– Только до конца главного тоннеля и обратно. Если крепление держится, это не опасно.
Кузнечик жалобно замяукал и вцепился ей в руку.
– Пошли домой, – сказала она. – Лена и Гарри, должно быть, уже спят, но Лена всегда говорила, что я могу брать ее джип, если мне нужно. И ох, Кузнечик, как он нужен мне сейчас!
Глубокой ночью Рейнбоу выглядел мрачным и молчаливым.
Айрис, конечно, не ожидала, что шахта охраняется. Кругом было пусто. На востоке серебрился трейлер Адама. Буровая установка в лунном свете казалась сборищем фантастических форм и теней.
У входа девушка наткнулась на неожиданное препятствие – тяжелый квадратный лист металла, загораживающий отверстие. С отчаянием, с проклятьями, обломав последние ногти, Айрис ухитрилась отодвинуть металлический лист.
– Сейчас, – громко сказала она. – Сейчас.
Лестница исчезла, и ей пришлось карабкаться по остаткам старого деревянного сруба. Главный тоннель был открыт, хотя крепления кое-где пошатнулись и местами стены осыпались.
– Прямо вперед, – бодро сказала Айрис. – Ни каких поворотов.
Она прошла весь тоннель до конца. Сначала ей казалось, что она все-таки ошиблась и в конце тоннеля ничего нет. Пол был покрыт мягким слоем пыли и усеян мелкими камешками, выпавшими при бурении. Ее сердце тяжело билось. Она повыше подняла фонарь и посветила на стены тоннеля. Ничего.
– Оглядись, – сказала она себе. – Не спеши.
И вот оно. Отпечаток ладони Невесты из Рейнбоу еще сохранился в засохшей глине. Ее правая ладонь. Очень медленно Айрис подняла правую руку и приложила ее к отпечатку. Они полностью совпали.
Конечно, неразумно плакать, когда занимаешься такими сложными вещами. Нужно направить свет фонаря на место, где спрятан клад, настроить при слабом свете камеру и сделать снимки отпечатка руки. Но невозможно было не плакать над Невестой из Рейнбоу, прижимающей рукой мягкую глину, чтобы укрыть свое сокровище, в последний раз отворачивающейся от него и возвращающейся по тоннелю прямым путем к одиночеству, отчаянию и смерти.
– Теперь, по крайней мере, они все узнают, – бормотала Айрис, с трудом удерживая слезы, и ее охрипший, сдавленный голос эхом отзывался в пустоте. – Ты не сбежала. Теперь даже Дональду Фонтеноту придется признать правду.
Девушка вытерла слезы, мешавшие ей смотреть, опустила фотоаппарат и дотронулась до стены. От прикосновения ее руки глина стала крошиться. Коробка даже не была глубоко спрятана. Айрис легко вынула ее из тайника.
Это была ювелирная шкатулка, ее бархатное покрытие сильно обветшало. Айрис осторожно сфотографировала ее.
– Ты должна ее открыть, – громко приказала она себе. – Ты не можешь стоять здесь всю ночь и фотографировать. Загляни внутрь.
Ее руки дрожали, и только с третьей попытки ей удалось открыть изящную филигранную застежку. В петли набилась пыль, и они заскрипели, когда Айрис откинула крышку.
Внутри было ожерелье.
Оно было прекрасно.
Айрис поставила шкатулку в круг света одного из фонарей и вытерла руки о шорты. Затем она сняла с груди мешочек и вынула один из своих собственных трех камней, первый, которого коснулись ее пальцы. Это был рубин, красный как кровь. Пурпурный – цвет страсти…
Ох, Адам, если бы ты только был здесь! Если бы только мог увидеть!
В самом коротком ряду рубинов было пустое гнездо. Айрис вложила в него свой рубин. Он отлично подошел. Его цвет полностью совпал с цветом остальных.
Я нашла его, безучастно думала девушка. Я нашла то, ради чего приехала в Неваду. То, чего я хотела больше всего на свете. Мне казалось, это – единственное, чего я хотела. Пока не встретила Адама. Пока не узнала Адама. Пока не полюбила Адама.
А сейчас уже слишком поздно.
Она опустилась на пол тоннеля и, спрятав лицо в ладонях, расплакалась.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В кухне Лены Максон зазвонил телефон. Айрис, сидя в спальне, даже подпрыгнула.
– Сэнди подойдет, – спокойно сказала Лена. – Успокойся. Господи, дорогая, у тебя уже было более чем достаточно звонков после той конференции… Репортеры отовсюду… Ты даже дала интервью той женщине из «Доброе утро, Америка» этим утром. Пора тебе уже привыкнуть.
– Звонков много, но я хочу услышать только один, – вздохнула Айрис. – От ювелира из Лас-Вегаса.
– Знаю, – сказала Лена. – Ты подскакиваешь совсем как твой глупый кот всякий раз, когда звонит телефон. Не дыши, или я никогда не затяну этот корсет. Понятия не имею, почему ты хочешь продать ожерелье, особенно после всех своих мучений.
– Я хочу оценить его, вот и все. Большинство камней – полудрагоценные, но изумруды, рубины и, возможно, сапфиры могут быть очень дорогими.
– Но почему? Ты же всегда хотела найти его, чтобы подтвердить свою версию, а не из-за его стоимости.
– Мне оно нужно не ради него самого, – сказала Айрис. – Я послала письмо и фотографии Дональду Фонтеноту в Аризону. Он позвонил и сказал, что приедет на праздник, чтобы… ну, «пересмотреть свои выводы», как он выразился. Вполне возможно, он закончит это дело еще большим, чем когда-либо, бестселлером.
– Но тогда почему ты отослала ожерелье – в Вегас? – упрямо повторила Лена. – Ты должна была надеть его на праздник.
– Они пришлют его обратно, – вздохнула Айрис. – Мне бы не хотелось говорить, почему я хочу, чтобы его – оценили. По крайней мере, не сейчас. Если камни окажутся поддельными или еще что-то в этом роде, то моя идея не сработает.
Моя идея, думала она, – самой основать клинику в Фелисити.
Потому что я не собираюсь отступать. Возможно, тогда, в шахте, я на мгновение и испугалась, что слишком поздно, но я была тогда чересчур усталой и несчастной, и прежде всего меня немного ошеломила находка ожерелья. Еще не поздно. Никогда не поздно. Если ожерелье достаточно ценное, если я смогу продать его, я сама открою клинику. К чертям правление «Золотой Долины» с их возникшими в последнюю минуту сомнениями насчет праздника.
Я останусь в Фелисити. И буду работать в клинике, если понадобится. Бог свидетель, у меня было достаточно опыта в организации нового за прошедшее лето. Мне не обязательна собственная библиотека для моих изысканий. Я буду делать это в свободное время.
И пока я здесь и Адам здесь…
– Говорю тебе, это просто сказка, – бормотала Лена, прилаживая вуаль всех цветов радуги. – За два дня до начала праздника, когда все уже давно махнули рукой на все это дело, ты посреди ночи заявляешься домой растрепанная, с ожерельем, небрежно засунутым в сумку на поясе. Теперь все комнаты забиты посетителями, и они готовы платить за право спать на раскладушках на крыльце. Что сказал Адам, когда узнал, что ты опять спускалась в эту страшную шахту?
– Ничего, – сказала Айрис, нагнувшись и высвобождая когти Кузнечика, застрявшие в бирюзовой вуали.
– Ничего? В самом деле? Я-то думала, что он был в ярости.
– Адам не знает, – последовал ответ. – После того как он привез меня домой во вторник, он поехал прямо в Карсон-Сити, чтобы снова встретиться с людьми из «Золотой Долины». Заявил, что не вернется, пока не убедит их изменить позицию, и я сказала ему…
Ты мне не нужен.
Она с трудом проглотила комок в горле.
– Ну, я сказала ему, что мы сможем справиться с праздником и без него, если он задержится, поскольку его все еще нет, я думаю, что придется обойтись без него.
– Надеюсь, особых проблем не будет, – нахмурилась Лена. – Во всяком случае, все хотят увидеть тебя. Но они будут разочарованы отсутствием ожерелья. И расстроятся еще больше, когда обнаружат, что не будет свадьбы Женщины-Радуги.
– Знаю.
– Я с нетерпением ждала этого. Ты и Адам, идущие к венцу.
Айрис вспыхнула.
– Не я и Адам, – поправила она, – а Айрис Мерлин и Уинни Роланд. Это была бы только инсценировка.
– Это Невада, знаешь ли, мы нетерпеливы. И вы всегда могли…
– Инсценировка, – твердо повторила Айрис. – А сейчас даже этого не будет, так что не нужно меня заводить. Но очень хочется узнать, что происходит в Карсон-Сити.
Лена вздохнула:
– Мне тоже. Мы все как на иголках. У меня-то достаточно веры в Адама Фримонта. Но вот остальные жители напуганы до смерти. Многие вложили все свои сбережения в этот проект. Страшно, если «Золотая Долина» вот так, в последнюю минуту, выйдет из игры.
– Они не выйдут. Нет. Пока – нет.
– Ну ладно, вот вернется Адам, и мы все точно узнаем, – сказала Лена, втыкая последние украшенные жемчугом шпильки. – Так. Теперь ты действительно готова, и тебе лучше бы идти. Уже десять. Стой, подожди минутку, этот твой кошмарный кот опять запутался в вуалях.
– Дай его сюда, – протянула руки Айрис. – Я возьму его с собой. И знаешь, Лена, ты – единственный человек, которому я доверю расписаться за посылку, которую пришлет ювелир. Когда она придет или если позвонит ювелир…
– Знаю, – перебила ее Лена. – Сэнди хочет непременно посмотреть праздник и сделать много снимков для Саманты, но я останусь здесь, обещаю. Если ювелир позвонит, я примчусь, даже если придется всех растолкать.
Был изумительный день.
Все, что никак не получалось на репетициях, прекрасно прошло во время праздника. Мул Гарри Максона был просто прелесть, фейерверк удался, и Билли Эрли ни разу не упал со своего пони. Небо было ясным и удивительно голубым, дул легкий ветерок, и его хватало, чтобы вздымать вуали вокруг лица и плеч Айрис радужными облаками пурпурно-оранжево-желтого, зеленого и бирюзового, лазурного и темно-синего, переходящего в фиолетовый, цвета.
Камеры были везде, они щелкали, жужжали, пытались ослепить вспышками, почти невидимыми на солнце. Были и видеокамеры – от крошечной камеры Сэнди Киллиан до махин, взгромоздившихся на плечи телевизионщиков. На украшенной повозке ехала Айрис, крепко прижимавшая одной рукой Кузнечика.
– Где ожерелье? – крикнул кто-то.
– Где Уинни Роланд?
– Айрис! Посмотри сюда!
– Мама, это волк? Вон там, в зеленом грузовике!
Волк?! Зеленый грузовик?!
Айрис так резко повернулась, что чуть не упала. «Эсмеральда» вклинилась между школьным оркестром и толпой на тротуаре; Адам за рулем, и Киманчи рядом с ним на переднем сиденье. На Адаме был пиджак цвета воронова крыла, тугой галстук и вышитая жилетка от костюма Уинни Роланда. Он что-то объяснял одному из трубачей, потом повернул голову, встретился с ней глазами и, совершенно неожиданно, улыбнулся.
Сердце Айрис остановилось. Все застыло. Казалось, все замерло навсегда, когда Адам улыбнулся ей.
– Адам! – крикнула она. Повозка дернулась, она ухватилась за спинку сиденья, чтобы не упасть, и ее сердце забилось снова.
– О, Адам, что там в Карсон-Сити? Что решили в правлении «Золотой Долины»? Они вернулись к проекту «Рейнбоу»?
Он показал рукой на уши и покачал головой. Когда ему удалось подъехать поближе, он высунулся из окна.
– Как ты красива! Не может быть, чтобы весь этот бедлам был из-за праздника Старого Фелисити.
Что здесь, черт возьми, происходит?
Он ничего не знает! Адам приехал прямо из Карсон-Сити и ничего не знал про ожерелье.
– Не обращай внимания. Как насчет «Рейнбоу»?
– Я ушел с совещания в час, – сказал он. – Они все еще доказывали, что Фелисити слишком изолирован, а я объяснял, что праздник изменит положение, и вдруг мне пришло в голову, что если праздник так важен, то мне лучше быть здесь и играть свою роль. Господи, как бы я хотел, чтобы они увидели все это. Какого черта здесь делает телевидение?
– Ты не слушал радио, да? – улыбнулась Айрис. – И не читал газеты, и не смотрел телевизор этим утром?
– Нет, – озадаченно сказал он. – Я был на совещании все эти два с половиной дня. Вернулся домой в пять утра и думал немного поспать. Извини, что опоздал. Айрис, что происходит?
– Я нашла его, – сказала Айрис. – Во вторник ночью, там, в шахте. Я нашла ожерелье!
– Нашла что?
Повозка остановилась так резко, что девушка вынуждена была снова ухватиться за сиденье. По толпе волной прошел гул, головы стали поворачиваться в одну сторону. На пересечении улиц, поперек дороги, блокируя шествие, стоял джип. Лена Максон высунулась из окна, размахивая большим красно-бело-синим пакетом.
Ожерелье, сообразила Айрис. Ювелир отослал его быстрее, чем я ожидала. Значит ли это, что его оценили высоко? Или, наоборот, низко?
– Адам, – попросила она, – ты сможешь выбраться из толпы и принести тот пакет от Лены? Прямо сейчас? Пожалуйста!
«Эсмеральда» остановилась вместе со всем парадом.
Впервые Айрис заметила вмятины и царапины на дверце водителя и крыле машины – результаты аварии в пустыне.
Ты знаешь, – сказал Адам той ночью, – здесь место, где осуществляются наши фантазии.
О, пожалуйста, молила девушка. Пожалуйста, пусть оценка будет высокой. Пусть здесь будет еще одно место, где смогут осуществиться наши фантазии…
Адам распахнул дверцу и вышел.
– Я пробьюсь туда, – сказал он, – и, если нужно, принесу пакет в зубах. Ради Бога, Айрис, ты только что сказала, что нашла ожерелье Айрис Мерлин?
– Принеси пакет, и я покажу тебе его.
Кима выпрыгнула из грузовика, и, как по волшебству, толпа разделилась надвое. Лена вручила Адаму конверт, помахала Айрис и вырулила джип с дороги так, что шины завизжали. Шествие снова пришло в движение. Люди размахивали руками и кричали от возбуждения, репортеры с камерами проталкивались вперед.
– Вот! – Адам вспрыгнул на повозку, Кима растянулась с ним рядом, а Кузнечик изогнулся в руках Айрис, его шерсть встала дыбом и черно-белый хвост распушился.
– О, Боже, она загрызет его! – Айрис с трудом сдерживала котенка. – Держи ее, Адам.
– Не бойся, она не станет с ним связываться, – успокоил ее Адам.
Айрис рассмеялась. Ей было хорошо. Вуали трепетали на ветерке.
– Я тоже ее не боюсь, – сказала она. – Больше не боюсь. Смотри.
Она наклонилась и погладила Киму по голове. Мех был густым и мягким. Киманчи повела ушами и взглянула на Айрис.
Остаток слабости и страха испарился на солнечном свете. Айрис снова рассмеялась.
– Я не боюсь ее, – повторила девушка. – Я теперь ничего не боюсь.
– Ну, а я боюсь, – усмехнулся Адам. – Я боюсь, что эта толпа разорвет нас на кусочки, если ты не откроешь посылку. Что это, извинения от Дональда Фонтенота?
– Я уже получила их, – сказала Айрис. – Это лучше. По крайней мере, я надеюсь, что лучше.
Она разорвала пакет. Внутри был сверток со старой ювелирной шкатулкой и письмо. Девушка раскрыла послание.
– Мы благодарны возможности, и т. д., и т. д., и т. д., – читала она. – Аметисты, аквамарины, цитрины… Вот. 48 рубинов, подобранных по цвету, примерно в карат весом каждый. 60 изумрудов, очень чистого цвета, вес в каратах колеблется от… Стоимость самих камней от 300 до 400 тысяч долларов. Ожерелье в целом как исторический предмет, однако, уникально и может стоить… От 300 до 400 тысяч долларов.
Врач. «Скорая помощь». Клиника со сверкающим новейшим оборудованием.
Письмо выпало из рук Айрис, и ветерок подхватил его. Адам вовремя поймал пакет, иначе он тоже выпал бы из ее рук. Он разорвал красно-бело-синюю обертку и с большой осторожностью вскрыл меньший сверток. Увидев старую ювелирную шкатулку, нахмурился и заколебался.
– Открой ее, – сказала Айрис.
Адам откинул крышку.
Солнце брызгами огня разлетелось от камней в изящной золотой и серебряной оправе. Адам долго смотрел на все это великолепие, не говоря ни слова. Вокруг них щелкали и жужжали камеры, мелькали вспышки.
– Где ты нашла его? – наконец спросил он. – Как?! Боже, Айрис, я не знаю, поздравлять ли тебя с этой находкой или ругать за то, что пошла на такой риск. Ведь старая шахта небезопасна.
– Это заняло всего несколько минут, – виновато сказала она. – Потом я расскажу тебе. О, Адам…
Айрис запнулась и посмотрела на него любящим взглядом. Он улыбнулся ей.
– Айрис, я…
– Нет, – оборвала она его. Ее сердце тяжело билось, ладони были холодные. В ее мечтах все было так просто, но как тяжело оказалось на самом деле.
Это была не фантазия. Это был риск, на который раньше она никогда бы не осмелилась. – Нет, – повторила Айрис. – Я хочу рассказать тебе, что я собираюсь с ним сделать.
– Надеюсь, ты собираешься его надеть.
– А после праздника…
Его глаза потемнели. С поразительной ясностью она читала его мысли, а в ушах звучали ее собственные слова: Я положу ожерелье в стеклянную витрину «библиотеке, и люди будут приезжать издалека, чтобы…
– Я не собираюсь класть его под стекло ни в библиотеке, ни где бы то ни было, – сказала она. – Я намерена продать его. И использую эти деньги на открытие клиники здесь, в Фелисити, о чем мы с тобой и говорили. Я остаюсь, Адам, и я намерена удостовериться, что такие случаи, как с Самантой, никогда больше не повторятся.
– Ты нашла свое ожерелье, – сказал Адам бесцветным, невыразительным тоном, что совсем не было похоже на него. – Оно стоит 400 тысяч долларов. И ты собираешься продать его и открыть клинику здесь, в Фелисити?
– Да, – подтвердила Айрис. – И, Адам, я…
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Почему так трудно выговорить эти слова?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Кузнечик жалобно замяукал и вцепился ей в руку.
– Пошли домой, – сказала она. – Лена и Гарри, должно быть, уже спят, но Лена всегда говорила, что я могу брать ее джип, если мне нужно. И ох, Кузнечик, как он нужен мне сейчас!
Глубокой ночью Рейнбоу выглядел мрачным и молчаливым.
Айрис, конечно, не ожидала, что шахта охраняется. Кругом было пусто. На востоке серебрился трейлер Адама. Буровая установка в лунном свете казалась сборищем фантастических форм и теней.
У входа девушка наткнулась на неожиданное препятствие – тяжелый квадратный лист металла, загораживающий отверстие. С отчаянием, с проклятьями, обломав последние ногти, Айрис ухитрилась отодвинуть металлический лист.
– Сейчас, – громко сказала она. – Сейчас.
Лестница исчезла, и ей пришлось карабкаться по остаткам старого деревянного сруба. Главный тоннель был открыт, хотя крепления кое-где пошатнулись и местами стены осыпались.
– Прямо вперед, – бодро сказала Айрис. – Ни каких поворотов.
Она прошла весь тоннель до конца. Сначала ей казалось, что она все-таки ошиблась и в конце тоннеля ничего нет. Пол был покрыт мягким слоем пыли и усеян мелкими камешками, выпавшими при бурении. Ее сердце тяжело билось. Она повыше подняла фонарь и посветила на стены тоннеля. Ничего.
– Оглядись, – сказала она себе. – Не спеши.
И вот оно. Отпечаток ладони Невесты из Рейнбоу еще сохранился в засохшей глине. Ее правая ладонь. Очень медленно Айрис подняла правую руку и приложила ее к отпечатку. Они полностью совпали.
Конечно, неразумно плакать, когда занимаешься такими сложными вещами. Нужно направить свет фонаря на место, где спрятан клад, настроить при слабом свете камеру и сделать снимки отпечатка руки. Но невозможно было не плакать над Невестой из Рейнбоу, прижимающей рукой мягкую глину, чтобы укрыть свое сокровище, в последний раз отворачивающейся от него и возвращающейся по тоннелю прямым путем к одиночеству, отчаянию и смерти.
– Теперь, по крайней мере, они все узнают, – бормотала Айрис, с трудом удерживая слезы, и ее охрипший, сдавленный голос эхом отзывался в пустоте. – Ты не сбежала. Теперь даже Дональду Фонтеноту придется признать правду.
Девушка вытерла слезы, мешавшие ей смотреть, опустила фотоаппарат и дотронулась до стены. От прикосновения ее руки глина стала крошиться. Коробка даже не была глубоко спрятана. Айрис легко вынула ее из тайника.
Это была ювелирная шкатулка, ее бархатное покрытие сильно обветшало. Айрис осторожно сфотографировала ее.
– Ты должна ее открыть, – громко приказала она себе. – Ты не можешь стоять здесь всю ночь и фотографировать. Загляни внутрь.
Ее руки дрожали, и только с третьей попытки ей удалось открыть изящную филигранную застежку. В петли набилась пыль, и они заскрипели, когда Айрис откинула крышку.
Внутри было ожерелье.
Оно было прекрасно.
Айрис поставила шкатулку в круг света одного из фонарей и вытерла руки о шорты. Затем она сняла с груди мешочек и вынула один из своих собственных трех камней, первый, которого коснулись ее пальцы. Это был рубин, красный как кровь. Пурпурный – цвет страсти…
Ох, Адам, если бы ты только был здесь! Если бы только мог увидеть!
В самом коротком ряду рубинов было пустое гнездо. Айрис вложила в него свой рубин. Он отлично подошел. Его цвет полностью совпал с цветом остальных.
Я нашла его, безучастно думала девушка. Я нашла то, ради чего приехала в Неваду. То, чего я хотела больше всего на свете. Мне казалось, это – единственное, чего я хотела. Пока не встретила Адама. Пока не узнала Адама. Пока не полюбила Адама.
А сейчас уже слишком поздно.
Она опустилась на пол тоннеля и, спрятав лицо в ладонях, расплакалась.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В кухне Лены Максон зазвонил телефон. Айрис, сидя в спальне, даже подпрыгнула.
– Сэнди подойдет, – спокойно сказала Лена. – Успокойся. Господи, дорогая, у тебя уже было более чем достаточно звонков после той конференции… Репортеры отовсюду… Ты даже дала интервью той женщине из «Доброе утро, Америка» этим утром. Пора тебе уже привыкнуть.
– Звонков много, но я хочу услышать только один, – вздохнула Айрис. – От ювелира из Лас-Вегаса.
– Знаю, – сказала Лена. – Ты подскакиваешь совсем как твой глупый кот всякий раз, когда звонит телефон. Не дыши, или я никогда не затяну этот корсет. Понятия не имею, почему ты хочешь продать ожерелье, особенно после всех своих мучений.
– Я хочу оценить его, вот и все. Большинство камней – полудрагоценные, но изумруды, рубины и, возможно, сапфиры могут быть очень дорогими.
– Но почему? Ты же всегда хотела найти его, чтобы подтвердить свою версию, а не из-за его стоимости.
– Мне оно нужно не ради него самого, – сказала Айрис. – Я послала письмо и фотографии Дональду Фонтеноту в Аризону. Он позвонил и сказал, что приедет на праздник, чтобы… ну, «пересмотреть свои выводы», как он выразился. Вполне возможно, он закончит это дело еще большим, чем когда-либо, бестселлером.
– Но тогда почему ты отослала ожерелье – в Вегас? – упрямо повторила Лена. – Ты должна была надеть его на праздник.
– Они пришлют его обратно, – вздохнула Айрис. – Мне бы не хотелось говорить, почему я хочу, чтобы его – оценили. По крайней мере, не сейчас. Если камни окажутся поддельными или еще что-то в этом роде, то моя идея не сработает.
Моя идея, думала она, – самой основать клинику в Фелисити.
Потому что я не собираюсь отступать. Возможно, тогда, в шахте, я на мгновение и испугалась, что слишком поздно, но я была тогда чересчур усталой и несчастной, и прежде всего меня немного ошеломила находка ожерелья. Еще не поздно. Никогда не поздно. Если ожерелье достаточно ценное, если я смогу продать его, я сама открою клинику. К чертям правление «Золотой Долины» с их возникшими в последнюю минуту сомнениями насчет праздника.
Я останусь в Фелисити. И буду работать в клинике, если понадобится. Бог свидетель, у меня было достаточно опыта в организации нового за прошедшее лето. Мне не обязательна собственная библиотека для моих изысканий. Я буду делать это в свободное время.
И пока я здесь и Адам здесь…
– Говорю тебе, это просто сказка, – бормотала Лена, прилаживая вуаль всех цветов радуги. – За два дня до начала праздника, когда все уже давно махнули рукой на все это дело, ты посреди ночи заявляешься домой растрепанная, с ожерельем, небрежно засунутым в сумку на поясе. Теперь все комнаты забиты посетителями, и они готовы платить за право спать на раскладушках на крыльце. Что сказал Адам, когда узнал, что ты опять спускалась в эту страшную шахту?
– Ничего, – сказала Айрис, нагнувшись и высвобождая когти Кузнечика, застрявшие в бирюзовой вуали.
– Ничего? В самом деле? Я-то думала, что он был в ярости.
– Адам не знает, – последовал ответ. – После того как он привез меня домой во вторник, он поехал прямо в Карсон-Сити, чтобы снова встретиться с людьми из «Золотой Долины». Заявил, что не вернется, пока не убедит их изменить позицию, и я сказала ему…
Ты мне не нужен.
Она с трудом проглотила комок в горле.
– Ну, я сказала ему, что мы сможем справиться с праздником и без него, если он задержится, поскольку его все еще нет, я думаю, что придется обойтись без него.
– Надеюсь, особых проблем не будет, – нахмурилась Лена. – Во всяком случае, все хотят увидеть тебя. Но они будут разочарованы отсутствием ожерелья. И расстроятся еще больше, когда обнаружат, что не будет свадьбы Женщины-Радуги.
– Знаю.
– Я с нетерпением ждала этого. Ты и Адам, идущие к венцу.
Айрис вспыхнула.
– Не я и Адам, – поправила она, – а Айрис Мерлин и Уинни Роланд. Это была бы только инсценировка.
– Это Невада, знаешь ли, мы нетерпеливы. И вы всегда могли…
– Инсценировка, – твердо повторила Айрис. – А сейчас даже этого не будет, так что не нужно меня заводить. Но очень хочется узнать, что происходит в Карсон-Сити.
Лена вздохнула:
– Мне тоже. Мы все как на иголках. У меня-то достаточно веры в Адама Фримонта. Но вот остальные жители напуганы до смерти. Многие вложили все свои сбережения в этот проект. Страшно, если «Золотая Долина» вот так, в последнюю минуту, выйдет из игры.
– Они не выйдут. Нет. Пока – нет.
– Ну ладно, вот вернется Адам, и мы все точно узнаем, – сказала Лена, втыкая последние украшенные жемчугом шпильки. – Так. Теперь ты действительно готова, и тебе лучше бы идти. Уже десять. Стой, подожди минутку, этот твой кошмарный кот опять запутался в вуалях.
– Дай его сюда, – протянула руки Айрис. – Я возьму его с собой. И знаешь, Лена, ты – единственный человек, которому я доверю расписаться за посылку, которую пришлет ювелир. Когда она придет или если позвонит ювелир…
– Знаю, – перебила ее Лена. – Сэнди хочет непременно посмотреть праздник и сделать много снимков для Саманты, но я останусь здесь, обещаю. Если ювелир позвонит, я примчусь, даже если придется всех растолкать.
Был изумительный день.
Все, что никак не получалось на репетициях, прекрасно прошло во время праздника. Мул Гарри Максона был просто прелесть, фейерверк удался, и Билли Эрли ни разу не упал со своего пони. Небо было ясным и удивительно голубым, дул легкий ветерок, и его хватало, чтобы вздымать вуали вокруг лица и плеч Айрис радужными облаками пурпурно-оранжево-желтого, зеленого и бирюзового, лазурного и темно-синего, переходящего в фиолетовый, цвета.
Камеры были везде, они щелкали, жужжали, пытались ослепить вспышками, почти невидимыми на солнце. Были и видеокамеры – от крошечной камеры Сэнди Киллиан до махин, взгромоздившихся на плечи телевизионщиков. На украшенной повозке ехала Айрис, крепко прижимавшая одной рукой Кузнечика.
– Где ожерелье? – крикнул кто-то.
– Где Уинни Роланд?
– Айрис! Посмотри сюда!
– Мама, это волк? Вон там, в зеленом грузовике!
Волк?! Зеленый грузовик?!
Айрис так резко повернулась, что чуть не упала. «Эсмеральда» вклинилась между школьным оркестром и толпой на тротуаре; Адам за рулем, и Киманчи рядом с ним на переднем сиденье. На Адаме был пиджак цвета воронова крыла, тугой галстук и вышитая жилетка от костюма Уинни Роланда. Он что-то объяснял одному из трубачей, потом повернул голову, встретился с ней глазами и, совершенно неожиданно, улыбнулся.
Сердце Айрис остановилось. Все застыло. Казалось, все замерло навсегда, когда Адам улыбнулся ей.
– Адам! – крикнула она. Повозка дернулась, она ухватилась за спинку сиденья, чтобы не упасть, и ее сердце забилось снова.
– О, Адам, что там в Карсон-Сити? Что решили в правлении «Золотой Долины»? Они вернулись к проекту «Рейнбоу»?
Он показал рукой на уши и покачал головой. Когда ему удалось подъехать поближе, он высунулся из окна.
– Как ты красива! Не может быть, чтобы весь этот бедлам был из-за праздника Старого Фелисити.
Что здесь, черт возьми, происходит?
Он ничего не знает! Адам приехал прямо из Карсон-Сити и ничего не знал про ожерелье.
– Не обращай внимания. Как насчет «Рейнбоу»?
– Я ушел с совещания в час, – сказал он. – Они все еще доказывали, что Фелисити слишком изолирован, а я объяснял, что праздник изменит положение, и вдруг мне пришло в голову, что если праздник так важен, то мне лучше быть здесь и играть свою роль. Господи, как бы я хотел, чтобы они увидели все это. Какого черта здесь делает телевидение?
– Ты не слушал радио, да? – улыбнулась Айрис. – И не читал газеты, и не смотрел телевизор этим утром?
– Нет, – озадаченно сказал он. – Я был на совещании все эти два с половиной дня. Вернулся домой в пять утра и думал немного поспать. Извини, что опоздал. Айрис, что происходит?
– Я нашла его, – сказала Айрис. – Во вторник ночью, там, в шахте. Я нашла ожерелье!
– Нашла что?
Повозка остановилась так резко, что девушка вынуждена была снова ухватиться за сиденье. По толпе волной прошел гул, головы стали поворачиваться в одну сторону. На пересечении улиц, поперек дороги, блокируя шествие, стоял джип. Лена Максон высунулась из окна, размахивая большим красно-бело-синим пакетом.
Ожерелье, сообразила Айрис. Ювелир отослал его быстрее, чем я ожидала. Значит ли это, что его оценили высоко? Или, наоборот, низко?
– Адам, – попросила она, – ты сможешь выбраться из толпы и принести тот пакет от Лены? Прямо сейчас? Пожалуйста!
«Эсмеральда» остановилась вместе со всем парадом.
Впервые Айрис заметила вмятины и царапины на дверце водителя и крыле машины – результаты аварии в пустыне.
Ты знаешь, – сказал Адам той ночью, – здесь место, где осуществляются наши фантазии.
О, пожалуйста, молила девушка. Пожалуйста, пусть оценка будет высокой. Пусть здесь будет еще одно место, где смогут осуществиться наши фантазии…
Адам распахнул дверцу и вышел.
– Я пробьюсь туда, – сказал он, – и, если нужно, принесу пакет в зубах. Ради Бога, Айрис, ты только что сказала, что нашла ожерелье Айрис Мерлин?
– Принеси пакет, и я покажу тебе его.
Кима выпрыгнула из грузовика, и, как по волшебству, толпа разделилась надвое. Лена вручила Адаму конверт, помахала Айрис и вырулила джип с дороги так, что шины завизжали. Шествие снова пришло в движение. Люди размахивали руками и кричали от возбуждения, репортеры с камерами проталкивались вперед.
– Вот! – Адам вспрыгнул на повозку, Кима растянулась с ним рядом, а Кузнечик изогнулся в руках Айрис, его шерсть встала дыбом и черно-белый хвост распушился.
– О, Боже, она загрызет его! – Айрис с трудом сдерживала котенка. – Держи ее, Адам.
– Не бойся, она не станет с ним связываться, – успокоил ее Адам.
Айрис рассмеялась. Ей было хорошо. Вуали трепетали на ветерке.
– Я тоже ее не боюсь, – сказала она. – Больше не боюсь. Смотри.
Она наклонилась и погладила Киму по голове. Мех был густым и мягким. Киманчи повела ушами и взглянула на Айрис.
Остаток слабости и страха испарился на солнечном свете. Айрис снова рассмеялась.
– Я не боюсь ее, – повторила девушка. – Я теперь ничего не боюсь.
– Ну, а я боюсь, – усмехнулся Адам. – Я боюсь, что эта толпа разорвет нас на кусочки, если ты не откроешь посылку. Что это, извинения от Дональда Фонтенота?
– Я уже получила их, – сказала Айрис. – Это лучше. По крайней мере, я надеюсь, что лучше.
Она разорвала пакет. Внутри был сверток со старой ювелирной шкатулкой и письмо. Девушка раскрыла послание.
– Мы благодарны возможности, и т. д., и т. д., и т. д., – читала она. – Аметисты, аквамарины, цитрины… Вот. 48 рубинов, подобранных по цвету, примерно в карат весом каждый. 60 изумрудов, очень чистого цвета, вес в каратах колеблется от… Стоимость самих камней от 300 до 400 тысяч долларов. Ожерелье в целом как исторический предмет, однако, уникально и может стоить… От 300 до 400 тысяч долларов.
Врач. «Скорая помощь». Клиника со сверкающим новейшим оборудованием.
Письмо выпало из рук Айрис, и ветерок подхватил его. Адам вовремя поймал пакет, иначе он тоже выпал бы из ее рук. Он разорвал красно-бело-синюю обертку и с большой осторожностью вскрыл меньший сверток. Увидев старую ювелирную шкатулку, нахмурился и заколебался.
– Открой ее, – сказала Айрис.
Адам откинул крышку.
Солнце брызгами огня разлетелось от камней в изящной золотой и серебряной оправе. Адам долго смотрел на все это великолепие, не говоря ни слова. Вокруг них щелкали и жужжали камеры, мелькали вспышки.
– Где ты нашла его? – наконец спросил он. – Как?! Боже, Айрис, я не знаю, поздравлять ли тебя с этой находкой или ругать за то, что пошла на такой риск. Ведь старая шахта небезопасна.
– Это заняло всего несколько минут, – виновато сказала она. – Потом я расскажу тебе. О, Адам…
Айрис запнулась и посмотрела на него любящим взглядом. Он улыбнулся ей.
– Айрис, я…
– Нет, – оборвала она его. Ее сердце тяжело билось, ладони были холодные. В ее мечтах все было так просто, но как тяжело оказалось на самом деле.
Это была не фантазия. Это был риск, на который раньше она никогда бы не осмелилась. – Нет, – повторила Айрис. – Я хочу рассказать тебе, что я собираюсь с ним сделать.
– Надеюсь, ты собираешься его надеть.
– А после праздника…
Его глаза потемнели. С поразительной ясностью она читала его мысли, а в ушах звучали ее собственные слова: Я положу ожерелье в стеклянную витрину «библиотеке, и люди будут приезжать издалека, чтобы…
– Я не собираюсь класть его под стекло ни в библиотеке, ни где бы то ни было, – сказала она. – Я намерена продать его. И использую эти деньги на открытие клиники здесь, в Фелисити, о чем мы с тобой и говорили. Я остаюсь, Адам, и я намерена удостовериться, что такие случаи, как с Самантой, никогда больше не повторятся.
– Ты нашла свое ожерелье, – сказал Адам бесцветным, невыразительным тоном, что совсем не было похоже на него. – Оно стоит 400 тысяч долларов. И ты собираешься продать его и открыть клинику здесь, в Фелисити?
– Да, – подтвердила Айрис. – И, Адам, я…
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Почему так трудно выговорить эти слова?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15