..
Честно говоря, было ему очень страшно: роста Сергей Борисович среднего, а человек в черном вон какой дылда! Поди угонись за ним. И коридоры вокруг какие-то совсем незнакомые, директор еще никогда не заходил так далеко. А тот, за кем он гнался, все сворачивал да сворачивал, запутывая след. Бегал он быстро, и вот, когда Сергей Борисович свернул в очередной коридор, то никого не увидел. Человек в черном пропал, исчез. Вот и шаги его стихли вдали. Директор остался один посреди незнакомых коридоров. Он сбавил шаг, прислушался. Тишина. А местность вокруг пошла уж и вовсе дикая: какая-то бутафорская беседка, увитая плющом, рядом королевский трон, весь в пыли и паутине. На спинке трона, на ржавом гвозде, висела помятая королевская корона, а в дальнем темном углу, чуть скособочившись, стоял средневековый рыцарь из папье-маше.
Если бы на нагруднике рыцаря не было выцарапано чьей-то искусной рукой "Васька - дурак", можно было подумать, что тут лет сто не ступала нога человека. Но сто лет назад слово "дурак" писалось несколько иначе. Вот так: "дуракъ".
Можете себе представить, каково было Сергею Борисовичу: Аня Елькина пропала, в коридорах прячется человек в черном. "Я должен его поймать, сказал себе Сергей Борисович, - и спасти Елькину. Вперед!"
И он снова побежал, чутко прислушиваясь, не раздастся ли где шорох, шаги. Но тишина, тишина стояла вокруг, жуткая, нежилая... Долго ли, коротко бежал он, но вдруг остановился как вкопанный: беседка, увитая плющом, фанерный королевский трон, рыцарь. На нагруднике выцарапано: "Васька - дурак". Что за чертовщина?
Сергей Борисович поспешно прошел мимо, свернул в другой коридор и побежал.
Увы, через десять минут он очутился у беседки, и рыцарь "Васька дурак", кажется, встретил его торжествующей ухмылкой.
Директор с ужасом понял, что заблудился и ходит по кругу.
ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ - КТО ОН?
Пока Сергей Борисович отважно преследует неизвестного преступника, надо объяснить кое-что.
Дело в том, что никакого преступника нет и не было. Так уж вышло, что в дальних коридорах директор увидел...
Да вы и сами, наверно, уже догадались, что это был Павлик, знаменитый актер, которого не пустили в Дом пионеров и который решил воспользоваться пожарной лестницей. Путь этот был отлично ему знаком - с детства, с той не очень далекой поры, когда Павлик еще не был знаменитым актером, а бегал в Дом пионеров на репетиции. То есть был он тогда самый обыкновенный мальчишка, никакой славы у него еще не было, и черные очки он не носил (чтоб почитатели на улице не узнавали). И Юля его тогда любила.
Ах, Юлька, ну чего ты дуешься! Теперь, когда Павлик стал такой знаменитый, кучу денег заработал, жить бы да радоваться привалившему счастью. Павлик лез по пожарной лестнице и придумывал свой разговор с Юлей: "Наймем Пашке няньку, а ты иди учись, ты ж давно мечтала. Пожалуйста - деньги есть, никаких забот, проси что хочешь! Все у нас теперь будет о'кэй, Юлька, может, даже в Москву переедем жить. Со мной не пропадешь! Кончай дуться, Юлька, глупо же это, пойми!"
Павлику вдруг захотелось взглянуть на родную Фестивальную улицу: там, там, среди лип, когда-то бродили они с Юлей. И именно там, однажды, собравшись о духом, он Юлю поцеловал. Знаменитый актер вытянул шею, но крыши загораживали Фестивальную, он торопливо полез наверх. Как там? Все ли на месте?
На месте все было: дома стояли, как положено, в ряд, в сквере дремали белые, все в инее, липы, а в конце улицы темнел, как и в прежние времена, лес... Будто на ладони лежала перед Павликом улица, он смотрел, смотрел на нее. А улица на него не смотрела, не хотела родная улица видеть знаменитого Павлика...
"Сговорились они все, что ли?" - расстроился знаменитый. Никто не хотел его видеть: ни Юля, ни Михаил Павлович... А Юлин брат и вовсе вчера сказал, что милицию вызовет, если Павлик еще придет!
"Вот помиримся с Юлькой, я тебе покажу! - грозно думает Павлик. - Ты у меня узнаешь, как близких родственников в дом не пускать! Ничего! успокаивает себя знаменитый. - Приду к ней в библиотеку, уж тогда мне никто не помешает! Только бы Михаилу Павловичу на глаза не попасться..."
Говорят, люди к старости делаются мягче. По Михаилу Павловичу что-то этого не заметно. Как сказал два года назад: "Павел, то, что ты собираешься сделать, - предательство!" - так и стоит на своем... Слишком уж строг он, Михаил Павлович Еремушкин. Строг и старомоден, вот что!
В детстве-то Павлик этого не понимал, все, что говорил и делал Еремушкин, казалось ему замечательным. Но теперь Павлик вырос, теперь-то он понял: жить так, как учил Михаил Павлович, невозможно.
Долг, честь, благородство!.. Глупости какие! Живи Павлик так, как учил Михаил Павлович, где бы он сейчас был? Работал бы в каком-нибудь захолустном театрике и получал сто рублей в месяц... А на сто рублей попробуй проживи, какой уж тут долг, какая честь... Все-таки Михаил Павлович - идеалист, не знает жизни.
Только бы, только бы Павлику с ним не встретиться. Потому что Михаил Павлович хоть и идеалист, а рука у него тяжелая, Павлик знает... Однажды, давно, они гуляли - Павлик, Кузя и Михаил Павлович. Кузя был еще совсем малышом, Павлик - тоже не очень взрослым, Еремушкин угощал их мороженым и рассказывал о поэте Пушкине. Дело было в городском саду. Михаил Павлович и Павлик настолько были увлечены разговором, что ничего вокруг не замечали, а Кузя, который по малолетству многого в разговоре не понимал, глазел по сторонам. Он-то и дернул Михаила Павловича за рукав:
- Деда, а там дяденька тетеньку бьет.
Так вот, с тех пор десять лет прошло, а Павлик все равно отлично помнит, что Михаил Павлович сделал с тем дяденькой.
Крутой человек Михаил Павлович! Кто его знает, что ему придет в голову, если он увидит, что Павлик все-таки явился. Между прочим, окно все не открывали, неужели мальчишка забыл?..
"Ерунда какая! - подумал Павлик. - Лезу, как воришка... Рассказать кому - не поверят!"
Он начинал мерзнуть. Постучать, что ли? Бесполезно, кто сейчас будет торчать в дальних коридорах?
...Но нет - только знаменитый стукнул в окно, как с той стороны кто-то подошел - и открыл!
- Спасибо! - поблагодарил Павлик, из-за клубов морозного пара еще не разглядев, кто это. Но потом-то клубы рассеялись...
- Михаил Павлович? - испуганно пробормотал знаменитый и поспешно шагнул назад.
В последний миг Михаил Павлович все-таки успел поймать его за воротник куртки.
СУП С КОТОМ
Знаменитый актер лежал поперек подоконника: голова тут, а ноги в "луноходах" - торчат над заснеженной улицей...
А Михаилу Павловичу, видно, казалось, что Павлик все еще падает... Он мертвой хваткой держал его за ворот, а в груди у него больно колотилось сердце. Последним, отчаянным рывком он втащил Павлика в помещение и побелел как мел.
Знаменитый встал на трясущихся ногах, оглянулся назад, в холодную пустоту, откуда его только что вытянули.
- Уйди с глаз! - приказал ему Еремушкин, и знаменитый Павлик, опустив голову, побрел по коридору...
А Михаил Павлович неверно шагнул от окна, прислонился к стене и замер, боясь расплескать горячую, черную боль слева, в груди.
- Михаил Павлович! - шепотом позвала Анька.
- Ничего, - сквозь зубы ответил он. - Давай-ка я маленько посижу с тобой рядышком...
Осторожно, по стенке, опустился он на пол рядом с Анькой и закрыл глаза.
- Только не умирайте, пожалуйста! - закричала Анька. - Я вас очень прошу! - и, обхватив Михаила Павловича за шею, заплакала.
- Ну и глупая ты у меня... - с трудом выговорил он. - Зачем же я буду умирать, вот выдумала...
Он открыл глаза и улыбнулся Аньке. И подумал: "Надо менять работу. А то, и вправду, помру однажды у них на глазах..."
Анька ревела уже в голос.
- Да не помру, не помру, - пообещал Михаил Павлович, прислушиваясь, как боль отпускает понемножку. - Подожду уж, пока ты вырастешь.
Анька стихла.
- А потом? - спросила она настороженно.
Михаил Павлович молчал. А что он мог ответить?
- Ну, потом... - вздохнул он печально. - Суп с котом!
И Анька снова отчаянно заревела.
- Не хочу! Не хочу! Не хочу! - твердила она. - Хочу, чтоб вы были всегда!
- Ну перестань, - попросил Еремушкин. - Ревушка... Прилично разве ходить мне в мокром пиджаке? Ладно, никогда не умру.
Они долго сидели рядышком в меловом кругу под краном: Михаил Павлович - приходя в себя, а Анька - уткнувшись носом ему в плечо и тихонько всхлипывая.
- Очень больно? - спросила она шепотом.
- Терпимо.
- А тукает?
Михаил Павлович расстегнул пиджак, прижал Анькину ладошку к груди.
- Тукает! - успокоилась Анька. - А когда оно болит, то это как?
- Коленки разбивала?
- Ну.
- И как?
- Сначала - очень больно. А потом - саднит только.
- Вот и у меня, - сказал Михаил Павлович, - саднит только...
НЕКОТОРЫЕ ПЕЧАЛЬНЫЕ ПОДРОБНОСТИ ИЗ ЖИЗНИ ЗМЕЯ ГОРЫНЫЧА
- Ну, а кровь? - спросят некоторые, не очень догадливые.
На это надо ответить:
- Ну а Вовка? Забыли вы разве про него?!
Вовка едва дохромал до переодевалки, плюхнулся на диван и, шипя от боли, закатал штанину.
- Здоровски! - сказал Балабанчик с восхищением и жалостью. - Кто тебя?
Вовка вкратце изложил.
- Как же ты теперь Горыныча играть будешь? - озаботился Васька. - Там вон сколько бегать и прыгать надо! А у тебя кровь все идет... Гляди, весь пол закапал!
Вовка и сам не знал, что делать. А больно было ой как!
- День какой-то, - вздохнул Васька, - непутевый! Всем не везет. И Анька пропала...
- Ка-ак? - раскрыл глаза Вовка. - Ку-куда?!
- Никто не знает! - таинственным шепотом доложил Балабанчик. Ищем-ищем! Даже директор этим делом занимается. Только пока ничего.
В ответ Вовка сказал речь: мучительно застревая на каждом слоге и половину не договаривая, он ругал Ваську и весь Дом пионеров, будто это они были виноваты.
- Мо-о-может, она ле-ежит где и у-у-у-у... Я по-о-ойду ее и-и-и-и...
- Куда ты пойдешь? - махнул рукой Балабанчик. - Погляди на себя!
- Пойду! А вы-ы все-е...
- Живо одевайся! - крикнул Мотя, влетая, и замер. - Это что?
- Ни-и-ичего! - сердито крикнул Вовка. - Анька где-е?
Мотя вздохнул.
- Еще не нашли.
- Я и-и-искать по-по...
- Васька! - хмуро решил Мотя. - У тебя сегодня бенефис! Будешь играть Горыныча! А ты - сиди, я тебя "зеленкой" помажу! И забинтовать надо. Только чтоб Михаил Павлович не увидел.
Мотя унесся за медикаментами. Вовка, насупленный и тревожный, наставлял Балабанчика:
- Бе-бе-береги хвост! Оборвут.
Это было главное в роли Змея Горыныча. Слов у Вовки почти не было, зато какой у него был хвост!
Будь проклят тот художник, который его придумал! Ему, видно, и в голову не приходило, сколько мучений придется вынести бедному чудищу из-за этого хвоста.
Частенько уже перед самым выходом на сцену обнаруживал его горемыка Горыныч привязанным к ножке рояля... А когда выбегал он на сцену и извергал пламя, мальчишки из балета тишком утягивали хвост в кулисы и цепляли за гвоздик, нарочно вбитый там для этой подлой цели. А ежели у тебя хвост зацеплен за гвоздик, какой же ты Горыныч? Никакой! Одни слезы. Потому что в самый разгар боя либо хвост у тебя оборвется на радость всему зрительному залу, либо сам ты грохнешься.
"Горыныч, на выход!" - командовал дежурный режиссер.
Вовка напяливал огнедышащие головы и, нервно прижимая к груди свой многострадальный хвост, с ревом устремлялся на сцену. "Огне-ем спа-алю-у!" - жутко выл он. Юные зрительницы при этом вжимались в кресла, а дошкольники начинали плакать и проситься домой... Вовка же, занимаясь всевозможной разрушительной деятельностью, ни секунды не был спокоен, косил глазом в кулисы, где слонялись в ожидании своего выхода мальчишки из балета. А вероломный Добрый Молодец, войдя с ними в сговор, нарочно загонял Вовку на опасное пространство возле гвоздика!
Самое обидное было вот что: этого хилого Доброго Молодца Горыныч Вовка мог положить на лопатки мизинцем левой руки. Но по пьесе положено было ему погибнуть трусливо и бесславно - и Вовка погибал... И, уже распластавшись по сцене без признаков жизни и выключив лампочки во всех трех головах, он с тоской наблюдал, как нахальные танцоры, пользуясь его мертвой неподвижностью, ползут по-пластунски среди ватных сугробов, чтобы завязать хвост тройным морским узлом... Придется, ох придется Вовке распутывать его весь перерыв!
В общем, одно название, что Горыныч, а если разобраться, такой же бедолага, как все.
НОВАЯ БЕДА
Как известно, Мотя отправился за медикаментами, чтобы перевязать раненого Вовку, но на полдороге его нагнал Айрапетян:
- Тебя к телефону срочно!
Звонила младшая сестра Светка.
- Шлушай, Мотька, - сказала она. - К нам шейчаш приходила тетенька иш школы и тебя шильно ругала...
Мотя замер.
- Шлышишь? - спросила Светка.
- Слышу...
- А мама ей шкажала, что она на тебя вли-я-ни-я не имеет. Вы, шкажала, шражу идите в этот их театр и жалуйтешь там, а меня он не шлушаетша...
- А она? - напряженно поинтересовался Мотя.
- Я ж тебе то и жвоню, што она к вам идет... Ты шкорее шпрячьша!
Пятилетняя Светка была верным Мотиным другом, всегда за него заступалась.
- Спасибо, Светлана, - удрученно сказал Мотя. - Что же делать?
- Шам виноват! - ответила Светка. - Жачем влюблялша и жапишки на уроке пишал?!
Мотя вздохнул и положил трубку. Ужасный, ужасный был день! Только этого еще не хватало: классная руководительница идет в Дом пионеров жаловаться. И именно тогда, когда решили Михаила Павловича не волновать.
Мотя хорошо знал свою учительницу и понял отчетливо: Михаила Павловича надо спасать!
Но как?
НА ПОИСКИ АНЬКИ
Вовка, прихрамывая, брел по коридорам. Пропала Анька... Куда? Почему? Где ее искать? Непонятно... Но Вовка Гусев - настоящий друг, он облазает весь Дом пионеров, он найдет ее! И вдруг он стал как вкопанный.
Окно! Окно-то усатому незнакомцу он позабыл открыть! Сколько уж времени прошло, поди, он там уж к лесенке примерз!
Скорей! Вовка захромал, заспешил...
За его спиной вдруг послышался торопливый топот. На всякий случай Вовка свернул в соседний коридор и вжался в стенку: Мотя не велел ему попадаться никому на глаза, чтоб не обнаружили подмены.
Мимо промчался директор Дома пионеров и скрылся в дальних коридорах. "Ну и ну! - удивился Вовка. - Куда это он? Будто гонится за кем-то..."
Переждав, когда топот стихнет, он двинулся дальше и вдруг - лицом к лицу - столкнулся с Михаилом Павловичем.
Это была катастрофа!
Михаил Павлович удивленно посмотрел на Вовку, а потом на часы.
- Разве елка еще не началась? - спросил он.
- На-на-на... - испуганно отозвался Вовка.
Ему хотелось зажмуриться. Потому что ведь ясно, какой будет следующий вопрос: если елка уже началась, то почему он, Вовка, бродит по коридорам вместо того, чтоб быть там, где ему положено, - за кулисами, одетым в костюм Змея Горыныча и готовым к выходу?
И что Вовка Михаилу Павловичу ответит?
Но Михаил Павлович больше Вовку ни о чем не спросил, только посмотрел пристально и вздохнул.
- По коридору прямо и направо, - показал он и ушел.
А Вовка стоял и растерянно глядел ему вслед.
Во-первых, почему Михаил Павлович Вовку не ругает? А во-вторых, откуда он знает, что Вовке надо именно прямо и именно направо, туда, в тупичок у пожарной лестницы? Может, он и про усатого знает?.. Странно, странно все и непонятно!
Впрочем, размышлять об этом было некогда. Вовка торопливо захромал по коридору, а потом свернул направо.
Свернув направо, он обнаружил в тупичке пропавшую Аньку.
ДРУЗЬЯ ССОРЯТСЯ НАВЕКИ
- Во-от ты где! - радостно крикнул Вовка. - А все го-го-го...
Он перевел дыхание и договорил почти не заикаясь:
- Что ты пропала!
При Аньке Вовка Гусев старался не заикаться, потому что она этого терпеть не могла и очень сердилась, обвиняла Вовку в том, что у него силы воли нет. "Вот скажи себе: "Больше никогда ни за что заикаться не буду!" и не заикайся, ясно тебе!" - требовала она. Легко ей так, а если у Вовки Гусева в горле застрял какой-то треугольник и мешает разговаривать?
Ну, то есть Вовка отлично понимал, что на самом деле никакого треугольника у него в горле нет, а только кажется. Но этот проклятый треугольник, хоть и казался только, а разговаривать все равно мешал, да разве упрямице Аньке объяснишь такое? Но вот что удивительно: при Аньке Вовка Гусев почти не заикается...
Он оглядывает непонятный черный ящик, Аньку, которая сидит на полу, обняв коленки... Что-то случилось, это же ясно!
- Кто тебя?! - гневно спрашивает Вовка. - Говори! Он у меня получит!
- Кузя...
Другу все можно рассказать, он поймет. И Анька уже открывает рот, чтоб все-все рассказать Вовке Гусеву, может, вместе они что-нибудь да и придумают...
Но Вовка хмурится, вздыхает, не глядит в глаза.
- Ты чего?
- Думаю, - сознается Вовка, - сказать тебе одну вещь или нет...
- Скажи! - требует Анька: она очень любопытна.
- А ты не обидишься?
- Нет! - заверяет Анька. - Ну, говори!
- Знаешь... - неуверенно мямлит Вовка, и по всему видно, что говорить ему не хочется. - Тут такое дело... Конечно, ты можешь этого еще не понимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11