А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


7 августа.
Произошла неприятная история, а именно - столкновение с Зин-Палной. Дело в том, что я, как и все, дал обещание регулярно посещать школу, а сегодня проиграл все школьное время на футбольной площадке и явился только тогда, когда все кружки уже кончились. Как раз попадается мне на дороге Зин-Пална и говорит, что этого от меня не ожидала. Я спросил:
- Чего не ожидали?
Она отвечает:
- Нарушения дисциплины и срыва кружковых занятий.
Я сказал, что теперь еще лето, и вполне естественно больше находиться на воздухе, чем в помещении, и что вообще необходимо как можно больше заниматься физкультурой.
А Зин-Пална возразила, что это нужно делать организованно и что, раз дал обещание, нельзя его нарушать. Кроме того, по ее мнению, футбол вовсе не физкультура, а очень вредная игра, которую можно сравнить с курением или с пьянством. Она так затягивает человека, что его и не оттащишь от футбола, и этому пример - я.
Я в ответ стал доказывать, что футбол воспитывает коллективное чувство и всесторонне развивает организм, но Зин-Пална сейчас же сказала, что видит результаты как раз обратные, а именно: раз я не являюсь на занятия своего коллектива из-за футбола, так какие же коллективные чувства футбол воспитывает.
В общем, было очень неприятно, и из-за футбола придется вести борьбу.
Я несколько времени слонялся по школе и уже собрался уходить, как вдруг меня зовет Сильва, и мы с ней засели в аудитории и начали разговаривать. Я рассказал ей насчет футбола и Зин-Палны, и Сильва сказала, что, по ее мнению, Зин-Пална права и что ребята слишком увлекаются футболом. Я стал спорить, но в этот момент в дверях показалась Черная Зоя и с таинственным видом говорит:
- Костя Рябцев, мне нужно с тобой поговорить.
Я сейчас же встал и пошел. Она вывела меня во двор, там мы сели, и она говорит:
- Я тебе хотела рассказать одну историю. Ты меня, конечно, извини, что я прервала ваш нежный разговор, но вообще твое уединение с Сильвой может вызвать подозрение не только у ребят, но и у шкрабов. А я хоть и люблю Сильву, однако в последнее время ее поведение мне не нравится.
Тут я обозлился и сказал:
- Когда ты так будешь разговаривать, то пошла к черту. Никаких нежных разговоров у меня с Сильвой не было и нет, и я смотрю на Сильву как на товарища. И какое такое особенное поведение Сильвы? Какие такие подозрения? Все это - буза, и я не знаю, почему ты злишься на Сильву.
- Успокойся и сядь, - говорит Зоя. - Я тебя вызвала затем, чтобы рассказать одну историю. Ну, слушай. Вчера приехал с юга мой брат, и у него рука порезана. И он рассказал мне и матери такую вещь. А мой брат летчик. Он там служил где-то на юге, в каком-то Сухуме, что ли. И вот один раз где-то по соседству, верст за десять от этого Сухума, была вечеринка, и на этой вечеринке был брат, и все пили водку. Потом, когда вечеринка кончилась, брат пошел домой. А у него, как у военного, сбоку висел револьвер. Была уже ночь, и совершенно темная. Брат говорит, что ночи там, на юге, гораздо темней наших. Вот брат шел-шел, да и сбился с дороги. Должно быть, потому, что водку пил. Хорошо. А кругом - темно, хоть глаз выколи. Тогда брат пошел наугад, куда попало. Видит вдруг - какие-то огоньки. Брат догадался, что, должно быть, деревня татарская. Он и пошел на эти огни. Только дошел до деревни, как вдруг какой-то его останавливает и спрашивает: "Ты куда идешь?" Брат говорит, что в Сухум. Тогда этот, который остановил, говорит, что он его проводит на сухумскую дорогу. Брат согласился и пошел за этим встречным, а на всякий случай держит руку на револьвере. Вот шли они, шли, уже вышли за деревню, брат начал спотыкаться о какие-то камни. "Куда ты меня ведешь?" - спрашивает брат, а сам вынул револьвер. Тогда вдруг тот встречный выхватил электрический фонарик и быстро навел брату прямо в глаза. А после темноты такой яркий свет поневоле зажмуришься. Брат зажмурился, а сам поднял револьвер. В это время брата как хлопнет кто-то сзади по руке, и от толчка револьвер вылетел из руки. А у этого типа в одной руке фонарь, а в другой - револьвер. А сзади еще другой тип, тоже с револьвером, и оба говорят, чтобы брат за ними шел без всяких разговоров. Пришлось брату идти - что же сделаешь?
- Я бы бросился на него - головой в живот, свалил бы его и выхватил бы револьвер у него из рук, - сказал я. - А из револьвера - во второго типа.
- Да-а-а, пойди выхвати, - отвечает Зоя. - А другой в это время тебя из револьвера в спину. Ну вот, пошел брат за ними в полнейшей темноте, только у того, который впереди, - фонарик. И видит брат, что они идут посреди камней какой-то странной формы. Дошли до какого-то места, эти типы вытаскивают откуда-то лопату и говорят брату: "Копай". Брат тут сразу подумал, что его заставляют рыть себе могилу. Но ввиду того, что на него направлены два револьвера, рассуждать не пришлось, а пришлось копать. Стал копать и видит - земля рыхлая, вполне легко поддается лопате. Очень скоро взрыл яму в пол-аршина, и лопата начала стукаться обо что-то твердое. "Я, - говорит брат, - копать больше не могу, там что-то такое твердое". Тогда один из этих типов нагибается, ткнул кинжалом в это твердое и вытаскивает одну за другой несколько досок: открывается темная яма. Эти типы и говорят брату: "Лезь туда". Брат спрашивает: "Зачем?" - "А будешь спрашивать - пристрелим", - они отвечают. Ну, нечего делать, брат полез.
- Я бы нипочем не полез, - сказал я.
- А что бы ты стал делать?
- Не знаю... Бросился бы на них, чем живого закопают...
- Ну, а брат полез; оказалась довольно глубокая яма, аршина в три. А эти типы освещают сверху фонариком. Когда брат спустился, они ему вдруг говорят: "Ну, давай сюда гроб". - "Какой гроб?" - "А ты посмотри, там есть гроб". Брат осмотрелся, а они фонарик ниже спустили, и брат вдруг видит: и вправду гроб, закутанный в какую-то белую материю. Брат схватил гроб, хотел приподнять, но не мог. Говорит наверх: "Очень тяжелый, не могу". "Тогда сматывай материю с гроба". Брат кое-как смотал материю, подал наверх. "Теперь открывай гроб". Брат стал открывать - все пальцы поломал, не открывается. "Не могу, говорит, открыть, - наверное, он забит или завинчен". - "Тогда держи кинжал". И верно, бросают кинжал. Брат взял кинжал, засунул в прощелину, нажал - крышка отскочила. И видит: лежит в гробу очень красивая молодая женщина, вся закутанная в такую же материю, как на гробе. А сверху спрашивают: "Лежит баба?" - "Лежит". - "В чем одета?" - "В такую же материю закутана", - "Снимай материю". Нечего делать, пришлось снимать, а ее, может, аршин шестьдесят намотано.
- А в метрах сколько это будет?
- Будешь смеяться - рассказывать перестану. Ну вот, содрал брат материю, подает им наверх. "Теперь, - говорят эти типы, - подавай бабу сюда". - "Как?" - "Возьми ее, подними и давай наверх". Брат взял мертвое тело, насилу поднял и с трудом им подает. Они ухватились сверху, но, должно быть, туго зацепился, или им показалось, что брат тянет к себе, или они хотели подправить труп кинжалом, как вилкой, - только толкнули не по трупу, а по братовой руке, - так и чирикнули. Брат закричал. "Ты чего кричишь?" - спрашивают. "А как же, вы мне руку разрезали до самого плеча". А брат в это время выпустил труп, и он трахнулся на землю. "Ну, снимай кольца с пальцев". Брат кое-как обмотал рану платком, нагнулся тащить эти кольца, но они не поддавались, и похоже было, что труп тянет руки к себе. "Не могу стащить", - говорит брат. "Тогда руби кинжалом пальцы". - "Не буду". - "Почему не будешь?" - "Не буду", - говорит брат, да и потерял сознание: в обморок упал. Неизвестно, долго ли он лежал в обмороке, только наконец очнулся. Видит - над головой звездное небо в таком четырехугольнике и никак не может понять, где это он находится. Так он пролежал минут пять, как вдруг видит: в этот четырехугольник лезет голова с горящими глазами. Брат как заорет вне себя от испуга! А голова заорала еще пуще - и скрылась. Брат снова потерял сознание. Очнулся он только в какой-то маленькой комнатке, и около него сидит следователь. "Вы Травников?" - спрашивает следователь. "Я". - "Расскажите, что с вами произошло". Брат рассказал. "Все это похоже на правду, - говорит следователь, - и вы находитесь сейчас в сторожке у кладбищенского сторожа, на татарском кладбище. Только вот объясните одно непонятное явление: каким образом у вас в кармане очутилось вот это?" - и показывает брату обрубленный палец с кольцом. Брат посмотрел и говорит, что не знает. Потом брат спросил следователя, как все это объяснить. Следователь ему ответил, что это были могильные бандиты и они с братовой помощью обворовали могилу недавно похороненной княжны. А голова, которая лезла в могилу, - это был тоже бандит, но уже из другой шайки, и этот бандит так испугался, когда брат заорал, что с испугу бросился куда ни попадя и расшиб себе голову о ближайший памятник до смерти.
- Ну а тех-то - нашли?
- Их нашли по материи. Они в этом же самом Сухуме на базаре материю продавали, которую брат им сдирал с княжны. Ну, они и засыпались. А потом на допросе сознались, что брату нарочно подсунули в карман палец, чтобы следователь на брата и подумал. После этого брата отпустили, ему дали отпуск, и он приехал домой.
- Все?
- Все.
- А про мертвую девочку - это тоже ты пустила?
- А что ж ты думаешь? Мертвая девочка могла прийти к доктору.
- Ну, я так и знал. Ты.
Я встал, пошел и кричу:
- Сильва, Си-и-ильва-а!
А Черная Зоя идет сзади и бормочет:
- Сильвы-то и нету! А Сильвы-то и нету!
И сколько я ни искал Сильву, так и не нашел в школе. Должно быть, ушла домой. А Зоя ходит сзади и дразнится:
- Она тебя и дожидаться не стала. Очень ты ей нужен.
Тогда у меня словно в голове просветлело, и я понял, что Зоя нарочно меня оттащила от Сильвы, только не знаю, с какой целью. Я обозлился, выдал Зое красноармейский паек, она заплакала, а я ушел домой.
8 августа.
Неожиданно вышел "Икс" после большого перерыва. В нем написана целая громадная баллада, которая начинается так:
Мы все говорим телеграф-языком,
Наш лозунг - скорей и короче...
И стало так трудно изящным стихом
Описывать лунные ночи.
Придется примерно описывать так:
Лунночь вся была нежистома,
Когда два граждвора украли кухбак,
Презрев недремоко домкома...
Это очень здорово, только кто это написал? Мы с Колькой Палтусовым сейчас же сговорились болтать между собой на телеграф-языке. И быстро, и удобно, я никто не поймет.
9 августа.
Я не люблю таких девчонок, которых можно назвать идиотками, а таких большинство. Но уж если такого названия, как идиот, заслуживает кто-нибудь из ребят, то это Юшка Громов. Он всем разболтал про меня и Марию. Совершенно не понимаю, что его дергало за язык. А кто болтает без причины - это есть признак дурачины.
А сегодня он еще отпалил такую штуку. Вдруг врывается в физическую лабораторию (шкрабов никого не было) и орет во всю ивановскую:
- Никпетож в Стаську Велепольскую втрескался!
Тут все ребята стали его расспрашивать, как это он узнал, особенно девчата налетели, а Юшка рассказал, что будто бы Никпетож со Стаськой сначала ходили по двору, а потом зашли за поленницу дров, и Никпетож держал Стаську за руку и что-то ей наговаривал с очень большим увлечением.
А Юшка спрятался с другой стороны поленницы и все время подслушивал.
Если бы Юшка не разболтал еще раньше про меня и Марию, я бы, может, и внимания никакого не обратил, а теперь мне сразу стало понятно, что Юшка любитель идиотских сплетен и что ему нельзя ни в чем доверять.
Сегодня начался семинарий с Зин-Палной по Пушкину. Зин-Пална подробно рассказала биографию Пушкина, и после этого отличился Володька Шмерц. Он вдруг спрашивает:
- А что чувствовал Пушкин, когда жена у него была брюхата?
Тут Зин-Пална отвечает:
- Если бы вы, Шмерц, задали такой вопрос из любознательности, то я, может быть, вам и ответила бы, а так как вы это спрашиваете из хулиганства, то кто-то из нас должен уйти из аудитории: вы, Шмерц, или я.
Тут Володька стал опровергать, что он вовсе не из хулиганства и что он сам читал в письмах Пушкина, как Пушкин пишет своей жене: "так как ты брюхата..." - но все ребята закричали:
- Пошел вон, Шмерц! Здесь не двор, а аудитория.
И Володька принужден был удалиться с позором.
10 августа.
Сегодня на футбольной площадке Юшка Громов ни с того ни с сего начал звонить насчет Никпетожа и Стаськи. Это было уже прямое безобразие, потому что среди футболистов далеко не все - наши школьники, и поэтому я сказал Юшке, чтобы он перестал бузить.
- А что ты мне сделаешь? - спрашивает Юшка.
- Рожу растворожу.
- Попробуй, - говорит Юшка.
Я пробовать не стал, а сговорился с Колькой Палтусовым, который играл правого края за третью команду, и мы решили Юшку подковать. Вышло это так: когда форварды третьей команды повели мяч, то Колька Палтусов погнался за Юшкой, а Юшка, по обыкновению, стал водить. Тут я, под предлогом принять мяч от Юшки, рванулся ему под самые ноги и загородил дорогу, а в этот момент налетел сзади Колька да как трахнет Юшку по самой бабке, Юшка - с катушек и заорал не своим голосом:
- О-о-ой! Это я знаю: Рябцев нарочно меня кует, сволочь этакая!
А все видели, что подковал его вовсе не я, так что никто не обратил внимания, только Кольке капитан сделал выговор за грубую игру. А Юшка не мог сам идти, так как нога у него была вдребезги расшиблена и распухла, и его ребята потащили домой на носилках.
Потом, когда мы с Колькой шли домой, он мне говорит:
- Дото.
А у нас, по условию, спрашивать объяснения телеграфвыражений нельзя. Каждый должен догадываться сам. Я ломал-ломал голову, но что это за "дото" такое, никак не мог додуматься.
- Дорогой товарищ? - спрашиваю.
- Нет, - отвечает Колька.
- Добрый товарищ?
- Да нет. Как же ты не понимаешь? Доволен тобой.
Тогда я решил Кольке отплатить и, пока шли, всю дорогу придумывал. Стали прощаться, я ему и говорю:
- Верзавок копал.
- Чего ты копал? - рассеянно спрашивает Колька.
- Да ничего я не копал, а верзавок копал. Это я с тобой прощаюсь. Ну-ка?
Колька думал-думал, а потом выпалил:
- Вера завидует Калерии Павловне.
Тут я расхохотался:
- Какая такая Вера? Откуда ты взял Веру? Да еще Калорию Павловну какую-то приплел. При чем здесь Калерия Павловна?
- Это у меня тетка такая есть. Не мешай. Она на барахолке брюками торгует. Это, может, собственное имя: Верзавок?
- Нет, не собственное. Это - телеграфное слово.
Увидев, что Колька не может отгадать, я показал ему нос и хотел было идти домой. Но Колька со страшным любопытством пристал ко мне, чтобы я ему все-таки сказал. Я долго не хотел, потом мне надоело, и я прямо в лицо Кольке отчеканил:
- Верен заветам Октября, Колька Палтусов! Вот что значит: верзавок копал! Не дото.
Так я его перекрыл.
11 августа.
У нас есть одна девчонка, которую зовут Пышка. Она очень толстая, и ее всегда все жмают. Зажмают ее в угол, а она оттуда пищит, как рыба. Это только так говорится, что как рыба, потому что ведь на самом деле рыбы не могут пищать.
Сегодня мы зажмали Пышку в угол, как вдруг, откуда ни возьмись, влетает Елникитка и начинает на нас орать, что это - безобразие, что она всех нас вынесет на школьный совет, и на общее собрание, и чуть ли не в Совнарком. Тогда я ее спрашиваю:
- А что мы, собственно говоря, делали?
- Это вам лучше знать, - кричит Елникитка, - и нечего тут лицемерничать, когда дело ясно как на ладони.
И тут влетело еще несколько старших девчат, все начали кричать наперебой, будто мальчишки страшно распустились и позволяют себе лезть к девчонкам. Тогда я не выдержал и отвечаю, что все это - нахальное вранье, и что Пышку всегда все жмают, в что никогда никто не видел в этом ничего особенного. Я тут еще сказал, что, по-моему, Елникитка просто белены объелась. Тогда Елникитка собрала вокруг себя девчат, как наседка цыплят собирает, и торжественно заявила:
- Рябцев опять показывает себя во всю величину. Я думала, что он исправился, но этот верх возмутительного безобразия доказывает, на что направлены мысли Рябцева.
И тут все подхватили Пышку под руки и куда-то потащили, - должно быть, жаловаться.
Минут через десять пришел Никпетож, собрал всех ребят в аудиторию и стал опять читать целую лекцию о половых вопросах. Потом он вытащил книжку и принялся вычитывать рассказ Тургенева "Первая любовь" - как один мальчишка втрескался во взрослую. Мы много хохотали, а потом я спрашиваю Никпетожа:
- Зачем вы нам все это прочли, Николай Петрович?
- А это затем, чтобы показать вам, как в художественном произведении отразилась настоящая, идеальная любовь.
Тогда я решил провентилировать вопрос и спрашиваю:
- А почему вы думаете, Николай Петрович, что мы этого сами не знаем?
Никпетож замялся:
- А это, видите ли, некоторые школьные работники думают, что ваши взгляды на любовь и на половой вопрос стоят на неправильном пути.
- А какие же этому доказательства? - спросил я.
- Да вот, например, ваши отношения с Леной Орловой (это так зовут Пышку).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25