Ну-ка, ну-ка...
Он откинул дверцу кузова, схватил сачок - только не тот, огромный, а поменьше и сетчатый, - крутанул им в машине и вытащил Пуську, который болтался кверху лапками в сачке, как рыба в сетке, и - что самое странное - молчал.
Верка рванулась вперёд и протянула руки, но дядька поднял сачок и всё тем же тонким голосом зачастил:
- Хороший пёсик, беленький, нарядный! За такого троячки мало, за троячку не отдадим, лучше на воротничок его пустим!
И он стал медленно опускать сачок с Пуськой в машину. Верка ахнула, а у Владика сразу вспотели ладони. И тут он вспомнил... вспомнил...
- Стойте! - крикнул Владик и дрожащими руками ухватился за задний, застёгнутый на пуговку карман тренировочных штанов: там ещё с ночного путешествия лежали свёрнутые твёрдым квадратиком два рубля. - Стойте! Вот!
Дядька сокрушённо покачал головой, но вытащил сачок. И вытряхнул Пуську на землю. Пуська шмякнулся о камни, но не завизжал, а молча кинулся к Верке и прижался к её ногам. Верка схватила его на руки и стала целовать, как сумасшедшая, а потом крикнула:
- Бежим домой! Владичек, миленький, бежим!..
- Она теперь дома и снова ревёт, - сказал Владик, заканчивая эту историю, которую он одним духом выложил родителям прямо в прихожей. - Так что давайте деньги, я снова сбегаю на базар. Мама, что с тобой?
- Подождите, - сказала мама побелевшими губами. - Ты говоришь - будка? А ведь Анчара до сих пор нет...
- Спокойно! - крикнул папа. - Только не волноваться! Где мои очки? Всё это глупости, Анчар не тот пёс... Где мой кошелёк, чёрт побери? Лена, дай мне ещё десятку. Только без паники! Владик, где мои очки, я спрашиваю!
Все заметались по квартире, и через минуту папа уже выбежал из дому, крикнув на прощанье:
- Я скоро вернусь. С Анчаром. Владик, помни: маме нельзя волноваться!
Хлопнула дверь. И тут Владик, совсем взрослый Владик, повалился ничком на диван и заревел. Он знал, что плакать стыдно, мама может расстроиться, и ей станет хуже, но что он мог поделать, если слезы сами лились из глаз, а изо рта вырывались - тоже сами - противные булькающие звуки.
Мама села рядом и взяла его за плечи.
- Ну, перестань, - сказала она. - Вот увидишь, папа сейчас приведёт Анчара. Они наверняка стоят там и ждут - как бы ещё подработать.
- Мама, - сказал Владик, всхлипывая, - а вот если у человека нет денег, чтобы выкупить свою собаку?
- Конечно, безобразие! - сказала мама. - Прямо какое-то узаконенное воровство. Знаешь что? Вот вернётся папа, и мы напишем в нашу газету. Впрочем... зачем нам сидеть и ждать и каждую минуту глядеть в окошко? Давай напишем прямо сейчас.
В комнате Владика они уселись за письменный стол и решили, что каждый будет писать отдельно - Владик о том, что он видел, а мама - что она думает по этому поводу.
Владик написал так:
"На Пушкинской будка забрала Пуську. Пуська не бродячий, у него есть хозяйка Верка. Она очень кричала. Пуську отдали за пять рублей. Надо будку запретить".
- Ну, как? - спросил Владик у мамы. - Правильно? А ошибок нет?
- Всё правильно, и ошибок почти нет, - сказала мама. - Только надо писать не "Верка", а "Вера". Ты перепиши теперь начисто, а я подогрею отбивные.
Мама ушла на кухню, а Владик взял листок, исписанный чётким, крупным маминым почерком.
"Уважаемый товарищ редактор! - писала мама. - Всем известно, что бешенство - огромная беда и бороться с ним необходимо. Но для этого надо уничтожать источники бешенства, которыми чаще всего являются дикие животные, особенно лисы. В нашем же городе пошли по другому пути: стали забирать прямо с улиц и дворов ни в чём не повинных собак, совсем не бродячих, а просто вышедших на прогулку. К чему эта видимость борьбы с бешенством? Она превратилась в неоправданную жестокость по отношению и к животным, и к их хозяевам. Особенно тяжко страдают дети и не только потому, что теряют своих любимцев, - они получают наглядный урок бессердечия и корысти..."
Дальше Владик не успел прочитать, потому что услышал, как в замочной скважине поворачивается ключ, и бросился в прихожую. В дверях стоял папа - без Анчара.
- Только не волноваться, - сказал папа упавшим голосом. - Будки уже нет. Уехала. Говорят, туда примчался какой-то моряк с дружками - у него тоже забрали собаку - и поколотил этого... будочника. Сейчас я попытаюсь позвонить в одно место... У меня недавно лечилась жена начальника городского коммунального хозяйства.
Папа надел очки и начал листать записную книжку. Потом он набрал номер, и лицо у него стало напряжённым.
- Алло, - сказал он деревянным голосом, - товарищ Поликарпов? Это Ковтун говорит. Да-да, доктор... Простите, что я домой, но тут такое дело - собаку нашу забрали. Да, будка! В ошейнике была. Ах, вот что... Ладно, постараемся успеть. До свидания.
Папа медленно положил трубку и, не поднимая глаз, сказал:
- Они увозят пойманных собак в Злынь: там есть у них такое... место.
- Ничего, - сказала мама, - ничего страшного. Сейчас мы позавтракаем. А потом вы поедете в Злынь. Автобус ходит туда каждый час, расстояние небольшое. Я, конечно, не знаю, как они там... работают, но убеждена, что в первый же день, да ещё в воскресенье, они собак не... не тронут. Не плачь, сын, и вообще не теряйте даром времени. Пошли, а то мои отбивные, наверное, сгорели.
Но, видно, не суждено было им сегодня позавтракать. Потому что резко и требовательно зазвонил телефон. Папа взял трубку, послушал, спросил: "Что? Оскольчатый перелом?", и дверь за ним коротко хлопнула. А Владик снова почувствовал, как слезы сами льются из глаз.
- Перестань, - резко сказала мама. - Сейчас же прекрати рёв! И запомни: безвыходных положений не бывает. О господи, это кого ещё несёт?
Действительно, в дверь звонили - длинным весёлым звонком. Мама открыла, и в прихожую ворвалась Верка.
- Вот! - закричала она, протягивая маме пять рублей. - Долг! Спасибо! Мама говорит: в деревне у бабушки поспеют фрукты, я целую осень возить их буду. Вам! А папка про Владика говорит, что он герой! Ой, Владик, чего ты плачешь?
- Я не плачу, - буркнул Владик и отвернулся.
- У нас будка Анчара увезла, - сказала мама. - В Злынь. А нашего папу вызвали в больницу, и теперь неизвестно, когда он вернётся.
Во время маминой речи Верка стояла точно в такой же позе, что и тогда, на улице, - опять вытаращила до невозможности глаза, а руками вцепилась в кудряшки. И вдруг закричала:
- Так папа же дома! Мой! Я сейчас!
- Постой, - сказала мама, глядя на хлопнувшую дверь, - не её ли папа приезжает на грузовике в обеденный перерыв - огромный такой, рыжий, с вьющимися волосами?
* * *
Когда Владик выбежал во двор, там уже стоял дядя Фёдор. Он протянул руку и сказал:
- Привет. А где ремень?
- Какой ремень? - удивился Владик.
- А пса в кузове придерживать, - объяснил дядя Фёдор.
И у Владика сразу отлегло от души, как будто Анчар просто ждал их где-то и надо только приехать за ним и защёлкнуть на кольце ошейника карабин старого поводка...
Они направились в гараж. Дядя Фёдор велел обождать, а сам ушёл за зелёные ворота, в проходную. Его не было очень долго - видно, не просто было взять машину в воскресный день. Но вот зелёные ворота медленно распахнулись, и из них выехал грузовик. Дядя Фёдор открыл дверцу кабины и сказал:
- Владислав, давай сюда! А ты, Веруха, с нами собираешься, что ли?
От неожиданности и обиды Верка прямо задохнулась, а дядя Фёдор, подмигнув, спросил у Владика:
- Ну, как - возьмём?
И они покатили по солнечным улочкам, а потом по шоссе. И всё было прекрасно до тех пор, пока не показались первые домики Злыни и дядя Фёдор не притормозил у низкого редкого плетня, за которым под раскидистыми яблонями возились на земле двое мальчишек.
- Эй, хлопцы, - окликнул их дядя Фёдор, - где у вас тут этот, как его... Ну, в общем, место, куда собак свозят?
- Собак? - переспросил тот мальчишка, что был сверху, а тот, что снизу, придушенным голосом крикнул:
- Так это живодёрня! Пусти, Митька, я людям дорогу покажу.
- Я сам покажу, - рассудительно ответил Митька. - Вы в город не езжайте, а сейчас налево и краем, краем - там дорога прямая, не заблудитесь.
- Как это - живодёрня? - холодея, спросил у него Владик.
- А так, - равнодушно сказал Митька, - там собак убивают. А ты лежи-лежи, я тебя поборол!
Последнее относилось к мальчишке, лежавшему под Митькой. Но Владик уже ничего не слышал - он сжал зубы и даже зажмурил глаза, потому что заплакать при дяде Фёдоре было совершенно невозможно. Машина плавно взяла с места, потом её стало потряхивать и подбрасывать, потом она остановилась, и только тогда Владик открыл глаза. Они стояли у длинного серого забора, окружавшего просторный выгон, поросший травой и какими-то жёлтыми цветочками. В глубине выгона виднелся чёрный сарай. Возле ворот сидела на табуретке и вязала толстая тётка в кирзовых сапогах. Она мрачно посмотрела на вылезавших из машины дядю Фёдора, Верку и Владика и спросила:
- Вам чего надо?
- У нас незаконно забрали собаку, - сказал дядя Фёдор. - В райцентре. Сегодня утром.
- А вот не выдумывали бы глупостей, - злобно сказала тётка. Идите теперь до Пашки, чтоб он пропал, сколько из-за него скандалу. Сюда уже прибегали: сам Поликарпов звонил. Вон он стоит, Пашка, пьянюга окаянный.
И она ткнула длинной вязальной спицей в сторону сарая, где маячила знакомая уже ребятам фигура в парусиновом комбинезоне.
Дядя Фёдор крупными шагами направился к сараю, Владик и Верка побежали за ним. Но мордатый ловец собак делал вид, что их не замечает, и только на окрик дяди Фёдора: "Эй, служивый!" - нехотя повернул к ним свою физиономию. Теперь она была украшена не только щетиной, но и огромным лиловым синяком. Как видно, морячок с друзьями оказались серьёзными людьми...
- У нас незаконно забрали собаку, - твёрдо сказал дядя Фёдор. - Придётся отдать.
- А ты докажи, что незаконно, - злобно сказал Пашка и сплюнул. - Тоже взяли моду - по начальству звонить. Из-за паршивого кобеля...
И он скверно выругался. Тогда дядя Фёдор шагнул к нему, сжав кулаки.
- Отдавай собаку, - тихо, почти шёпотом сказал он. - Отдавай, а то...
- Мы ещё посмотрим, есть тут ваша собака или нет, - пискливо забормотал Пашка. - Мы ещё увидим...
Он подошёл к сараю, потянул за железную скобу на двери. И тотчас же многоголосый собачий визг и лай в сарае затихли. Пашка рывком отворил широкие, как в гараже, двери, и Владик с Веркой в первый момент отшатнулись от клубка собачьих тел, рванувшихся к двери. Но оказалось, что там, за дверью, густая ржавая сетка. И вот на эту-то сетку прыгали, налетали, лезли, царапались обезумевшие собаки.
- Ну, где тут ваш пёс? - ехидно спросил рыжий. - Покажите.
- Ничего, покажем, - сказал дядя Фёдор. - Зови, Владислав.
И помертвевший Владик сделал шаг вперёд. Сейчас всё будет кончено... Как объяснить дяде Фёдору, и Верке, и этому рыжему верзиле, что Анчар не идёт ещё на его зов?
- Давай, Владислав, - повторил дядя Фёдор. - Или онемел?
Тогда Владик облизал пересохшие губы и хрипло крикнул:
- Анчар! Ан...
И тут что-то чёрное, большое, расшвыряв собак, грохнулось всей своей массой о сетку. И снова! И снова! Это Анчар рвался на голос Владика. Он бросался на эту проклятую сетку, будто она и была тем злым безжалостным существом, которое сегодня утром захлестнуло его петлёй, проволокло по земле и бросило в тряский и тёмный ящик. Он рвался домой, к хозяину, который пришёл за ним, как и полагается настоящему хозяину, чей пёс попал в беду...
...Потом все ждали - у Владика прыгали руки, и он никак не мог застегнуть поводок, тем более, что Анчар вёл себя ничуть не лучше несмышлёныша Пуськи. Он вертелся, толкал Владика и всё пытался лизнуть его в нос, в глаз, в шею...
За забором резко просигналила машина: это дядя Фёдор звал Верку, Владика и Анчара.

1 2 3