Мамаша шла под руку с замполитом и без конца благодарила Галину Афанасьевну за весточку.
- Понимаете, посылаю сюда, посылаю туда - ничего не знают. Потерпите, мол, найдем. И вдруг от вас письмо! И такое кроткое.
На прощание она еще раз всплакнула.
- Уехала, - облегченно вздохнул Юра, когда машина скрылась из глаз.
А ребята молча улыбнулись.
Глава тридцать третья
НЕСДЕЛАННЫЙ ПОДАРОК
Костя отошел от кассы и вновь пересчитал деньги: четыре новенькие полусотни и одну десятку. Ремонтируя в свободное время колхозный инвентарь, ребята не думали о вознаграждении, но Петр Александрович недавно вдруг объявил воспитанникам, что им причитаются деньги. Часть денег группа решила перечислить на базу "Книготорга" для приобретения книг, а другую часть ребята получили на руки.
Старательно завернув хрустящие бумажки в чистый носовой платок, Костя после некоторого раздумья положил узелок во внутренний карман шинели.
До универмага надо было идти широкой асфальтированной улицей. Обычно Костя ходит по ней тихо, вразвалочку, внимательно разглядывая витрины. По вечерам они освещались лампами дневного света, и выставленные на витринах товары были особенно красивы. Но сегодня он не замечал их. Сегодня вечером, после комсомольского собрания, он преподнесет матери подарок. Может быть, мама даже не поверит, что это он, Костя, купил подарок. А потом, когда она примет платок, он скажет: "А теперь, мамочка, поздравь меня, я комсомолец!"
В последнее время Костя приходил домой каждое воскресенье. Вечных его врагов - соседей - словно кто-то подменил. Они приветливо заговаривали с ним, даже приглашали его в гости. Костя радовался и удивлялся тому, как неожиданно и хорошо изменилась его жизнь. Он с гордостью рассказывал о своей школе, как будто она была единственная в Советском Союзе.
Около павильона с мороженым Костя замедлил шаги и потрогал в кармане узелок с деньгами. "Купить бы". Но, поморщившись, подумал: "А вдруг на шаль не хватит?"
Короткий зимний день затухал. Густой снег, выпавший ночью, растаял. Земля по-весеннему парила.
Возле универмага Костя увидел своего дружка.
- Федька! - обрадованно крикнул он, боясь, что приятель скроется в потоке людей.
Федька оглянулся и не спеша подошел к товарищу. Он некоторое время молча рассматривал Костю.
Ярков уже пожалел, что окликнул Федьку. Ему очень хотелось рассказать товарищу о том, как хорошо он живет. Но насмешливые плутоватые глаза Федьки напомнили ему неприглядное прошлое. Ведь это они с Федькой однажды сломали молодую яблоню в саду старика-соседа; ведь это они с Федькой, уходя на целый день за город, выкуривали по шесть пачек "Ракеты" - курили до одурения, до тошноты; ведь это они с Федькой разбили из рогатки окно у одинокой женщины за то, что сна советовала "не болтаться зря, а поступить в школу ФЗО".
- Прячешься от меня? - злобно спросил Федька.
- А как же, боюсь, куда там! Только больше не ходи в училище. Тетя Ксения обещалась поймать тебя, шесть кур у нее стащили. Комсомольцы дежурить будут. В милицию отправят, будешь загорать.
- Пусть сначала поймают! - Федька засмеялся. - Кур на суп не осталось, вот и злится твоя Ксения.
- Насчет кур брось, кончено все это...
- Скажи какой!..
Друзья помолчали. Костя остро чувствовал: "Какой же Федька никудышний! И главное, не понимает этого".
- Что сейчас делаешь? - только и нашелся спросить Костя.
- Гуляю, сам знаешь. А ты?
- Я хорошо живу. Вот, шаль матери покупаю.
- А гроши есть? - глаза у Федьки забегали, заблестели. Зная, что Федька пока не увидит, не поверит, Ярков развернул платок и пересчитал деньги перед самым его носом.
Федька присвистнул:
- Верно, можно купить. - Он похлопал себя по карманам брюк. Покурим.
- Не курю.
- Ого! - Федька недоверчиво покачал головой. Сняв фуражку, он извлек оттуда окурок. С удовольствием затянулся и, задрав голову, выпятив губы, выпустил колечки дыма. - Зачем матери шаль, нету, что ли?
- Подарить хочу.
- Ну и чудак! Кто же матери дарит шаль? Зачем ей шаль? Лучше у меня фонарь купи. Тебе без него никак нельзя.
Федька распахнул фуфайку и, покопавшись в кармане, вытащил помятый фонарь.
- Новенький!
Костя осмотрел фонарик и улыбнулся.
- В субботу ему сто лет будет, и притом не горит...
- Не может быть, все время светил. Наверное, лампочка перегорела. Так и быть, своему товарищу по дешевке уступлю.
- Выбрось, - посоветовал Костя. - Никому твой фонарь не нужен.
Спрятав фонарь под фуфайку, Федька котел еще что-то предложить, но Ярков взял его за локоть.
- Идем шаль выберем, а потом поговорим.
Ребята подошли к прилавку. Продавщица подала Косте белую пуховую шаль. Он осторожно потрогал ее двумя пальцами и подумал: "Мягкая, тепло матери будет".
- Ну и платок! - презрительно воскликнул Федька. - Да в нем и летом замерзнешь. Не бери. Подожди, пока настоящие привезут.
Костя взглянул на цену и вздохнул: денег на покупку не хватало, нужно было еще двадцать рублей.
- Одолжи. В школу придем - отдам, - попросил он Федьку.
- Знаю, взаймы без отдачи, - Федька засмеялся и заговорщически подмигнул: - Идем на два слова.
За углом универмага он выгреб из кармана штанов три скорлупки половинки от грецких орехов, засушенный хлебный шарик и потрепанную колоду карт.
- Разыграем: хочешь - в "очко", хочешь - в "орешек".
- Эх ты, еще другом называешься, - отпрянув от Федьки, крикнул со злостью Ярков. "Что делать? Матери деньги отдать? Эффекта не будет. Надо купить шаль. Займу у Ивана Сергеевича", - решил он. Не прощаясь с Федькой, направился в училище. Но вдруг Костя вспомнил слова Галины Афанасьевны: "Рассказывайте товарищам о своем училище, о том, как вы живете. Пусть ребята идут к нам учиться..." Он обернулся. Заложив руки в карманы фуфайки, Федька, посасывая окурок, брел следом за ним. Костя остановился и дружески предложил:
- Идем, посидим где-нибудь.
- Посидим, - обрадовался Федька.
- Пломбир хочешь?
- А как же, хочу.
Купив мороженое, они прошли на безлюдное место сквера и сели на скамейку.
С мороженым Федька расправился быстро.
- Ты по-ударному, - заметил Костя.
- Между прочим, вкусное... Не мешало бы еще.
Косте тоже хотелось еще, но, экономя деньги, он купил мороженое только товарищу.
Быстро надвигался декабрьский вечер. Сквер пропитывался морозными туманными сумерками. Костя обдумывал, с чего начать свой серьезный разговор.
- Смотрю на других - живут с интересом. А мы с тобой, помнишь, доски от заборов ломали да кур таскали. А ведь если когда-нибудь поймают голову оторвут.
- Боишься?
- Боюсь... А чего ты так смотришь? Ведь страшно, да и совестно. Не понимаешь? Когда Петр Александрович рассказывал, как работать на тракторе, все слушали, а я сидел и думал: "Эх, скорее бы перемена". А начнется перемена - болтаешься без толку. И ничего в голове нет. А ведь мастера стараются, чтобы из нас толковые люди получились. Я, например, хоть сейчас сяду на трактор и поеду, а ты будешь смотреть и удивляться. Ты, как был никто, так и остался, а я уже почти механизатор.
- Не фасонь. Тоже мне механизатор. Врешь ты, не ездил на тракторе. Ты в нем ни одной гайки не знаешь.
- Давай поспорим. Если хочешь знать, нас скоро даже на Алтай пошлют, на новые земли.
- Никуда тебя не пошлют.
- Хочешь быть трактористом?
- Не хочу, - отрезал Федька.
- Почему?
- Не выйдет из меня.
Костя сердито посмотрел на Федьку и, взмахнув рукой, сказал:
- Выйдет, честное слово, выйдет.
Федька, думая о чем-то своем, покачал головой и спросил:
- Форму сразу дают?
- Конечно, сразу. Всё бесплатно: одежда, постельные принадлежности, питание. Книг сколько хочешь, только читай. Ребята все хорошие, свои. В кино ходим, в театр, в музей, на лекции. Сразу человеком станешь.
Федька ухмыльнулся.
- А я разве не человек?
- Нет! - Костя оглядел товарища с ног до головы. - У кого хочешь спроси, скажут: нет. Человек учится и работает. А ты и по обличим не похож на человека, никогда не умываешься, волосы растрепаны...
Пока Ярков убеждал товарища, Федька расстелил на лавочке обрывок газеты и стасовал карты.
- Ладно, я поступлю в твою школу. А пока давай разок сыграем. Странно улыбаясь, Федька настойчиво заглянул другу в глаза. - Чудак ты! И чего трусишь? А еще матросом быть хочешь. Для матери шаль - первое дело. Я тоже когда-нибудь куплю матери шаль, - вкрадчиво уговаривал Федька. Выиграешь и беги шаль покупать. Вот мать-то обрадуется!
Костя в нерешительности поглядывал на замусоленные карты. Черные с большими ногтями Федькины пальцы ловко перебирали колоду.
- Не трусь! Рубль поставишь - два возьмешь. На сколько идешь?
Костя нащупал в кармане узелок. "Выиграю тридцатку и уйду", мысленно решил он. Трепетно забилось сердце. Давно Костя не играл, не нервничал, не страдал.
- В "орешки" сыграем, - сказал он, чувствуя, как приходит к нему почти уже забытый азарт.
Переставляя скорлупки, Федька то одной, то другой рукой прикрывал хлебный шарик. Костя зорко следил за руками Федьки. Ему казалось, что в эту секунду он переступает страшный порог, за которым опять будут слезы матери, сердитые взгляды соседей - все то, от чего он недавно ушел.
- В этой бери, в этой не бери. В какой? - монотонной скороговоркой цедил Федька.
- В этой, - закричал Костя и прижал скорлупку пальцем, боясь, как бы Федька не успел вынуть шарик.
Когда Костя приподнял скорлупку, под ней шарика не оказалось, а Федька ехидно улыбнулся.
- Ничего, сейчас повезет.
Костя трясущимися руками вытащил из платка пятьдесят рублей, остальные туго завязал в узел и положил в карман. Теперь он уйти не мог. Он должен отыграться, отыграться во что бы то ни стало!
И снова монотонный голос:
- Эту бери, эту не бери...
И на этот раз скорлупка оказалась пустой. На какую-то долю секунды в сознании Кости промелькнули школа, ребята: Иван Сергеевич, Вася...
Узелка уже не было, остался чистый смятый платок. Костя не замечал, что он делает. Все происходившее походило на сон. "Теперь все равно. Надо делать все, что угодно, лишь бы отыграться. Может быть, даже ударить, нет, избить этого ненавистного друга..." - лихорадочно соображал Костя. Он растерянно оглядел себя и снял фуражку.
- Новая? - Федька молча повертел ее, прищурив глаз. - Пять рублей...
- Она же новая!
- Не хочешь - как хочешь.
Костя повздыхал, поохал: "Может быть, повезет?" А Федька спокойно выжидал, примеряя фуражку.
Вскоре Ярков проиграл ремень от гимнастерки и ремень от брюк.
Сумерки сгущались, Косте стало жутко.
- Как же я пойду в школу? - тревожно спросил он Федьку.
- Ничего, добежишь, не холодно. Не унывай, дадут тебе фуражку и ремни... - Согнувшись, Федька огляделся и вдруг бросился бежать.
- Федька! - в отчаянии крикнул Костя и побежал за другом. Но Федька как в воду канул. Костя остановился в дальнем углу сквера, сел на скамейку, сдавил кулаками голову и жалобно заплакал.
Глава тридцать четвертая
"БОЛЬШЕ ЭТОГО НИКОГДА НЕ БУДЕТ!"
О приеме новых членов в комсомол говорил Саша Корнаков. С тех пор как его пропесочили за "отставание кружковой работы", Саша резко изменился. Во всех начинаниях он подавал личный пример, и сам вскоре убедился, что раньше играл на гармошке плохо и ноты изучить ему надо обязательно.
Он держал в руке свернутый лист бумаги - конспект выступления, хотя ни разу в него не заглянул. Как-то увереннее чувствуешь себя, если под рукой есть запись всего того, о чем надо сказать.
- Я считаю, что Васю Бугрина можно принять в комсомол. Устав он знает назубок, политически стал более развит и крупных ошибок в своей повседневной жизни не допускает. Учится хорошо - правда, дисциплина еще хромает... - Саша назвал фамилии других ребят, которые, по его мнению, могут стать комсомольцами.
Иван Сергеевич ерзал на месте.
- А Костю Яркова забыл? - не выдержал, наконец, он и задал вопрос.
- А разве он уже пришел на собрание? - с насмешкой спросил Саша. Что о нем говорить? Он даже не хочет присутствовать на нашем собрании. Я не питаю к нему доверия. Сегодня утром, - Саша оглядел собравшихся комсомольцев, - перед самым обсуждением его кандидатуры в члены комсомола, он признался в том, что стащил у тети Ксении две курицы...
Иван Сергеевич не на шутку встревожился. В самый ответственный момент Костя подвел своего шефа.
Ребята ждали, что скажет Иван Сергеевич, и он заговорил торопливо, после каждой фразы вопросительно оглядывая комсомольцев.
- Корнаков всегда боится, как бы чего не случилось. Не беспокойся, Саша, наша комсомольская организация имеет сильное влияние на воспитанников школы. Сознание ребят выросло. Поговоришь с товарищем - и он уже лучше учится и ведет себя приличнее, чем раньше.
- Так уж сразу и приличнее, - вставила Оля.
Оле казалось, что Иван Сергеевич стал каким-то другим. Это беспокоило секретаря комитета. До сих пор Оля не понимала причины своего беспокойства, а сейчас вдруг поняла: Иван Сергеевич зазнался.
- Я шефствую над Костей, - самодовольно продолжал Иван Сергеевич. Помните, каким он был? А теперь он понял свою цель в жизни. Я ему во всем помогаю, я все свободное время с ним.
- Мелочная опека, - усмехнулся Корнаков.
- Ничего подобного. Товарищеская помощь.
- Где Костя? - спросила Оля.
В пылу разглагольствования Иван Сергеевич забыл, что тот, кого он защищает, на собрание не явился.
- Ярков не пришел на собрание, - строго начала Оля, - уже по одному этому нужно отвести его кандидатуру. По-моему, рано принимать Костю. Он очень непостоянный: то у него все хорошо - учится, старается и дисциплина в порядке, а то вдруг такой номер выкинет, хоть падай от стыда. Для комсомольца никак это недопустимо.
Дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова Мити. Он растерянно оглядел комсомольцев.
- Пришел? - нетерпеливо спросил Иван Сергеевич.
- Пришел... - неопределенно протянул Митя. - Он без фуражки пришел.
Иван Сергеевич первым ринулся к двери. Когда комсомольцы вбежали в комнату, там уже собралось много ребят. Слышался смех. Ярков лежал на кровати, закутавшись с головой в одеяло.
- Пришел бледный, как вот эта стенка, - рассказывал Митя. - Я говорю: "Иди, тебя в комсомол принимают", а он как заплачет и... бух в постель.
- Костя, в чем дело? - Иван Сергеевич пытался сдернуть одеяло с головы Яркова. - Где фуражка?
Из-под одеяла вместо ответа послышалось приглушенное рыдание.
- Разнюнился, - с презрением заметил Вася. - Встань да расскажи.
- Где фуражка? Где ремень? - сердито закричал Иван Сергеевич.
- Проиграл...
- А деньги?
- Проиграл...
Иван Сергеевич схватился за голову.
- Мерзавец! - закричал он. - Выгнать! Немедленно выгнать!
- Правильно, выгнать!
- Немедленно выгнать! - негодующе зашумели ребята.
Оля внимательно, с надеждой оглядела комсомольцев, но не нашла поддержки. "Вот тебе и влияние комсомольской организации"... - мысленно набросилась она на Ивана Сергеевича и категорически заявила:
- Исключать из училища мы неправомочны.
- Правомочны! Не заступайся!
Саша Корнаков и Вася решительно стянули одеяло с Кости. Иван Сергеевич, скрестив руки, отвернулся.
- Простите, больше этого никогда не будет... - умолял Ярков, уцепившись за спинку кровати. Он неожиданно вырвался из рук ребят и спрятался за спину Оли. Секретарь развела руки, закрывая собой Костю.
- Давно ли ты, Вася, был таким же? Тебя не выгоняли, с тобой нянчились, - возмущенно заговорила Оля. - Костя виноват. Об этом мы будем говорить особо. Но посмотрим на себя. Какой-то картежник повлиял на нашего воспитанника больше, чем мы, целый коллектив. Почему? Вот об этом надо подумать. А ты, Иван Сергеевич, болтун, размазня, хвальбуша. Ты только что восхищался Ярковым, а теперь - выгнать...
Иван Сергеевич опустил глаза.
- Хвалился: я да мы... мы, комсомольцы, влияние имеем... Где это влияние? - продолжала наступать Оля.
Ребята молчали.
Целую неделю после случая с Костей Иван Сергеевич ни с кем не разговаривал. Он избегал также Оли. "Это я хвальбуша, зазнался?.. - с обидой думал Иван Сергеевич. - Оля просто скептик. Почему я не должен радоваться успехам? Конечно, Костя меня подвел... Как же так? - размышлял он. - Ярков стал хорошим парнем, давно забросил карты, "орлянку". И вдруг слова прежняя история"...
- Как ты мог, меня подвести? - спрашивал он с укором Яркова. - Теперь тебе не видать комсомольского билета, как своих ушей. Понимаешь?
- Понимаю, - уныло соглашался подшефный. - Я хотел Федьку в школу сагитировать... Понимаешь, Ваня, не жалко мне денег. Конечно, жалко, поправился Костя, - подарок бы матери купил. Но главное, Федька ушел с мыслью: вот, мол, я его обманул, обставил... А ведь я в школе учусь, стою на правильном пути и ему должен этот путь указать. А он мне указал: оставил в дураках. Рано, видно, мне других учить.
Как бы то ни было, этот случай стоил дорого как для Кости, так и для Ивана Сергеевича.
Жить в одном коллективе и дуться на товарищей невозможно. Иван Сергеевич решил объясниться с Олей. Секретарь внешне не изменила своего отношения к Ивану Сергеевичу, но они уже не спорили, как прежде, говорили только о деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17