А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В отличие от дома Бьорна Вигрена, грудастых цыганок здесь не было — на стенах висели написанные маслом картины, и Стефан подумал, что у нее хороший вкус. Она извинилась и исчезла в кухне. Он расположился на диване.
Потом резко поднялся. На книжной полке стояло несколько фотографий в рамках. Одна из них запечатлела двух девочек на садовой скамейке. Снимок был сделан явно несколько десятков лет тому назад. На заднем плане стоял дом, а перед домом был щит с надписью. Стефан попытался различить, что там написано. Прочитать ему не удалось — слишком размытой была надпись, понятно только, что не по-шведски. Звякнул поднос, и Стефан проворно сел на место. Эльза быстро накрыла стол.
— Стоит чужой человек и глазеет на мой дом, — сказала она. — Конечно, я удивилась. И даже испугалась. После смерти Герберта трудно сохранять равновесие.
— Я могу объяснить, почему я там стоял, — сказал он. — Мы много лет работали с Гербертом. Я тоже полицейский.
— Эрик говорил.
— Я на больничном, и у меня есть свободное время. Приехал сюда и по чистой случайности разговорился с Хансом Марклундом, маклером в Крукуме. Он и рассказал, что это вы покупали дом для Герберта.
— Он меня попросил. Позвонил перед тем, как уйти на пенсию, и просил помочь.
— Так вы были знакомы?
Она холодно посмотрела на него:
— А иначе с какой стати он бы меня тогда просил?
— Я пытаюсь понять, кем он был. Я вдруг осознал, что совершенно не знал человека, с которым работал.
— В каком смысле?
— Во многих смыслах.
Она поднялась и поправила штору на окне.
— Я была хорошо знакома с его первой женой, — сказала она. — Мы учились вместе. Через нее я и познакомилась с Гербертом. Это было, когда он еще жил в Стокгольме. Когда они разошлись, я потеряла с ней контакт. Но не с Гербертом.
Она вновь села на стул.
— Как видите, ничего загадочного. А теперь он погиб, и я его оплакиваю.
— А вы знаете, что здесь его дочь — Вероника?
Она покачала головой:
— Не знала. Но я не рассчитываю, что она ко мне зайдет. Я хорошо знала Герберта, но не его детей.
— Он переехал сюда из-за вас?
Она подняла бровь:
— Мне кажется, это касается только его и меня. Теперь, правда, только меня.
— Конечно, — сказал Стефан.
Он допил кофе. Он почему-то чувствовал, что Эльза Берггрен что-то скрывает. История о первой жене была вполне правдоподобной, но он чувствовал, что что-то тут не так. И это ему предстояло выяснить.
Он отодвинул синюю с золотым кантом чашку.
— Как вы думаете, кто мог его убить?
— Даже не представляю. А как по-вашему?
Стефан покачал головой.
— Пожилой человек, хотел только одного — пожить в покое. Кому он мог помешать?
Стефан посмотрел на свои руки.
— Кому-то помешал, — сказал он осторожно.
У него оставался только один вопрос.
— Мне кажется странным, что вы не разговаривали с полицией в Эстерсунде. С ребятами, что ведут следствие.
— Я жду, что они сами поинтересуются.
Внезапно смутное ощущение превратилось в убежденность: сидящая перед ним женщина чего-то недоговаривает. Он не знал, откуда взялась эта убежденность, и не смог бы объяснить, что именно его насторожило.
— Я все время думаю: почему Герберт Молин переехал сюда? Почему ему так захотелось одиночества?
— Тут совсем не так одиноко. Если человек захочет, он найдет, чем заняться. Сегодня я, например, иду в церковь на концерт. Приехал органист из Сундсваля.
— Эрик сказал, вы руководите танцевальной школой.
— Дети должны уметь танцевать. И поскольку этим некому заняться, я и учу их. Не знаю только, надолго ли меня хватит.
Стефан решил не задавать вопросов о танцевальных пристрастиях Герберта Молина. Он вообще не знал, о чем еще спросить. Пусть Джузеппе спрашивает. Это его работа.
Где- то зазвонил телефон. Она извинилась и вышла. Стефан быстро поднялся, секунду повыбирал между окном и балконной дверью, подошел к окну и открыл шпингалеты. Открыл окно, снова закрыл и сел на место. Она вернулась через пару минут.
— Не буду больше беспокоить, — сказал Стефан. — Спасибо за чудесный кофе. Не часто сейчас удается выпить по-настоящему крепкий кофе.
— А с какой стати все должно быть слабым? — ответила она. — В наше время все слабое. И кофе, и люди.
Пока Стефан надевал оставленную в прихожей куртку, он осмотрелся — нет ли в доме сигнализации. Как будто бы нет.
Он поехал в гостиницу, обдумывая последнее высказывание Эльзы Берггрен — о слабом кофе и слабых людях.
Настроение у девушки за стойкой заметно улучшилось. За ее спиной на доске объявлений висела желтая афишка, извещающая о вечернем органном концерте в церкви. Концерт начинался в полвосьмого. В программе был только Иоганн Себастьян Бах.
В начале восьмого Стефан подошел к церкви и стал в стороне, выжидая. Из церкви доносились звуки органа — приезжий музыкант репетировал. В двадцать пять минут восьмого появилась Эльза Берггрен. Он отступил в сторону. Она прошла мимо него и скрылась в церкви.
Он почти бегом вернулся в гостиницу и сел в машину. Переехав мост, он оставил ее на пустыре у опоры. Задами подошел к дому Эльзы Берггрен. Концерт, как он рассчитывал, продлится не меньше часа. Он посмотрел на часы. Без девятнадцати восемь. К задней стороне дома вела узкая тропинка. Фонарика у него не было, поэтому он шел очень осторожно. Комната, где они днем пили кофе, была освещена. Подойдя к забору, он остановился и прислушался. Потом перепрыгнул забор и, пригибаясь, побежал к дому. Он встал на цыпочки и дернул створку окна — нет, Эльза не обнаружила открытые шпингалеты. Он открыл створки, подтянулся и осторожно, чтобы не свалить цветочную вазу на подоконнике, залез в комнату.
Он проник в дом Эльзы точно тем же способом, подумал он, как пару дней назад в дом Герберта Молина.
Он вытер подошвы носовым платком. Было без четверти восемь. Он огляделся. Он сам не знал, что он ищет. Может быть, каких-то доказательств, что был прав, подозревая Эльзу во лжи. Из опыта он знал, что предметы иногда изобличают ложь лучше, чем слова. Он вышел из гостиной, заглянул в кухню и попал в комнату, служившую, по-видимому, кабинетом. Здесь и надо искать, подумал он. Но сначала он должен осмотреть верхний этаж. Он взбежал по лестнице. Там была комната для гостей. Миновав ее, он зашел в спальню Эльзы Берггрен. Здесь стояла широкая двуспальная кровать. На полу ковер. Заглянул в ванную — на полке перед зеркалом ровными рядами стояли баночки и флаконы.
Он уже хотел вернуться в кабинет, когда по какому-то наитию, сам не зная зачем, открыл двери платяного шкафа. Там висело множество платьев и костюмов. Он погладил одно из платьев — ткань, судя по всему, очень высокого качества. В самой глубине висело что-то, что привлекло его внимание. Он отвел в сторону несколько платьев, чтобы лучше видеть.
Мундир.
Он не сразу сообразил, что это за мундир. Потом понял — немецкий военный мундир.
На полке рядом лежала фуражка.
Он снял ее и увидел череп на околыше. В шкафу висел мундир СС.
11
Кабинет Эльзы Берггрен Стефан уже не стал осматривать. Он покинул дом в Ульвчелле тем же путем, что и пришел. Тщательно закрыл за собой окно и поспешил к машине. Шел тяжелый мокрый снег. Он поехал прямо в гостиницу, налил стакан вина и стал обдумывать, не позвонить ли тут же Джузеппе Ларссону. Но его одолевали сомнения. Он же обещал не вступать в контакт с Эльзой Берггрен. А теперь выходило так, что он не только разговаривал с ней, но и незаконно проник в ее дом. О таких вещах по телефону не говорят, подумал он. Джузеппе его поймет. Но для этого надо сесть и спокойно, не торопясь, поговорить.
Он включил телевизор и начал перебирать каналы. Остановился на старом вестерне. Пленка была совершенно выцветшей. Кто-то с винтовкой карабкался по скалам, пытаясь скрыться от нескольких всадников. Стефан убрал звук и вытащил свои заметки. Потом постарался суммировать все, что случилось с момента его приезда в Свег. Что он теперь узнал, чего не знал раньше? Он попытался выстроить предварительную версию — что послужило причиной смерти Герберта Молина. Версия складывалась неожиданно легко, как будто он рассказывал сам себе уже записанную историю.
Когда-то человек по имени Герберт получил три пулевых ранения. Он выжил.
Этот человек когда-то держал еще и музыкальный магазин.
Какое-то особое отношение было у него к танцам. Может быть, танцы были просто-напросто его тайной страстью? Как у других собирание грибов или ловля форели в северных реках?
В его жизни присутствует женщина по имени Эльза Берггрен. Когда он уходит на пенсию, он просит ее купить ему дом где-нибудь на отшибе, в херьедаленских лесах, недалеко от нее. Но он никогда к ней не заходит — нет лучших свидетелей, чем любопытные соседи. В платяном шкафу Эльзы Берггрен, запрятанный в глубине, висит эсэсовский мундир.
И вот некто пересекает темное озеро, наверное на лодке, и разбивает лагерь поблизости от дома Молина, чтобы потом его убить.
История на этом кончалась. Этот самый некто пересекает озеро в обратном направлении и бесследно исчезает.
Но были еще и другие звенья в этой цепи. Кровавые следы, образующие рисунок танго. Страх Герберта Молина. То, что он сменил имя. Уловка, думал Стефан. Маттсон-Герцен — фамилия довольно редкая, может быть, ее носят всего несколько человек в Швеции, в то время как фамилию Молин имеют тысячи. Здесь может быть только одна причина, думал он. Смена фамилии — тоже попытка укрыться. Герберт Молин заметал следы. Но какие? И почему? Если он считал, что фамилия Маттсон-Герцен затруднительна для произношения, он мог бы оставить только первую половину — Маттсон.
Он прочитал свои записи. Перевернул страницу и отметил две даты — родился в 1923-м, умер в 1999-м. Потом снова открыл заметки, сделанные в тот вечер, когда он сидел, запершись, в кабинете Джузеппе Ларссона. В сорок первом восемнадцатилетний Герберт призывается на военную службу — в действующую армию. Дислокация — береговые части, служба охраны. Записи были довольно беспорядочными, но он вспомнил — Герберт служил на каком-то скалистом острове в шхерах Эстеръётланда, охраняя шведский фарватер. Стефан предположил, что он оставался в береговой охране до конца войны и успел стать офицером. Через семь лет он порывает с армией, пытается открыть дело, потом поступает в Управление охраны порядка, потом — в полицию.
Из семьи военного, отметил Стефан. Папа — кавалерист в Кальмаре, мать — домохозяйка. Поначалу Герберт идет по стопам отца, пробует служить в армии, но вдруг сворачивает с проторенной дороги — уходит в отставку.
Стефан отложил блокнот и налил еще стакан вина. Один из всадников поймал наконец того, кто карабкался по голливудским скалам, и собирался его повесить. Пленник, с веревкой на шее, странным образом совершенно не беспокоился о своей участи. Краски были по-прежнему очень блеклыми.
Если бы события, связанные с убийством Герберта Молина, происходили в фильме, подумал Стефан, сейчас было бы самое время ввести какое-нибудь событие, иначе публика устанет. Полицейские тоже устают. Но это не значит, что они, устав, прекращают поиски мотива и преступника.
Он опять потянулся за блокнотом. В этот момент герою фильма удалось волшебным образом избежать петли и улизнуть. Как могут выглядеть реальные версии? Наиболее вероятным было все же, что они имеют дело с сумасшедшим, хотя… Откуда он явился, почему так тщательно готовил преступление, запасся палаткой и слезоточивым газом? Теория с психом была не из лучших, но все равно ее надо было сформулировать.
Другая версия — непонятная связь между убийством Герберта Молина и какими-то давними событиями в его биографии. Как сказала Вероника Молин, особых богатств у него не было, так что деньги вряд ли послужили причиной преступления. Хотя в ее устах это прозвучало так, как будто других причин для убийства не бывает. У полицейских есть враги, думал Стефан, Теперь не так уж редко полицейским угрожают смертью, подкладывают бомбу в машину прокурора, поджигают… По-настоящему мстительный человек может выжидать сколько угодно, лишь бы отомстить. Это значит, что предстоит долгое и терпеливое копание в архивах.
Есть еще и третья возможность. Что-то связанное с Эльзой Берггрен. Связан ли как-то эсэсовский мундир в ее гардеробе с Гербертом Молином? Связано ли как-то ее прошлое с гитлеровской Германией?
Стефан начал считать. Бьорн Вигрен говорил, что Эльза и Герберт Молин — приблизительно однолетки. Если он родился в 1923 году, то она в 1924-м или, допустим, в 1925-м. К моменту начала войны ей было 15 лет, а к концу — 21. Он покачал головой. Ничего не сходилось. Но у Эльзы был отец. Или может быть, старший брат. Эльза живет одна, написал он, имеет неизвестные источники дохода, все время настороже. Он еще раз крупно нарисовал два имени — Герберт и Эльза. Она утверждает, что знакома с ним через первую жену. Но когда она говорила об этом, у него почему-то возникло сильное подозрение, что она врет. Но он мог и ошибаться — все сказанное вполне могло быть правдой.
Он уперся в тупик. Закрыл блокнот. Завтра же надо поговорить с Джузеппе. Это означает, что ему предстоит поездка в Эстерсунд. Он поговорит с Джузеппе и вернется в Бурос. Раздеваясь, он размышлял, не спросить ли Елену — может быть, она сумеет взять отпуск на неделю и поехать с ним на юг? Но он не знал, надо ли ему это. Предстоял нелегкий выбор — поехать с ней или одному.
Он зашел в ванную, широко открыл рот и высунул язык. Опухоли не было видно, но он знал — она на месте. Он внимательно изучил свое лицо и обнаружил, что бледен. Потом мысленно примерил форменную фуражку из шкафа Эльзы Берггрен. Попытался вспомнить звания в СС. Ротенфюрер Линдман. Унтершарфюрер Линдман.
Он снял невидимую фуражку и вымыл физиономию. Когда он вышел из ванной, вестерн уже шел к концу. Человек, которого чуть не повесили, сидел теперь за столом в деревянной хижине в обществе большегрудой женщины. Стефан протянул руку за дистанционным пультом и выключил телевизор.
Потом набрал номер Елены. Она опять взяла трубку почти сразу.
— Я выезжаю завтра, — сказал он. — Может быть, успею добраться к вечеру.
— Только не гони, — сказала она.
— Я просто поставил тебя в известность. Я очень устал. Поговорим, когда приеду.
— Как дела?
— Какие дела?
— Ты сам.
Он сказал, что не в состоянии говорить о своем самочувствии, и Елена его поняла.
Перед тем, как забраться в постель, он выпил еще стакан вина. За окном продолжал идти мокрый снег. Земля уже побелела.
Мне надо сделать еще один визит, подумал он. До того, как я поговорю с Джузеппе и брошу все это.
Перед рассветом он проснулся от сильной боли в щеке. К тому же его лихорадило. Он лежал неподвижно в темноте, стараясь отвлечься от боли. Но ничего не получалось. Щеку невыносимо дергало. Он встал и нашел трубочку с таблетками от головной боли. Растворил две штуки в стакане воды. Наверное, неудобно лежал, попробовал он себя успокоить. Но он знал, что боль пришла изнутри. Врач говорила ему — могут появляться внезапные боли. Он выпил лекарство, лег и стал ждать, пока боль пройдет. Но лучше не стало. Было уже семь часов, а он был не в силах встать и пойти позавтракать.
Через час он не выдержал. Нашел телефон больницы в Буросе и позвонил. Ему повезло — его врача нашли очень быстро. Он рассказал ей про боли, и она обещала выписать рецепт и позвонить в аптеку в Свеге. Если не станет лучше, велела снова связаться с ней. Стефан снова лег. Врач обещала позвонить в аптеку немедленно, но он решил потерпеть еще час. Лежа неподвижно, он пытался думать о чем-нибудь, но не мог сосредоточиться ни на чем, кроме боли. В девять он встал, с трудом оделся и спустился вниз. Девушка-администратор поздоровалась, он положил ключ на стойку и кивнул.
В аптеке он купил таблетки и тут же принял указанную дозу. Потом вернулся в отель. Девушка протянула ему ключ.
— Тебе нездоровится? — спросила она.
— Нет, — сказал он. — Нездоровилось, но теперь уже лучше.
— Ты не завтракал. Принести что-нибудь в номер?
— Только кофе. И пару подушек.
Он поднялся в номер. Через минуту она принесла поднос с кофе и подушки.
— Скажешь, если что-нибудь нужно.
— Вчера утром тебе было грустно, — сказал он. — Надеюсь, все обошлось.
Она не удивилась его словам.
— Я заметила, что ты стоял в дверях, — сказала она. — Мимолетная слабость, ничего больше.
Она ушла. Стефан лег на кровать и мысленно поинтересовался, что означает «мимолетная слабость».
Он вдруг вспомнил, что даже не знает, как ее зовут, и выпил еще таблетку.
Через какое-то время боль начала постепенно отпускать. Он прочитал название лекарства — долерон. На упаковке стоял красный треугольник. Он заметил, что у него слегка помутилось в голове. Но он также подумал, что вряд ли что может сравниться с ощущением, когда начинает проходить сильная боль.
Остаток дня он пролежал в постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44