- Маленький, просыпайся! Домой пойдем! Во здоров спать!
Маленький из сна выходил, как из воды выныривают: отфыркивался, шумно дышал, тер глаза...
- Привет! Выспался?
Шло время. Маленький подрастал. И клубная комната, затянутая раньше туманной дымкой сна, постепенно представала перед ним во всем своем ослепительном богатстве. Под потолком покачивались прекрасные парусные корабли, вокруг висели таинственные голубые карты и яркие картинки морских сражений, широкий стол был завален блестящими приборами, а на стене - за спиной капитана - самый красивый, в футляре из темного дерева. Это барометр. Когда по его стеклу легонько постукивают пальцем, стрелка барометра дрожит...
В углу - тяжелые бухты каната, черные разлапые якоря, разноцветные флажки, спасательные пояса.
Капитан для Маленького очень долго был человеком-голосом, голосом, который не умещался в комнате, грохотал в ней, будто гром в самоварной трубе, выхода себе искал, и, найдя, гулял по всему Дворцу пионеров.
Страшноватый голос. Привыкнуть надо. Иногда из класса фортепьяно приходили, просили: "Потише, пожалуйста..."
А однажды капитан посмотрел на Маленького в упор и сказал тихим вполсилы обычного - басом:
- Радуйся, Маленький Петров, в клуб ходишь!
Все засмеялись и приветливо стали поглядывать то на Маленького, то на капитана. И то, что капитан приноровил свой голос к нему, удивило Маленького. Он понял: от него ждут чего-то. И тоже засмеялся.
Давно миновало время, когда Маленький Петров покинул стул около двери и впервые двинулся в плаванье по комнате. Очень скоро обнаружилось, что человек он вовсе не лишний, а, напротив, очень нужный, просто даже необходимый. Всем и каждому.
- Маленький, дай клещи!
- Маленький, подержи молоток!
- Маленький, я гвоздь уронил, поищи!
Вокруг мастерили модели кораблей, вязали мудреные узлы, шуршали картами, чертили, вычисляли, взмахивали флажками, а он зорко следил, не понадобится ли кому-нибудь помощь. И пулей бросался исполнять любую просьбу. Подносил, подавал, искал, держал, тянул, привязывал...
А потом в воздухе радостно запахло талым снегом, и Маленький долго смотрел, как, облепив муравьиной толпой шлюпку, ребята тащат ее к воде, и слышал: льдинки зашуршали о борта, когда налегли на весла... И он махал, махал рукой, пока плечо не заболело, а Большой Петров - в свитере, в вязаной шапочке - поднял свое весло и по морскому обычаю попрощался с братом.
...Когда вечером все уходят из клуба, капитан долго гремит связкой ключей, запирает кают-компанию, а все ждут его, чтобы пройти вместе по темным улицам. Идут они сначала большой и шумной стаей, а после - один, другой свернет в сторону, третий... Как сахар в стакане, растворяется тесная их стая в вечернем городе.
Нет, "идут" - не то слово. Они опрометью бегут вперед, бегом возвращаются назад, прыгают на одной ноге, скачут на четвереньках, едут друг на друге верхом, шагают на руках и, наконец, катятся колесом.
Идут нормально, в буквальном смысле этого слова, только двое капитан и Большой Петров. Они идут рядом - капитан обычно слева - или разговаривают тихо, или молчат, а вокруг кипит толпа мальчишек, как молодь вокруг матерых рыб.
Изредка из толпы вывернется какой-нибудь Маленький Петров, подбежит, прислушается к разговору, коснется рукой, получит дружеский подзатыльник и отскочит с громким смехом в сторону, как будто только об этом и мечтал.
...У Маленького Петрова есть дома свое законное место - подоконник. На подоконнике, рядом с деревянным пистолетом, рыболовными крючками, мотком цветной проволоки и другими полезными вещами - коробка из-под зефира. В ней спичечные этикетки и фотография, где они с Большим Петровым сняты. Снимал их Каштанов своим стареньким "Любителем", но фотография получилась хорошая. Маленький любит доставать ее и смотреть.
На фото он и Большой стоят рядом у майского берега Вереи, оба в тельняшках, с непокрытыми головами, оба светловолосые, только у Большого волосы чуть вьются, а у Маленького - как трава стриженая. Левую руку Большой Петров положил Маленькому на плечо, и смотрят они прямо в объектив, серьезно, без улыбки.
Казалось бы, что лучше: Большой Маленького бережет, Маленький от Большого ни на шаг... Но вот тут-то и загвоздка. Рядом с Большим Маленький Петров всегда остается для других только "маленьким", не всерьез, от горшка два вершка, человечком. Вдобавок и ростом он не вышел.
Его, между прочим, и по имени никто не звал. Есть Большой Петров, того зовут Николай, а у Большого брат, ну, этот, как его... Маленький.
А его звали Ленькой.
...Снова приходит лето, и снова Маленький Петров стоит на берегу и машет, машет рукой, пока плечо не заболит. Тогда принимается другой махать.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Радуйся, ветер наш
Шлюпка медленно выходит на чистую воду. Гребут пока двое - Ленц и Каштанов, - гребут осторожно, лавируя между катерами, лодками, баржами, буксирами... Над шлюпкой нависает черный борт железной баржи. Маленький подымает голову и видит небритого матроса с папироской в ощеренных зубах. Матрос кивает: привет, мол! "Далеко ли?" - спрашивает. "В плаванье уходим", - говорит Каштанов. Спокойно так, просто: в плаванье уходим.
Теперь только, после этих каштановских слов, Маленький осознал наконец, что происходит. Он у х о д и т. Рыбаки на пристани остаются, а он у х о д и т. Мальчишки, плавающие у борта теплохода, остаются, а он у х о д и т. Весла скрипят в уключинах: у х о д и м, у х о д и м... Вода журчит за кормой: уходим, уходи м... Уже не остановишься, не вернешься, не попросишься назад. Уходим. Ушли.
- Разобрать весла! - приказывает капитан.
Впереди, загребным - боцман Ленц. Сзади - Чубчик. Широкая боцманская спина движется легко и упруго. Светлые волосы сбегают на шею узкой треугольной косичкой. Маленький следит за этой косичкой, чтобы удержать ритм, не сбиться. А весло становится все тяжелей, а кулакам одно лишь надо - разжаться. Чуть замешкался, а Чубчик: "Эй, не тяни!" И опять Маленький следит за боцманской спиной, и пот заливает ему глаза, и полосы Ленцевой тельняшки сливаются, а кулаки набухают нестерпимой тяжестью. Еще немного - и он выпустит весло...
- Первая команда, суши весла! Вторая команда на весла!
Маленький хочет бросить свое весло, но видит, как взмыло над водой весло Ленца и застыло, влажное, искрясь на солнце. И он повторяет все в точности, как Ленц.
Маленький сидит на корме, расслабив тело, и к нему постепенно возвращается прежний мир, ровное дыхание, четкие краски воды и неба. Он с опаской трогает упругую белую подушечку под указательным пальцем.
- Что, мозоль? - спрашивает Чубчик.
Маленький молчит.
- Дурак ты. Хочешь научу? Устанешь, веди весло вот так. - Чубчикова ладонь горизонтально проплыла перед глазами. - Никто не заметит, и не выдохнешься. Отдохнешь - опять греби. Эх ты, трубач! - Чубчик подмигнул: знаем, мол, что к чему...
Значит, догадался. Догадался, откуда труба. Не забыл, как в пионерскую вместе ходили...
И зачем Маленький позвал его тогда с собой! Одному идти надо было. Но Чубчикова совета он все же послушался.
На следующий заход Маленький опускал весло в воду и вынимал его без всякого сопротивления. Теперь он почти сразу выбился из ритма. Капитан крикнул ему:
- Маленький Петров, ровнее, ровнее!
Боцман Ленц искоса поглядел:
- Не сачкуй...
Чубчик сказал в спину тихо, ехидно:
- Ай-я-яй...
Маленький изо всех сил налег на весло. Белая подушечка под указательным пальцем лопнула. Но боли он не замечал. Спиной чувствовал усмешку Чубчика.
А потом солнце пошло на убыль, и что-то такое потянуло с севера, не ветер еще, а только его подобие, тень. Но потное, горячее лицо ощутило на себе эту тень, и все закричали:
- Ветер! Ветер!
Капитан приказал поставить паруса, и началось странное движение по сумеречной гладкой воде, когда непонятно, отчего шлюпка идет.
Ветра-то нет, разве это ветер - чуть трогает лицо и даже не сушит его...
Маленький лежит между банками, руки за голову, посасывает сахар, выданный боцманом Ленцем, и слушает глухое тиканье в ладонях.
- Радуйся, Маленький Петров, ветер наш, - говорит капитан. - Еще выбрать шкоты!
Радуется капитан. Показывает крепкие свои желтоватые зубы. Радуется Каштанов - встряхивает челкой, насвистывает, сидя на носу.
Радуется боцман Ленц - держит на руле крепкую руку. Радуется Чубчик роется в своем рюкзаке, достает пирожок домашнего печения, никого не угощает, громко жует.
Радуется круглощекая девчонка Айна, что сидит на носу второй шлюпки. Вот песню запела, а слов не понять - по-эстонски она поет. И зачем капитан взял девчонку в поход - непонятно...
Степа тоже, конечно, радуется. Не каждому и не каждый день доверяют командовать шлюпкой.
Все радуются кругом. Один только Маленький Петров не радуется. Чубчик догадался, откуда труба. Пойдет теперь болтать. А еще - скоро мать вернется с фабрики и найдет на столе его записку. Что дальше будет трудно и предположить. Где уж тут радоваться.
...А потом выступил из сумерек высокий берег. В полутьме застучали топоры. Ставили палатки.
Маленький Петров, полусонный, скучный, бродил среди сосен. Только на минуту он оживился, когда с холма, с хутора, дневальные принесли тяжелые ведра с курящимся парным молоком. Молоко забелело в темноте, будто осветилось изнутри, и над молочным кругом столкнулись комариные стаи.
Маленькому зачерпнули полную кружку, и он пил молоко, заедая хлебом, а потом поплелся в палатку, забрался, не раздеваясь, в спальный мешок и, пригревшись, упал в темный-темный сон. Над ним скрипел высокий сосновый бор, а на хуторе только к утру угомонились собаки.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда все еще спит
Маленький проснулся оттого, что душно ему стало в мешке и тесно. Он хотел во сне руки разбросать, как дома, а это в мешке не выходит. Сон и нарушился.
Когда он открыл глаза, в сумраке сырой палатки сначала и не разглядел ничего.
Дых, пар, храп...
Дотронулся до крыши, а парусина мокрая. Дождь был...
Он стал осторожно вылезать из мешка, чтобы никого не разбудить, и все-таки толкнул соседа - тот забубнил во сне, заскулил, как щенок, и снова заснул. Маленькому беспокойно стало, вспомнился дом, да так ясно все перед глазами: дверь в палисадник открыта, на пороге мать сидит, босоногая, в платке, прислонилась к косяку и гладит соседскую собачонку Пульку, а та скулит и морду прячет матери в колени. Щенок совсем... Мать улыбается и зовет глазами его, Маленького, а он с футбола прибежал, штанина рваная, думал - попадет сейчас! Штанину рукой прикрыл, будто коленку чешет. А мать: "Гляди-ка, Пулька ко мне прибежала. Самосвал проехал, она испугалась и ко мне... У-у, дура глупая..." Под эти слова Маленький хотел незаметно шагнуть в прихожую, но мать ему: "Куда, паршивец, пол вымыла, снимай сапоги!.." И верно, пол чистый, со щелоком вымыт, блестит, половики лежат до самой комнаты и дальше. А запах... Этот запах чистого, еще сырого пола сейчас проник в Маленького, как глоток холодной воды. Откуда он взялся? Сыростью пахнет в палатке, дождь прошел вот и все...
Маленький высмотрел, где дверка, отстегнул ее и выбрался наружу. Его охватил утренний холодок, зябко стало.
Огляделся.
Все четыре палатки стоят среди сосен, на взгорке. Одна худо натянута, от ночной воды провисла вся, целая лужа на брезентовой крыше. Под горой, у самых шлюпок, костер горит. На перекладине ведра дымятся.
Все еще спит, но уже готово проснуться, только ждет чего-то, чьей-то руки, голоса веселого, чтобы растолкал, расшевелил, и покатится тогда новый день со всеми его нежданными-негаданными новостями.
А пока тихо.
На сосновых иголках капли повисли. Маленький подошел ближе, всмотрелся. Подвешенный к сосновой иголке, перед ним покачивался зеленоватый шарик. Там, в шарике, были и палатка, и трава, и серое небо, и сам он, с голой своей головой. Все это, заключенное в прозрачную горошину воды, покачивалось в ней, переплетенное тонкой паутиной веток. Потом какая-то черная угроза пролетела сквозь каплю. Маленький оглянулся: ворона. Низко меж сосен прошумела. Он дотронулся до капли, осторожно, еле-еле. Она сначала потянулась за его пальцем, словно приклеилась, но тут же исчезла. Пропала совсем, разлилась, превратилась в обыкновенную гладкую воду. Маленький посмотрел на свой мокрый палец, и ему снова стало зябко.
Он подошел к костру.
- А, Маленький проснулся, - сказала девчонка Айна. Она отвернулась от дымного костра и локтем вытерла слезы.
Как видишь, проснулся. А ты кашеварь, поворачивайся, повариная команда... И чего капитан ее взял?
- Ты, Маленький, подай соль! Да не в том мешке, в полосатом! крикнул ему мальчишка по фамилии Кошельков, по прозвищу Кошелек. И Айна и Кошельков - оба из Степиного экипажа.
Полегче, не командуй, тоже начальник. Захочет - подаст соль, а захочет - не подаст...
- Эх, каша - красота! - хрипло закричал Кошельков, бросил в ведро горсть соли и стал мешать поварешкой, кашляя и плюясь от дыма.
- Маленький, у тебя комар на лбу, - сказала Айна.
А ей-то какое дело. Лоб его. Захочет - убьет комара, не захочет... Маленький хлопнул себя по лбу, поглядел на руку, вытер кровь о штаны.
Айна улыбалась. Он хотел найти в ее улыбке что-нибудь обидное для себя, чтоб разозлиться по-настоящему, но не смог. Айна улыбалась - как солнце светит, как ветер дует, как речка течет. Попробуйте представить себе речку, которая не течет. Это уже не речка. Вот так и Айна. Ее трудно себе представить без улыбки. Это, конечно, не значит, что она улыбалась непрерывно. Просто улыбка открывала самое главное в ее натуре.
Кошельков достал из кармана капитановы часы на толстой серебряной цепи, взвесил их на руке, далеко отставив в сторону, и сказал:
- Семь без пяти. Пора.
И Айна, которая к тому времени заплела свои короткие косички, и они торчали теперь острыми рожками по обе стороны ее добродушного лица, Айна сказала:
- Маленький, сыграй-ка подъем. Да погромче.
Будто он и сам не знает. Может, он из-за этого и встал так рано и стоит здесь, проветривается, нужной минуты ждет. Он сам знает - что когда...
А ноги его были уже на середине горы, и оттуда летел вниз его голос: "Сейчас!"
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Вижу входной буй
- Маленький Петров! - закричал капитан. - Ну-ка возьми флажки, передай Степану: "Держаться берега!.." Хотя, нет, Ленц, давайте вы.
Капитан посмотрел на Маленького ходом, не останавливаясь, и было в этом взгляде недоверие, что ли, или досада: "А ну его. Загремит за борт, хлопот не оберешься..."
Ленц встал спиной к парусу, снял фуражку, помахал. На Степиной шлюпке приняли вызов.
- Скорей, Ленц! - подгонял капитан. - Скорей!
У Ленца на шлюпке полный порядок. Паруса бабочкой поставлены, фок вынесен в сторону веслом, чтобы взять больше ветра. Высоко задрав широкий нос, шлюпка мчится, рассекая волны. Капитан на руле. Каштанов впередсмотрящим.
"Отрабатываем повороты", - принял Ленц сообщение со второй шлюпки. И в ту же минуту все увидели, как она круто взяла в озеро.
- Вот разгильдяй Еремин! - рассердился капитан. - Какие могут быть повороты!.. Ленц, сигнальте: "Немедленно идти к берегу!".
- Не отвечают, товарищ капитан! - вскоре сообщил Ленц.
То, что происходило со второй шлюпкой, и в самом деле было непонятно. При таком шквалистом ветре и волнении строго приказано идти вдоль берега, а Степа взял еще мористей.
Капитан схватил ракетницу, выстрелил. Раз, другой, третий. Сигнал: "Рубить рею, надеть спасательные пояса, идти к берегу".
Все смотрели туда, где на фоне низких туч, наперерез им, узким клином двигался парус. Он становился все меньше, а потом и вовсе исчез.
- Слава богу, срубил рею, - проворчал капитан и вздохнул облегченно. - Каштанов, берите бинокль, ищите входной буй. Тут должен быть остров Рыбачий.
Капитан достал из кармана карту, хотел развернуть на коленях, но ветер рвал карту из рук.
- Ну-ка, Маленький, помоги. Так, здесь Рыбачий. А мы тут, примерно...
"Почему мы уходим? - не понимал Маленький - Почему не идем на помощь Степе?.."
Капитан, прищурясь, глядел вперед и фуражку, чтобы не сдуло, на самые уши нахлобучил, воротник поднял, один нос торчит.
- Товарищ капитан! - крикнул Маленький. Капитан повернулся к нему. Лицо красное, мокрое.
- Товарищ капитан, как же Степа? Как же они?..
Капитан смотрел на Маленького с досадой, как будто задал он совсем бездельный вопрос.
А вот ведь и Каштанов забеспокоился:
- Товарищ капитан, может, пойдем к ним?..
- К рыбакам идем, за подмогой! - крикнул капитан поперек ветра, а Каштанову особо: - Внимательней, Каштанов! Ищите входной буй!..
Направо - низкий берег, налево - все те же бешеные тучи, а за бортом...
Маленький Петров боялся смотреть в бурлящую за бортом черную воду. Его мутило. "Скорей бы, скорей... Что там с ними сейчас?.." Его воображению представлялись картины одна страшней другой. И он с тревогой смотрел на капитана.
- Вижу, кажется! - Это Каштанов.
- Кажется не надо, - откликнулся капитан, - глядите лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12