Умылись мы, поцеловались - волчонок оказался очень ласковым. Я положил его рядом с собой на сиденье. Едем дальше. Заехали на хутор, напились молока. Все превосходно. Только ночью - скандал! О том, чтобы спать где-нибудь, кроме как со мной в постели, не может быть и речи! Иначе - рыдания. Не знаю, устояли бы вы перед слезами сироты, у которого нет другой опоры, кроме вас, - я оказался неспособным на такую жестокость. И вот с той ночи всю дорогу спал я в одной постели с волком. С настоящим серым волком!
И если меня не постигла участь бабушки Красной Шапочки, то лишь потому, что мой серый волк прекрасно помещался у меня под мышкой. А голову клал всегда на подушку.
Мой Рекс - так мы назвали волчонка - был и позже самым ласковым существом на свете. Любил лизаться, ласкаться больше любого щенка. Единственное огорчение, которое он мне причинил, было разве то, что он поразительно быстро пришел к убеждению, что я в сравнении с Крисей, дамой в вашем возрасте, просто нудный старик.
И всю свою любовь отдал он моей племяннице. Ее он любил, а меня только уважал. А выбивалку совсем не любил.
С нашими дворовыми собаками волчонок жил в мире и согласии. Как и они, получал нахлобучки от Имки, кошки, суровой воспитательницы наших щенят. Да и в других отношениях его судьба ничем не отличалась от судьбы любого другого щенка, проводившего свою собачью молодость на нашем дворе. А по виду Рекс так напоминал собаку, что я не очень верил в его дикое, лесное происхождение и кровожадные инстинкты.
Отличался наш волчонок от щенят разве только удручающей худобой. Прямо стыдно было его людям показывать. Иной мог подумать, что мы морим беднягу голодом. А Рекс наш жрал столько, что это превосходит человеческое понятие. Четыре взрослые собаки не управились бы с тем, что наш волк проглатывал единолично!
В этом раннем возрасте он не совершил ничего такого, что свидетельствовало бы о его волчьем характере. Задушил курицу? Великое дело! Случалось такое и с самыми породистыми псами.
Только волчонок приступил к охоте несколько иным способом: Щенята, как вы, конечно, сами знаете, гоняются за курицей с визгом и лаем. Больше тут шума и баловства, чем дела. Если курица и погибнет, то скорее всего по собственной оплошности.
Рекс, наоборот, вовсе не гонялся за курицей. Он напал на нее исподтишка. Подкрался, задушил и слопал. Прямо с перьями. И это как раз нас насторожило.
Мы решили, что отныне курам лучше не выходить из курятника. Нам казалось, что этим мы оградим их от серого разбойника.
Ни капельки, однако, это не помогло. Обнаружилось, что Рекс, особенно когда ему кажется, что никто его не видит, способен целыми часами смотреть в курятник сквозь решетку. Он сидел, как привязанный, не сводя с кур зорких глаз, сидел день за днем.
Однажды зимой волк внезапно вскочил на крышу дровяного сарая. Перемахнул через ограду. И, прежде чем я успел выбежать во двор, - передушил у меня всех кур! Всех до единой!
Как вы можете догадаться, я схватил что попало под руку и кинулся на место происшествия. Рекс забился в угол, глядя на меня зелеными от страха глазами. И защелкал зубами, как в лихорадке.
В наказание я целый день продержал его в пустом курятнике. И за весь день он ни разу не пошевелился, не вышел из угла, только водил за мной ошалелыми от страха глазами. И щелкал зубами.
В этот вечер он впервые в жизни завыл. Вой начинался протяжным "ооо, ууу..." и заканчивался коротким, как вздох, "ах!"
Я не знаю волчьего языка, а потому не могу с полной уверенностью утверждать, что этот вой означал. Но все-таки мне кажется, что волк звал на помощь. На волчьем языке этот зов скорее всего означал: "Крися! Крися!"
Ведь и позже Рекс всегда заводил это свое "Ооо! Ууу! Ах!", когда его маленькой хозяйки не было поблизости. Крися поняла зов волка иначе.
Она убеждала меня, что Рекс дает торжественное обещание исправиться. И она была по-своему права. Рекс вышел из курятника совсем другим. Во всяком случае, наши куры с той поры были в полной безопасности. Они могли разгуливать перед самым волчьим носом без малейшего опасения!
Совсем по-другому, однако, поняли это первое вечернее волчье слово городские собаки. Все они - маленькие, большие, лохматые, гладкие, - словом, все, у кого были четыре ноги, хвост и собачье сердце в груди, немедленно выбежали на двор или на улицу. И все наше местечко огласилось в эту ночь яростным лаем, тявканьем, воем. С этой минуты я уже не мог сомневаться, что Рекс действительно самый настоящий серый волк.
Рекс рос, хорошел, наливался силой. Был он, впрочем, постарому ласков, мил, послушен. И, пожалуй, даже трусоват. От чужих собак держался на почтительном расстоянии. По улице трусил своей волчьей рысцой, всегда держась у самых стен домов, словно не хотел никому попасться на дороге. Людей не боялся, но тоже держался от них поодаль. Зато обожал детей. Он позволял им вытворять с собой все, что им было угодно. Наша соседка, маленькая Труда, представьте себе, даже ездила на волке верхом и запрягала его в кукольную тележку. Одним словом, чудесный был волчонок!
Умел он быть также верным другом. И это как раз его и погубило.
Неподалеку от нас жил доберман. Тоже Рекс, тезка нашего волка. Пес этот был злой и глупый. Целыми днями он брехал неведомо на что. С собаками не умел ужиться - постоянно устраивал нелепые драки. И, будучи трусом, нападал только на таких собачонок, которых мог повалить одним ударом лапы.
Однажды Рекс-доберман ни с того ни с сего налетел на нашего фокса Чапу - крошку в сравнении с рослым доберманом. Это заметил волк. И, прежде чем я успел вмешаться, доберман уже лежал на земле с перегрызенным горлом...
Скандал вышел ужасный. Доберман оказался очень денным псом. Он, как уверяли хозяева, целыми пудами собирал медали на собачьих выставках. Словом, мне пришлось очень, очень дорого заплатить за насильственную смерть этого собачьего аристократа.
И если бы Рекс на этом успокоился! Как бы не так! В моего волка внезапно вселился воинственный дух. После победы над доберманом он завел обыкновение бросаться на всякого большого, сильного пса и душить его в мгновение ока. Я же каждый раз должен был платить такие собачьи пени, что скоро мне осталось бы одно-пойти по миру...
Пришлось посадить Рекса на цепь - другого выхода не было. Волк выл дни и ночи как безумный. И вместе с ним дни и ночи выло все местечко от околицы до околицы. Ужас что такое!
Мы решили, что волка надо отдать. Но куда? В зоологический сад? Крися и слышать не хотела о том, чтобы обречь ее любимца на пожизненное заточение.
Но тут я вдруг вспомнил, что возле Белостока живет один мой дальний родственник. Он одинок. Держит у себя целый зверинец и давно уже зовет нас в гости. Я и написал, что собираюсь вскоре его навестить и хотел бы захватить с собой нашего Рекса.
Крися, хотя терпеть не могла писать письма, на этот раз, однако, исписала целый лист похвалами нашему волку. Не могу ручаться, но мне кажется, что в кляксах, испещривших эту страницу, были повинны не перо и бумага, а слезы, горькие слезы. Потому что Крися горючими слезами оплакивала расставание с волком. Вы ведь ее понимаете, правда? Наконец пришел ответ. Мой родственник соглашался принять нашего Рекса.
Поехали мы. Всю дорогу волк ведет себя так чудесно, что вызывает всеобщий восторг. Он позволяет себя ласкать, со всеми вежлив. Все его хвалят. И от этих похвал Крися потягивает носиком.Пусть тот, кто без печали расставался с другом, бросит в нее за это камень! Виноват, я хотел сказать - носовой платок...
Прибываем на место. Сначала волк держится несмело, бочком. Местные собаки рычат на него.
Однако понемногу отношения улучшаются. Через неделю уже все складывается как нельзя лучше. Рекс нашел себе двух новых друзей: маленькую таксу Боба, с которым он не расстается, и соседского сынишку Юзика, с которым они едят из одной тарелки. Мы счастливы, что нашему Рексу на новом месте будет хорошо. Собираемся в обратный путь. Крися как раз уехала куда-то с прощальным визитом, я сижу дома. Рекс, как всегда, когда Крися его покидает, лежит у калитки. Он вытянул передние лапы, положил на них голову и не спускает глаз с дороги, по которой, как он знает, должна вернуться его хозяйка.
Но, очевидно, ожидание показалось ему слишком долгим. Рекс забеспокоился. То и дело кидался куда-то бежать, потом снова ложился на место. Ждал, сторожил. И, наконец, отправился неведомо куда. Несомненно, на поиски Криси. Ушел - и не вернулся.
Надо ли говорить, что и теперь, услышав вой собак в местечке, мы с Крисей переглядываемся. Кажется нам, что вот-вот услышим протяжное, жалобное: "Ооо, ууу... Ах!" И вспоминаем мы тогда нашего волка. Нам никогда не забыть его - ведь он жил с нами и любил нас.
ЮЛА
Было начало декабря. Мороз. Погода - мечта! Свежего снегу - сколько душе угодно! Вот мы с Крисей и отправились на прогулку в лес. Как чудесно в заснеженном лесу, вам рассказывать не нужно сами знаете!
Мы в прекрасном настроении, бегаем, обсыпаем друг друга снегом. Веселью нет конца. Игры, возня. Одним словом, прелесть что такое! Собаки, естественно, с нами. Тупи, наш барбос, прекрасно чувствует себя в снегу. Только Чапа, фокс, ужасный мерзляк, был недоволен. Он дрожал, поднимал то одну, то другую лапку - снег жег ему пяточки. Пес явно злился. Ворчал даже на Тупи и совершенно не желал играть. Несомненно, в душе он клял себя за то, что согласился пойти на эту прогулку, где ничего интересного не увидишь, только промерзнешь до мозга костей.
Вдруг Чапа остановился. Насторожил уши. Потянул носом. И искоса, как всегда, начал внимательно разглядывать заснеженный куст. Сделал несколько шагов. Вновь принюхался. Наконец двинулся к кусту и исчез среди веток. Снег так и летел у него изпод ног - фокс, очевидно, что-то искал. И вскоре он вынес в зубах нечто, выглядевшее, как кусок морщинистой сосновой коры.
Кора? Не может быть! Подхожу ближе. Чапа катает "нечто" лапой по снегу. Шкурка! Ясно вижу - шкурка. Поднимаю этот кусочек меха с земли. Отряхиваю.
Белочка! Замерзшая! И кажется - безнадежно. Не шевельнется. Но нет же, я вижу, что она не окончательно закоченела. Может быть, в ней еще теплится жизнь! Зову Крисю, запихиваю белочку под тулуп и бегом домой.
Положили мы белку за печку. Пусть оттает. Лежит эта несчастная белочка за печкой, лежит... Крися глаз с нее не сводит. И вдруг дергает меня за рукав. Вроде что-то блеснуло. Глаз! Неужели глаз нашел покойницы? Присматриваемся... Так и есть! Блестят две бисеринки. Ура! Белка ожила!
Крися протянула к ней руку.
- Не трогай, - предупреждаю ее. - Если тебя белка тяпнет, не одну неделю будешь ходить с перевязанной рукой. Укус белки очень плохо заживает.
Думаете, помогли мои предостережения? Как бы не так! Белка уже лежит у Криси на коленях. Она так ослабела, что не может даже двигаться. Мы попоили ее теплым молоком. Заснула. Потом второй раз получила молоко и снова заснула как камень. На этот раз уже не на коленях у Криси, а в корзинке за печкой. Там она с тех пор постоянно и проживала. На другой день она почувствовала себя лучше. Съела несколько орехов. Вымыла себе хвостик. Но прыгать еще не могла. Спала. Спала почти без передышки.
А на следующее утро приснился мне странный сон. Снилось мне, что тетка Катерина водит половой щеткой по моему носу, по щекам и - для разнообразия! - скребет теркой мой подбородок.
Просыпаюсь я. Открываю глаза - и как можно скорее закрываю. Не могу понять, где тут сон, где явь. В самом деле, нечто косматое ездит по моему лицу, и, чувствую, кто-то меня скребет то по носу, то по уху. Заслоняюсь рукой, сажусь на постели. А со спинки кровати глядят на меня два черных глаза! За ними торчит, словно султан, хвост. И слышится презабавное чмоканье:
"Хорошо, что проснулся, - я как раз хотела пожелать тебе доброго утра!"
- И тебе доброго утра и успехов! - отвечаю и протягиваю к белке руку.
Что тут началось - вы не можете себе представить! Беготня, прыжки, скачки! Да еще какие! С одной спинки кровати прямо на другую, прямо через мою голову! Ну и белка!
Вот она прячется в складках одеяла, и оттуда выглядывают только ее уши с кисточками и один внимательный глаз. Но достаточно пошевелиться, и она уже на шкафу. Промчалась по карнизу. Перескочила на зеркало. Оттуда единым духом - на ночной столик и вот уже сидит у меня на голове. Крикнет мне чтото и - глядь! - качается на люстре посредине комнаты. Я смотрю туда, а она снова носится по одеялу, разыскивая убежище в его складках.
Надеюсь, что никто из вас не удивится, что в тот же день мы назвали белочку Юлой. Пусть кто-нибудь придумает для нее более подходящее имя. Пожалуйста!
Юла решила, что со мной играть хватит. И исчезла. Почти в ту же минуту я услышал радостный визг Криси. Нетрудно было догадаться, что белка решила сказать и ей "доброе утро".
Вхожу я в комнату моей девочки. Осматриваюсь - Юлы нет.
- Где белка? - спрашиваю Крисю.
А она показывает мне рыжее пятно в своих светлых локонах. Юла спряталась у нее в волосах и оттуда шаловливо на меня поглядывает.
Крися взяла ее в руки. У меня мурашки пошли по спине. Но все обошлось. Белочка не вырывается и не похоже, чтобы она сердилась. Крися посадила ее перед собой на одеяло. Юла держит ее лапками за палец. Укусит или не укусит? Не укусила. Милая Юла!
И белка снова затеяла беготню. Я, очевидно, был для Юлы одинокой сосной в лесу. Белка носилась по мне взад и вперед. По голове - так по голове, по носу - так по носу, по щекам - так по щекам!
И с этого утра началась жизнь Юлы с нами. Была это сплошная гонка, игра в прятки, беготня и прыготня.
Тот, кто не жил с милой, славной белочкой под одной крышей, даже и представить себе не может, что за живое, подвижное существо была наша Юла.
Она не знала преград. Каким-то чудом умудрялась она носиться даже там, где, казалось, было не за что зацепиться ее крошечным лапкам. Словом, если бы мне сказали, что наша белка умеет ходить по потолку головой вниз, как муха, то, мне кажется, я бы поверил.
Эти милые игры и забавы с гонкой по всему дому нам с Крисей очень нравились. Тетка Катерина была, однако, не в таком восторге. Особенно когда, скажем, свежевыстиранная занавеска в доказательство своей непригодности к роли трапеции повисала на одной ниточке. Или когда из кухонного шкафа внезапно высыпались все пустые коробки, которые тетка неутомимо, с любовью собирала. Не обошлось без разговоров и по поводу узоров и рисунков, исполненных лапками и хвостиком. Особенно когда Юла прямо из мешка с углем прыгала на кровать и начинала скакать по подушкам...
Но всё это были мелочи. Портить отношения из-за них не стоило. Тем более, что Юла любила тетку Катерину. Не раз белка вскакивала ей на плечо и начинала вокруг ее шеи веселый танец, сопровождавшийся умильным чмоканьем. Эти милые выходки окончательно обезоруживали тетку.
Хуже было с мебелью. Бедная моя обстановка издавна терпела совершенно незаслуженные страдания. Столы и стулья были, разумеется, не виноваты, что злая судьба обрекла их на пребывание в доме, в котором зверушкам предоставлялось много, очень много свободы. Почему, например, ножки всех столов, кресел, стульев в моей квартире были повсюду - в пределах досягаемости щенячьих зубов-украшены огромными оспинами? Или- за что было вырывать все жилы у плетеных стульев в передней? Но, с другой стороны, ведь котам тоже надо было где-то точить когти!..
Жалко нам было, не скрою, нашу изувеченную мебель, но делать нечего - ради семейного мира мы смотрели на это сквозь пальцы. Желая жить с кем-нибудь в согласии и дружбе, порой делаешь вид, что не замечаешь его слабостей. Да стоит ли, в конце концов, слишком волноваться из-за того, что у щенка чешутся зубы, а у кошки быстро растут когти?
Но Юла внесла в эту область нечто новое. Она с неменьшим удовольствием, чем ножки столов, грызла футляр стенных часов, ящик граммофона или стиральную доску. А разные мелкие вещицы, вроде ручек, карандашей и так далее, стали простонапросто исчезать... Это нас немного встревожило.
Какой-то ученый знаток беличьих обычаев посоветовал нам давать Юле столько орехов, сколько она захочет. На этих орехах она будет, уверял он нас, стирать свои, постоянно отрастающие зубки.
Сказано - сделано! С этого времени на столе в гостиной всегда стояла полная корзиночка орехов. Помогло? Замечательно! Орехи из корзинки исчезали с поразительной быстротой, прямо улетучивались, но зато и находили мы их всюду: под одеялом, в граммофоне, в кринке с молоком и даже в масленке. Наперекор науке Юла, вместо того чтобы грызть орехи, устраивала себе запасы. Склады создавались там, где ей казалось это удобным. Словом, орехи послужили белке прекрасным развлечением. Она чувствовала себя превосходно и... с еще большим увлечением грызла все, что попадало под ее острые зубки.
Из-за этих острых зубов были и другие неприятности. Я уже говорил вам, что белки кусаются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21