Ей самой сейчас хотелось разразиться немыслимыми ругательствами. Что же ты наделал, Рид Бэннон? Из-за Калеба она не может остаться, но если уедет – наверняка уже никогда не увидит Рида.– Все равно ты бросаешь меня, что бы ни говорил. Бросаешь! Как мой отец. – Тресси попятилась, ненавидя себя за слабость.– Послушай, Тресси, мы ведь с тобой не женаты, и не моя вина, что твой отец вас бросил. Неужели ты не понимаешь? Я – Рид Бэннон, а не Ивэн Мэджорс. Я приеду к тебе при первой же возможности, но вспомни – разве я когда-нибудь просил тебя стать моей женой, разве говорил, что мы всегда будем вместе? Но я тебя не брошу. Приеду, удостоверюсь, что с тобой все в порядке, а потом мы поговорим. Это все, на что я пока способен, Тресси. Кое о чем ты просто не знаешь, и лучше тебе никогда этого не узнать.– А, ты имеешь в виду, что тебя преследует закон? Потому ты и не хотел идти Орегонским трактом и мы продирались через ту проклятую пустыню. Так что же еще ты не сказал мне, Рид Бэннон? Почему ты должен все время убегать?Рид в упор поглядел на нее, но она даже не дрогнула. Калеб, почуяв неладное, залился плачем, но они этого словно не слышали.– Знаешь, Доул был прав, когда назвал тебя отчаянной барышней. Ты смелая девочка, Тресси, и смелость тебе еще пригодится. Нелегко будет вырастить в мире белых людей этого мальчика-полукровку. А ему придется еще труднее – уж я-то знаю.– Черт бы тебя побрал, Рид Бэннон! Ты бы мог стать его отцом, если б не был таким трусом! – бросила Тресси и, развернувшись, решительно зашагала прочь с ревущим младенцем на руках.Возразить на это было нечего. Рид больше не пытался их нагнать, но, когда Тресси садилась в дилижанс, он маячил неподалеку, не сводя с нее взгляда. Губы его были крепко сжаты, глаза поблескивали, словно осколки кремня. Тресси не сказала ни слова, даже не поглядела на него – просто забралась в дилижанс и уселась спиной к Риду. Она не знала, долго ли он простоял в пыли, прежде чем повернулся и пошел прочь. При этой мысли на глаза ее навернулись слезы, но девушка смахнула их привычным упрямым жестом. 9 Пожилой джентльмен, сидевший рядом с Тресси, рассказал, что движение дилижансов по Боузменскому тракту открылось только в этом году и сразу же привлекло внимание сиу, арапахо и шейеннов, которые до того довольствовались налетами на Платтский тракт, лежавший гораздо южнее.Этот дородный господин, представившийся сэром Гарри Креншоу, явно задался целью просветить Тресси в истории Орегона.– Какой-то болван, видите ли, проложил эту дорогу ровнехонько через священные земли индейцев. Когда краснокожие, само собой, возмутились, для защиты местного населения сюда прислали солдат. И теперь они еще удивляются, что вынуждены охранять два тракта вместо одного! Право же, у вашего правительства странное чувство юмора.Пожилой англичанин – из-за сильного акцента Тресси порой казалось, что он говорит на другом языке – сел в дилижанс на той же станции, что и Тресси. Другие пассажиры прониклись сочувствием к попутчице, обремененной грудным младенцем, и уступили ей лучшее место – возле багажного ящика. Вначале Тресси как-то непривычно было ехать спиной по ходу дилижанса, но зато ей и почтенному джентльмену было не так тесно. Трое пассажиров на средней скамье все время упирались коленями в соседей напротив.Говорили, что дилижанс заполнен отнюдь не целиком, но Тресси даже представить себе не могла, куда здесь можно втиснуть еще хоть одного пассажира. Восемь человек ехали внутри, четверо – наверху. Когда кучер хлестнул коней и дилижанс тронулся с места, Тресси сцепила зубы и изо всех сил уперлась в пол ногами, обутыми в длинные сапоги из оленьей кожи. В такой обувке было жарковато, зато удобно. Дилижанс раскачивался и трясся на ухабах. Тресси мутило, и она опасалась, как бы у малыша в долгом пути совсем не расстроился желудок. А ведь они пока еще едут по более-менее ровной местности! Что будет, когда дилижанс доберется до горных дорог, Тресси даже представить боялась.Калеб держался мужественно и хныкал очень редко, хотя вездесущая пыль лезла ему в глаза, нос и рот. Когда дневное солнце пригрело как следует, раздернули занавески на окнах, и в дилижанс хлынул жаркий пыльный воздух. Что поделать – в противном случае пассажиры маялись бы от духоты.Дилижанс мчался вперед с такой скоростью, что Тресси чудилось, будто она набросила лассо на хвост песчаной буре и теперь никак не может выпустить из рук веревку. Неудивительно, что это чудо техники могло добраться до Западного побережья меньше чем за двадцать дней! Казалось, что огромные колеса летят, почти не касаясь земли. На то, чтоб сменить коней, давалось четыре минуты – краткое время отдыха для измученных дорогой пассажиров. Кроме этого, за сутки полагалось делать две более длительные остановки. Узнав об этом, Тресси с нетерпением стала ждать, когда же она и Калеб смогут отдохнуть и умыться. На первой же остановке она обнаружила, что краткий этот отдых не сулит особого комфорта.Тресси выбралась из дилижанса последней. С благодарностью опершись на галантно протянутую руку пожилого соседа и крепко прижимая к себе Калеба, она осторожно спустилась по крутым узким ступенькам. Кроме нее, в дилижансе ехала еще одна женщина, и сейчас она стояла около станции, умываясь над большим тазом. Женщина была в нарядном коричневом льняном платье, чепчике того же цвета и перчатках, а на ногах у нее красовались изящные ботинки на пуговках. В руке она держала небольшую кожаную сумочку.Сэр Гарри провел Тресси к тазу с водой, и нарядная попутчица посторонилась. Умывшись, Тресси обмакнула в холодную воду чистый лоскут и, как могла, смыла дорожную пыль с Калеба. Мальчик тотчас захныкал, недовольный этой процедурой.Женщина в коричневом платье с самого начала приглядывалась к попутчице с неподдельным любопытством. В стареньком муслиновом платье Тресси чувствовала себя довольно неловко под пристальным взглядом этой нарядной дамы. Когда пришло время уступить место для умывания другим пассажирам, женщина приблизилась к ней.– Какой кроха! – проговорила она, указав на Калеба. – Наверное, маловат еще для такого путешествия?Тресси холодно кивнула и уложила Калеба на скамье, врытой в землю у здания станции. Можно подумать, что у нее был другой выход, кроме как путешествовать в дилижансе! Она развернула малыша и обтерла его, прежде чем запеленать снова.– Меня зовут Кейт Флэннигэн, – сказала женщина и брезгливо поморщилась, глядя, как Тресси наспех полощет в остатках воды грязную пеленку. Больше она не пыталась завести разговор и, лишь когда Тресси присела в сторонке, чтобы покормить Калеба, все же решилась поболтать.– Я еду в Вирджинию, к мужу. Никогда прежде не видела гор – должно быть, они грома-адные! С самой свадьбы мы жили в Сент-Луисе, но потом Иезекилю надоело заниматься торговлей. Его отец занимается грузовыми перевозками и сейчас расширяет свою деятельность на запад, вот они и решили, что нам как раз было бы кстати двинуться на новые места, покуда мхом не обросли, как говорит мой свекор. – Женщина рассмеялась, но как-то нервно, словно удивлялась мужским чудачествам.– Да уж, здешняя жизнь гораздо интереснее, – равнодушно согласилась Тресси и похлопала Калеба по спинке, чтобы срыгнул.– Я ужасно проголодалась. Вы не знаете, будут нас кормить?– Понятия не имею, – ответила Тресси. – Лично я способна съесть все, что само не захочет мной закусить. – В глубине души она радовалась, что Кейт предпочитает болтать о себе, чем пускаться в ненужные расспросы.Когда они вошли в здание станции, Тресси едва не переменила мнения насчет собственной всеядности. С великой неохотой она отдала одну из своих бесценных монеток за не слишком-то аппетитный ломоть жирной жареной свинины с горчицей и чахлой зеленью, черствую галету и чашку отвратительного кофе. Захватив с собой эти сомнительные яства, женщины пристроились во дворе и перекусили наперегонки с мухами и прочей крылатой и ползучей дрянью из мира насекомых.Многие пассажиры прихватили с собой питье, но у Тресси была лишь бутылка с кипяченой водой для Калеба. Боясь обделить малыша, она попросила воды у сына смотрителя, тощего, дочерна загорелого юнца с торчащими, как у кролика, передними зубами. Без особой охоты он принес кружку бурой жидкости с неприятным привкусом. Едва пригубив ее, Тресси вспомнила, как из-за плохой воды заразилась холерой.Не успели пассажиры отдохнуть, как пронесся крик: «По места-ам! Отправля-аемся!» – и скоро дилижанс опять трясся по дорожным ухабам.– На следующей остановке нам позволят подремать пару часов, – сообщил всезнающий сэр Гарри, – и будет просто чудом, если во время сна с нас не снимут скальпы.Эта реплика отнюдь не улучшила настроения Тресси. До сих пор она больше всего беспокоилась о том, как мальчик перенесет поездку, а теперь воображение услужливо рисовало ей воинственные орды краснокожих.– А я думала, что тракт охраняют солдаты, – осторожно заметила она.– Дитя мое, это же долина Пороховой реки. Мы уже въехали в золотоносные земли, а здесь полно спекулянтов и им подобных. Как, по-вашему, что выгоднее для армии и транспортной компании – защищать толстосумов, способных уплатить шестьсот долларов за безопасный проезд до Калифорнии, или нас, не имеющих такой счастливой возможности?Тресси лишь вздохнула и откинулась на жесткую спинку, смежив воспаленные веки. Краем одеяла она прикрывала от пыли личико малыша. Калеб такой молодец. Порой он капризничает и хнычет, но по большей части спит. Тресси даже начинала волноваться, когда он вел себя чересчур тихо.Должно быть, она задремала, потому что, когда в следующий раз выглянула в окно, взору ее предстала гигантская горная гряда. Тут-то и начались настоящие трудности.Хотя было лишь начало сентября, на горных пиках уже лежал девственно-белый снег. Дилижанс то карабкался вверх вдоль края пропасти, то катился вниз по почти отвесной дороге. Порой приходилось переправляться через быстрые горные ручьи, и тогда пассажирам приходилось выбираться наружу и толкать дилижанс, вытаскивая из грязи огромные колеса. Тресси и Кейт были избавлены от этой участи, но сэра Гарри она не миновала, и пожилой англичанин трудился наравне со всеми, не боясь испачкать свой элегантный наряд.Как-то раз перепуганные до полусмерти пассажиры почти полдня следили за тем, как высоко вверху, по гребню гряды скачет гуськом отряд индейцев.Казалось, что изнурительное путешествие будет длиться вечно, и Тресси мысленно уже клялась себе, что никогда в жизни больше не сядет ни в один дилижанс. Она повторяла эту клятву всякий раз, спускаясь по крутым ступенькам, жуя жирную свинину или прогорклые оладьи. Даже пеший путь, даже ночевки на голой земле казались ей предпочтительней. Девушка тосковала по дням, когда путешествовала вместе с Ридом Бэнноном. Если бы окрест то и дело не мелькали индейцы, если б горные тропы не были так пугающе круты и отвесны, Тресси, не задумываясь, покинула бы дилижанс и пошла пешком – пусть даже и с Калебом на руках.Когда дилижанс переправился через реку Бигхорн и тракт повернул на запад, Тресси поняла, что Вирджиния уже недалеко. Запас молока у нее иссяк, но, о чудо, на остановке она увидела привязанную у кустов дойную козу. Тресси сразу вспомнила слова бабушки: козье молоко-де куда полезней коровьего, особенно для больного желудка. Если у Калеба еще не болит желудок, то ему повезло куда больше, чем его приемной мамочке. Тресси решила, что можно попробовать надоить молока. Это представлялось ей делом нелегким.Кейт Флэннигэн, особа предприимчивая, охотно согласилась ей помочь. Вначале они уложили Калеба в тенечке, подальше от места действия. Как выяснилось чуть позднее, оно же оказалось и полем битвы.Козочка явно привыкла, что ее доят мужчины. Едва порыв ветра взметнул пышные юбки Кейт, как рогатая красавица угрожающе опустила голову и крепко боднула женщину в бедро.После нескольких неудачных попыток женщины временно отступили, чтобы обсудить новую стратегию.– Мы должны перехитрить чертовку! – заливаясь смехом, объявила Кейт.– Согласна, – кивнула Тресси. – Что ты предлагаешь?– Ну, копытца у нее острые, а я отчего-то терпеть не могу, когда меня лягают. Кроме того, у козочки длинные рога и, насколько я могу судить, довольно зубов. Так просто к ней не подберешься. Предлагаю вот что: одна из нас повалит старушку наземь и придержит, а другая будет ее доить. – Склонив набок хорошенькую головку, Кейт поглядела на козу. Та стояла, широко расставив ноги и зорко поблескивая желтыми дьявольскими глазами.– Как ты думаешь, – спросила Кейт, – молоко пойдет, если доить ее лежа?– В Миссури мне доводилось доить коров, но никогда и в голову не приходило укладывать их на бок. Впрочем, я не думаю, что это хорошая мысль. Может, нам попробовать подступиться к ней с лаской?– Лаской? Да ты посмотри только на эту бесовскую морду! – Кейт шагнула к козе, и та с угрюмой решимостью воззрилась на свою мучительницу. Женщина со вздохом отступила.– Ну, ладно, – сказала она, – я попробую повалить ее наземь, а ты будешь доить, хорошо?И, не дожидаясь ответа, одним прыжком метнулась к козе и крепко ухватила ее за шею. Животное, захваченное врасплох, повалилось на бок.– Неси ведро! – крикнула Кейт, тяжело дыша. – Теперь-то она будет лапочкой, вот увидишь!Тресси разразилась неудержимым хохотом. Нелепая поза Кейт, раскрасневшейся от усилий, отчаянное блеянье поверженной козы – все это было так забавно, что от смеха она и пальцем не могла шевельнуть.– Дорогие дамы, – произнес за ее спиной незаметно подошедший сэр Гарри, – осмелюсь предположить, что, если б вы чем-нибудь угостили эту бедняжку, она с превеликой охотой поделилась бы с вами молочком.Дивясь, как ей самой не пришло это в голову, Тресси обернулась и увидела, что дородный джентльмен протягивает ей миску с сушеной кукурузой.– Да что ж вы стоите? – взвизгнула Кейт, изо всех сил удерживавшая козу. – Она же сейчас вырвется… Ой!С выпученными глазами несчастное животное пыталось подняться на ноги и даже принять угрожающую позу.– Отпусти ее, Кейт! – крикнула Тресси. – Ты же ее задушишь!– С великой радостью! – огрызнулась та и разжала руки.Коза шлепнулась на зад, но тут же вскочила и, шатаясь, воззрилась на своих врагов полным ненависти взглядом. Она издала пронзительный вопль, и тот, кто не видел этой сцены, вовек бы не догадался, что этот звук издала обыкновенная коза.– Успокойся, дорогуша, все в порядке, – проворковала Тресси, протягивая козе миску с кукурузой.Косясь золотым глазом на Кейт, которую явно считала главной причиной своих мучений, козочка потянулась к миске. Едва она распробовала кукурузу, как все было прощено и забыто, и Тресси без помех надоила себе молока.Калеб все это время крепко спал, и как выяснилось позднее, вовсе не был в восторге от их подвига. Покуда Кейт отошла умыться после борцовских упражнений с козой, Тресси уселась в тенечке, на камне, чтобы покормить малыша.Прежде всего она распеленала Калеба. От жары у бедняжки появилась сыпь – пусть его обдует свежим ветерком. С чувством законной гордости Тресси поднесла к его губам бутылочку с козьим молоком. Отсутствием аппетита Калеб никогда не страдал и вначале принялся жадно сосать, но вдруг его личико с отвращением сморщилось, и он выплюнул соску.– Ну же, маленький мой, ешь, это вкусно, – уговаривала Тресси, но Калеб громко, возмущенно заревел.Девушка наклонилась к нему, ласково напевая всякие милые глупости. Чистый юный голос ее звенел в горном воздухе, словно колокольчик. Калеб стих и внимательно смотрел на приемную маму. Какой он славный! Тресси кончиком пальца провела по его крохотному лбу. И до чего же похож на Рида. «Индейская кровь, вот и все», – трезво напомнила себе девушка, но все же продолжала смотреть на мальчика, без труда отыскивая в его чертах сходство с любимым мужчиной.Напевая колыбельную, Тресси вдруг припомнила собственное детство. Калеб зажмурил глазки, блаженно приоткрыв ротик. Девушка сунула ему соску, и он начал сосать, не открывая глаз. Мысли Тресси были за много миль отсюда, в бревенчатой хижине посреди Озаркских лесов в Миссури. Она баюкала малыша, и предзакатное солнце играло язычками пламени в ее рыжих волосах. Тресси думала о маме и о своих детских годах – таких недолгих и трудных. Эти воспоминания останутся с ней навсегда, и когда-нибудь она поделится ими с Калебом.В эти краткие минуты отдыха она думала не о предательстве отца и не о бегстве Рида Бэннона. Мамы, родной и единственно близкой, давно уже нет в живых, но материнская нежность, которой она так щедро одарила Тресси в детстве, сейчас переполняла сердце девушки, передаваясь и крохотному малышу-индейцу. «Иные связи, – думала Тресси, – никогда не рвутся, а значит, они прочны, как сама земля. Неизменны, незыблемы, словно горы, деревья, реки, вода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34