипача Ду-ууух его Творчества!..
И все вокруг захрюкали и завизжали от радости.
- Подмостки для маэстро! - потребовал Вольнор и хлопнул в ладони.
И тотчас же все бесы стали стягивать в одно место древние мраморные надгробия и складывать их одно на другое. Не успел Антон и глазом моргнуть, как в центре кладбища, у большого костра, возник высокий пъедестал со ступенями.
Друзья взошли на мраморную сцену. Им сверху было видно кладбище целиком - от ворот до стен Замка со всеми безобразными гостями Вальпургиевой ночи. Невдалеке Антон успел заметить бургомистра в странном костюме, а в стороне от всех - охраняемую волками Марию. Он кинулся к бывшей невесте, но Магистр вновь нацелил ей в грудь убийственную трость.
- Играй же! - грозно потребовал от скрипача Вольнор. - Играй громче, чтобы от Ада до Небес воспеть мощь моего величия!.. Создай мне памятник при её жизни! А ты - пой! - он ткнул пальцем в сторону Снегиря.
- Мы не знаем слов, ваша светлость, - сказал Снегирь.
- Темность, - поправил его Вольнор. - Моя темность!..
- И музыки тоже, - добавил Антон, сбрасывая плащ и раскрывая футляр.
- Стихи и ноты! - распорядился Князь, и волки-оборотни приволокли откуда-то пюпитры с клавиром, в котором ноты были написаны алой кровью.
Антон вскинул скрипку на плечо и попробовал сыграть, но тут же опустил: из-под смычка раздалась какофония звуков, словно кто-то пилил железо или водил горстью гвоздей по стеклу.
- Какая музыка! - восторженно закатил глаза Белый.
- Вечная музыка! - повторил Черный.
Вся нечисть на кладбище поднялась с земли и вдруг торжественно заорала, обратя свои страшные полуистлевшие лица в сторону Вольнора:
- Среди морей и среди гор,
Среди лесов и пашен
Ты будешь вечно, Князь Вольнор,
И страшен, и бесстрашен!
Вечны чертовы дела
В черной круговерти.
Тьма, что Князя родила
Неподвластна смерти!
За великие дела
Благодетелю - хвала!..
- Что будем делать? - прокричал Антону Снегирь. - Еще мгновенье - и все мы сойдем с ума! И я, и ты, и Мария!.. Ведь не играть мы сюда пришли!
- Играй, скрипач, "Величальную"! И быть тебе первым скрипачом Вальпургиевой ночи! - прогрохотал с небес насмешливый голос Вольнора. Теперь я непобедим! Смотри!..
Снова увеличившись в размерах, Магистр взмахнул рукой, и над башнями Замка появились парящие в вышине души из Черного Ларца. Их было много, чистых и талантливых, верных и безгрешных! Духи Творчества, духи Профессий, духи Любви.
- Теперь они мои навеки! - громыхал Вольнор с торжеством в голосе. - И никому не победить меня! - Он щелкнул пальцами, и крышка ларца захлопнулась.
- Никогда! - прокричал ему Антон. - Пусть тебе играют твои уроды. Их тут и без меня много.
- Глупец! - захохотал Князь. - Ты хочешь один пойти против меня?! Что ты можешь противопоставить мне?! Не смеши, Никколо!
Но тут из-под смычка музыканта, словно выпущенная на волю, над страшным местом вдруг взлетела Волшебная Мелодия. Как очищающая гроза, как освежающий дождь.
Вольнор, который только что был ростом с колокольню, стал уменьшаться. Он становился все ниже и ниже, а Мелодия все громче звучала над старым кладбищем, над всем миром, - как и просил Вольнор - от Ада до Небес!
- Получай, Князь! - по-мальчишески воскликнул Снегирь.
Мария смотрела на скрипача с мукой и болью, как бы прощаясь с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10