А-П

П-Я

 


Граница между мирами рухнула. Что это? Бой часов или раскат грома? Кто она?
Как ее зовут? Тело Имельды трепетало, руки Милы обнимали Дингарда, тяжест
ь мужского тела наваливалась на нее, язык властно вторгался в рот, предчу
вствием другого проникновения, о котором равно страшно было подумать в о
боих мирах.
Мила не любила слова «секс»; Имельде оно было незнакомо. Тело Имельды был
о не телом, но точкой, где сходились звездные лучи, астральным сгустком, об
лаком утреннего тумана. Поцелуи и касания, объятия и содрогания не сущес
твовали для нее: для того, что происходило, не было слов в ее языке. Если это
и был любовный акт, то акт вселенской любви, величайшее космическое собы
тие, воссоздание разрушенного, обращение времени вспять. С каждым мучите
льным выдохом, с каждым движением, с каждой вспышкой боли, Мила чувствова
ла: замок восстает из руин. Подобно тому, как обычная женщина зачинает реб
енка, Имельда зачинала свой мир. Не банальное зачатие, слияние двух клето
к, нет, первый акт космической мистерии, для завершения которой все семер
о королей и королев должны были слиться воедино. Когда Имельда примет в с
вое лоно оставшихся властителей Ц только тогда замок воспрянет из разв
алин, башни взовьются к небу, семь камней станут фундаментом нового врем
ени.
Прерывистое мужское дыхание, резкий женский вскрик. Горскому не расслыш
ать, что в нем. Боль, надежда, безумие? Вряд ли Ц наслаждение. Мохеровый шар
ф развязался, сполз на лоб, мужчина зарычал, содрогнулся, рухнул, размыкая
объятия, Ц Мила ничего не замечала. Закрытыми глазами она смотрела в син
ее небо Семитронья, видела ажурные башни, слышала крики птиц и шум волн. Не
знакомые руки обнимали ее, и чужое дыхание постепенно успокаивалось. Ноч
ной гость уснул, а она все еще пребывала там, где нет ни сна, ни бодрствован
ия.
Она не видела лучей рассвета, не чувствовала, как мужская плоть снова вхо
дит в нее, а просто ощущала, как волна за волной проходит сквозь тело. Слыш
ала ли она бой часов? Напоминало ли ей прикосновение шарфа о бабушке, утре
нних сборах, детском саде? Помнила ли она об Алене, о матери, об отце? Или то,
что ей мечталось накануне, сбылось: она исчезла? Исчезло тело, такое нескл
адное, исчезли надоедливые мысли, ненужные воспоминания, спутанные воло
сы, ежемесячная боль, собственный запах, тоска, меланхолия, страх?
Милы не было больше, осталась только Имельда, повелительница Семитронья
, великая королева. В спальне под балдахином, на огромной кровати, в короле
вских покоях она услышала голос из ночного мрака, и голос этот прошептал:

Ц Открой глаза.
Она не поняла, затем Ц послушалась. Дневной свет ослепил даже сквозь зан
авески. В немыслимом, болезненном сиянии растворились балдахин и резные
башенки кровати, распался королевский дворец. Прямо над ней нависало иск
аженное судорогой мужское лицо. Слюна запеклась в уголке рта, зрачки зак
атились под веки, стон с шумом вырывался через стиснутые зубы. Еще один то
лчок Ц и объятия ослабли. Она лежала на смятых, залитых кровью простынях.
Незнакомый мужчина поцеловал ее в шею.
Имельда вскочила. Память какого-то другого, совсем позабытого мира на се
кунду вернулась к ней. Она узнала мужчину и прошептала, задыхаясь от ужас
а и омерзения:
Ц Ты?
Наверное, я похож на Милу, думает Горский. Я тоже, прикрыв глаза, стараюсь в
ызвать из небытия то, чего, возможно, не существовало вовсе. Фантазия, мечт
а, фата-моргана. Что еще нам остается? Тело немощно, дух стиснут, словно в кл
етке. Что нам поможет? Вещества Ц открыть врата восприятия, двери темниц
ы? Медитация? Просто мечты? Бессмысленный вымысел, без конца и без начала,
тоненькие нити, солнечная паутина, шум мотора…
Олег мрачно жмет на газ, переключает передачу. Если бы я был настоящий фил
ью-ди-санта, думает он, я бы еще вчера отказался.
Он собирался уехать в воскресенье днем, поставить «Менструальные годы»
«Current 93», не спеша доехать до Москвы. Пейзажи проносились бы за окнами подерж
анных «жигулей» под псевдофольклорные напевы английских кроулианцев.
Олег бы прислушивался к машине, старался бы сродниться с ней, слиться вое
дино. Учись у сосны Ц будь сосной; учись у «жигулей» Ц будь «жигулями». Н
е важно, в конце концов, на чем тренировать дзэнские навыки Ц и городском
у жителю «жигули» ближе сосны… тем более, что и сосны в Подмосковье иные, ч
ем в Японии.
Алистер Кроули, Антихрист, великий маг… Do What Thou Wilt… в Телему Олега не пустили б
ы на порог. Как не переводи Ц делай что хочешь, следуй своей воле Ц кроул
ианец из Олега никудышный. Что сказал бы зверь 666, если бы соседка, Зара Алек
сандровна, попросила подбросить ее с мужем до Москвы завтра утречком пор
аньше? Вероятно, рассмеялся бы Ц а Олег даже не смог сказать «нет». Все-та
ки соседи, друзья родителей… Олег почему-то вспомнил, как Зара Александр
овна сидела у них на кухне, когда он пришел из школы, в куртке без единой пу
говицы Ц их вырвали с мясом на большой перемене. Двое мальчишек держали
его, а Генка Смородинов одну за другой отрывал, приговаривая при этом «ни
че, мама-папа новые пришьют». Отец как всегда начал мальчик должен быть си
льным, почему ты им не врезал! Попробуй врежь, когда тебя держат двое, а еще
человек пять улюлюкают вокруг! Зара Александровна сказала: Ладно, Гриша,
что ты кипятишься, дай мне курточку, я сама пришью. Мать приходила с работы
поздно, ей было не до пуговиц.
Олег даже не смог сказать «нет», все-таки соседи, друзья родителей, вот и п
уговицы пришила, говорил он себе, но все равно знал: не смог сказать «нет»,
потому что Ц боялся. Боялся суетливости, тоски в глазах, ответов невпопа
д, неуместного смеха, помощи, о которой не просил. Вот так же отец, наверное,
смотрел на Зару, когда она кинулась пуговицы пришивать.
Мы варенья заготовили, не хочется на автобусе, сказала Зара вчера. Завтра
утречком пораньше, чтобы не ехать по жаре. Может, если бы Олег знал, что «по
раньше» Ц это в семь утра, у него хватило бы воли сказать «нет» Ц но вчер
а он ответил «да, конечно», а сегодня, ни свет ни заря, уже поздно было отказ
ываться. Загружая в багажник сумки и картонную коробку с банками варенья
, Олег еще подумал, что вряд ли Мила обрадуется появлению родителей ранни
м воскресным утром, но промолчал. В конце концов, он последний раз видел Ми
лу два года назад, на дне рождения Алены Селезневой. Он еще удивился тогда
, что она тут делает. Она подарила не то книжку, не то картинку, Ц точно, кар
тинку! Ц и ушла почти сразу, а может, Олег просто забыл: в тот вечер Вадим п
ривез из Питера грибов, и они сразу приступили, да так резво, что самой Але
не, кажется, ничего и не досталось.
Подмосковное шоссе, воскресное утро, машин почти нет. Вместо Дэвида Тибе
та Ц навязчивые вопросы Зары Александровны: а снова в институт ты не соб
ираешься? а на что живешь? надеюсь, ты не в коммерцию пошел? Отцу бы не понра
вилось. Нет, Зара Александровна, не в коммерцию. А что это у тебя здесь кури
ная лапка висит? Это, Зара Александровна, шутка. Ну, для прикола, как говори
тся.
В самом деле Ц что еще тут скажешь? Не объяснять же про аби адидж и акуки.

Воскресное утро, весь день впереди. Может, и к лучшему, что приеду так рано,
думал Олег. Вечером завалюсь к Горскому, днем заеду к дилеру, травы возьму
или даже шишек. Папа всегда говорил: в гости с пустыми руками приходить не
прилично.
Остановил машину у самого подъезда, донес до лифта сумки, потыкал пальце
в в кнопку. Тишина.
Ц Опять лифт поломался! Ц возмутилась Зара Александровна.
Ц Может, варенье в другой раз завезу? Ц предложил Олег.
Ц Да-да, конечно, Ц поспешил согласиться Станислав Петрович, но Зара Ал
ександровна тут же добавила:
Ц Но ведь сумки ты нам поможешь донести?
Олег кивнул и, взяв самую тяжелую из трех сумок, начал подниматься. Старик
и остались у подъезда, сторожить вещи. Что бы сказал Кроули, думал Олег, ес
ли бы его послали тащить сумку на шестой этаж? Наверное, уничтожил бы обид
чика на месте. Да, никудышный из меня кроулианец.
На площадке пятого этажа Олег столкнулся с каким-то парнем. Ничего приме
чательного: джинсы, кроссовки, обычная куртка… разве что мокрое от пота л
ицо и прилипшие ко лбу волосы. Олег поднялся на этаж выше и увидел Ц Зарин
а дверь не заперта, только прикрыта. На всякий случай позвонил, потом воше
л и крикнул, ставя сумку на пол:
Ц Ау! Мила! Ты дома?
Они толком не были знакомы. Конечно, он видел ее на даче у Зары Александров
ны, пару раз даже подвозил вместе с родителями на машине, но, пожалуй, ни ра
зу не перекинулся даже парой слов. Ау! крикнул Олег, но вместо ответа услыш
ал не то всхлип, не то тихий вой. Скинул сандалии, пошел по коридору Ц и на п
ороге спальни увидел Милу.
Совсем голая, она стояла в дверном проеме и, казалось, не замечала Олега. С
ветлые волосы всклокочены, на левой груди синяк, ноги в крови.
Ц Что случилось? Ц спросил Олег.
Мила продолжала тихо подвывать.
Полгода назад Паша выкурил за вечер недельный запас гашина и впал на нес
колько дней в полное невменялово. Обхватив колени руками, он сидел на кро
вати, раскачивался и выл Ц этот вой был страшней самого дурного бэд-трип
а.
Именно этот вой вспомнил сейчас Олег. Он стоял, не зная, что делать Ц бежа
ть вниз? вызывать врачей? Ц и вдруг Мила прекратила выть и спросила:
Ц Он ушел?
Ц Кто?
Ц Дингард, Ц сказала Мила, Ц принц Дингард.
Горский ясно видит их: неподвижных Милу и Олега, Станислава Петровича, си
дящего на сумках у подъезда, Зару Александровну, поднимающуюся по лестни
це.
Она устала ждать, сказала: наверное, Мила спит и не открывает, я сама. Подъе
м давался ей нелегко и, чтобы набраться сил, на каждой площадке она кого-н
ибудь ругала: Станислава, за то, что от него никогда не дождешься помощи, О
лега, за то, что не может открыть дверь, Милу, за то, что проспит всю свою жиз
нь, как уже проспала два года после школы, пока наконец не поступила в дура
цкий Историко-архивный, только чудом превратившийся в модный Гуманитар
ный университет.
Она толкнула незапертую дверь, про себя обругала Олега (на этот раз Ц что
бы унять тревогу) вошла в квартиру, едва не споткнулась о сумку, замерла в
дверях: голая Мила посреди коридора, сбивчивая речь, а Олег слушает, точно
это совершенно нормально Ц разговаривать в прихожей с малознакомой го
лой девушкой.
Ц Ты что, с ума сошла? Ц крикнула Зара Александровна и сразу подумала: Не
ужели действительно Ц сошла с ума? Оттолкнула Олега, сорвала с вешалки п
лащ, накинула на Милу.
Ц Зара Александровна… Ц начал Олег, но она не слушала.
Ц Быстро в спальню! Ц крикнула она дочери, но Мила вдруг закричала Нет, я
не пойду!, толкнула в грудь, бросилась к двери.
Ц Ты куда? Ц только и успела крикнуть Зара Александровна. Олег, на ходу в
девая ноги в сандалии, побежал следом.
Она неслась вниз по дворцовой лестнице, мрамор звенел под каблуками. Без
молвие упало, словно приговор. Они не простили измены. Ничто не могло спас
ти Имельду. Она, она сама привела в Семитронье чужака, едва не разрушила то
, что воздвигалось годами. Он не был Дингардом, теперь она поняла Ц она на
рушила обет, она заслуживает изгнания. Имельда выбежала через раскрытые
ворота, побежала к мосту. Стражник заступил дорогу, звал незнакомым имен
ем, Имельда оттолкнула его. За спиной Ц нарастающий шум погони. Нет, ей не
суждено спастись! Рев диких зверей по ту сторону моста… Она обернулась и
в последний раз кинула взгляд на башни Семитронья.
Ц Нет! Ц закричал Олег. Визг тормозов, тупой удар, лужа крови. Он замер по
среди тротуара и в этот момент запыхавшаяся Зара Александровна тронула
его за плечо:
Ц Где она?
Олег покачал головой.
Ц Где Мила, Олег? Ц еще раз спросила Зара Александровна и услышала, как з
арыдал Станислав Петрович.
Антон знает: самый удачный трип можно испортить. Кто-нибудь придет не вов
ремя, кто-то сядет на измену и обломает всех, мало ли что. Психоделия требу
ет мужества: никто ничего не гарантирует. Главное Ц что бы ни случилось, з
апомни тот момент, когда ты смотрел на мир открытыми глазами, когда врата
восприятия распахнулись, когда истина и красота слились воедино.
Антон снова и снова напоминает себе об этом: помни безмолвный балет, пота
енный смысл, не забудь, навсегда запомни семь фигур в колодце круглого хо
лла. Что бы ни случилось потом Ц помни. Не дай себе обломаться, не впадай в
панику, смотри на все без страха и привязанности.
Громадный холл, семь комнат вокруг. Женино тело на столе, оплывшее лицо. Ше
сть одноклассников, врач в белом халате, молодой лейтенант.
Врач приехал первым, хотя «скорая» и застряла по дороге. Пока толкали Ц п
рошло десять минут, может, их и не хватило. Искусственное дыхание, массаж с
ердца Ц все без толку. Врач озирается Ц раньше был Дом Политпросвета, те
перь вот, приватизировали. Лейтенант с плохо скрываемым раздражением ве
ртит в руке серебряную ложку, плюет в сервизную тарелку Ц видать, дорогу
ю Ц под нос ворчит буржуи, блин, достает бумагу, начинает писать протокол
. Хозяин дома, Владимир Сидоров, отзывает обоих в сторону.
Ц Я не буду ничего скрывать, Ц говорит он, Ц это была передозировка нар
котика.
Лейтенант собирается сказать, что наркотики Ц это уголовное дело, но вр
ач с сомнением качает головой. Можно подумать, уголовное дело воскресило
хотя бы одного человека.
Ц Будем считать Ц это сердечный приступ, Ц говорит он, и Сидор тут же со
глашается:
Ц Вот и хорошо, пусть будет сердечный приступ. В любом случае Ц никаких
расследований. Закроем дело, подпишем бумаги, разойдемся с миром, Ц и тян
ет бумажник из кармана джинсов.
Врач смотрит на Сидора. Что за люди, думает он, считают, за все нужно платит
ь. Я бы и так сказал, что сердечный приступ, но теперь даже не знаю. Он огляды
вает комнату: Роман неподвижно сидит в кресле, Поручик одной рукой обним
ает Леру за плечи, Альперович барабанит пальцами по столу, плачет Онтипе
нко… нет, не похожи на убийц. Хотя, конечно, столько денег так просто не нах
апаешь, это да.
Ц Поймите нас, Ц говорит хозяин, Ц не хочется, чтобы Женькино имя трепа
ли… Ц и открывает бумажник.
Ц А если это убийство? Ц спрашивает лейтенант.
Ц Какое убийство, Ц говорит Сидор, Ц Мы все видели: сама приняла эту гад
ость, никто не заставлял, даже отговаривали.
Ц А что это было? Ц спрашивает врач. Он все еще не верит в передозировку.

Ц А я почем знаю? Ц говорит хозяин, вынимая из бумажника стодолларовые
купюры.
Ц Так надо выяснить, как этот наркотик к ней попал… Ц начинает лейтенан
т, но Сидор прямо спрашивает:
Ц Сколько?
Врач молчит, а лейтенант судорожно соображает: сколько назвать, чтоб не п
родешевить? На дворе Ц девяносто четвертый год, кто их знает, этих крутых
, какие деньги для них большие. Тем более, из Москвы приехали, не местные.
Ц Пожалуй, хватит, Ц говорит Сидор и, глянув на врача, добавляет еще неск
олько купюр. Ц Значит, договорились? Ц и делит пачку надвое.
Лейтенант сразу сует свою долю в карман, врач некоторое время смотрит на
стопку банкнот на столе. Время сейчас такое, говорит он себе, на зарплату в
се равно не проживешь. Берет деньги и сразу уходит, словно ему теперь нело
вко смотреть этим людям в глаза.
Ожидая появления милиции, Антон спустил в унитаз всю траву Ц вдруг бы ст
али обыскивать? Ц и теперь страшно жалел. Пара хапок не повредила бы, а та
к Ц вырастет где-то в канализации легендарная белая конопля, о которой в
се слышали, но никто ни разу не пробовал. Белая Ц из-за отсутствия солнеч
ного света, а без солнца Ц какая ганджа? Вот и выходит, что знаменитый бел
ый каннабис Ц трава совершенно безмазовая, хуже подмосковной.
Сейчас Антон думал: может, подойти к Альперовичу, спросить, нет ли у него с
лучайно? Я его вчера угостил, может, он меня сегодня подогреет? Впрочем, уг
остил Ц громко сказано: Альперович с Лерой вышли вечером во двор подыша
ть и увидели сидящего на пне Антона. Он безмятежно смотрел в чернеющее на
глазах небо, куда уплывал дымок. Альперович и Лера переглянулись, Антон п
ротянул косяк, Альперович покачал головой, Лера затянулась.
Ц Я с Англии не курила ни разу, Ц сказала она.
Ц Как там в Англии? Ц спросил Антон, хотя она явно обращалась не к нему.
Ц В Sabresonic была?
Sabresonic был модный лондонский клуб; несколько месяцев назад Антон прочел о не
м в прошлогоднем номере журнала «The Face».
Ц Ага, Ц сказала Лера, Ц и в Sabresonic, и в The Ministry of Sound. Но самое крутое в Лондоне Ц эт
о underground parties.
Ц А это что такое? Ц Антон затянулся и передал Лере джойнт.
Ц Ну, хаус-вечеринки, которые не в клубах. Оупен эйры и не только.
1 2 3 4 5