А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Владислав Крапивин

КАПИТАНЫ НЕ СМОТРЯТ НАЗАД
Рассказ

1
Вечер был синим. Казалось, что синий он не от сумерек, а от
прозрачного тонкого дыма, который наползал с востока. На высохших
болотах горел торф.
Борис и Юрик сидели на чердаке у широкого квадратного окна.
Валька вскарабкалась к ним.
- Пустите-ка.
Они молча подвинулись.
- Не приехал? - спросил Юрик. Он и так знал, что спрашивает
зря, но было трудно сидеть так и молчать. Он вообще не мог молчать
долго.
Валька медленно качнула головой.
- Не...
- Черти его носят! - сказал Юрик Борису.
Борис не ответил.
Воздух был пропитан запахом горящего торфа - не сильным, но
едким и каким-то тревожным. Огонь скрытно полз по торфу под тонким
слоем почвы. Еще днем путь его можно было проследить лишь по белым
змейкам дыма и редким язычкам пламени на стеблях высохшей травы. А
сейчас за поселком горели стога. Огонь подбирался к ним снизу,
изнутри. Они стояли на равном расстоянии друг от друга и загорались
через каждые три минуты. Едва затухал один, как вспыхивал следующий.
Сперва стог начинал светиться чем-то красным и зловещим, будто
внутри у него билась живая кровь, потом вырывалось пламя, и желтый
костер вырастал до неба.
Валька сидела, завернувшись в большую кофту матери, и не
двигалась. Отблески пламени разгорались в ее глазах яркими
огоньками.
- Краси-иво! - певуче сказала она.
- Шарики у тебя работают? - хмуро спросил Борис. - Там сено
горит, а она "краси-иво"... Нашла чего хорошего.
- Я и не говорю, что хорошо. Просто красиво, - спокойно сказала
Валька. - Ничего не понимаешь...
- А так не бывает, чтобы плохое и красивое! - громко вмешался
Юрик. Он почувствовал, что можно поспорить. И повторил: - Не бывает!
- Бывает, - тихо сказала Валька.
- Ну и глупо!
Спора не получилось. Но молчать Юрик не хотел. Когда молчишь,
сильнее делается тревога.
- Теперь не потушишь. Еще и лес загореться может. Или хлеб на
полях.
Борис подумал и произнес:
- Поля за насыпью. Через железную дорогу огонь не пойдет. А за
лесом воздушные патрули следят. С парашютами.
- А чего сено не вывозят? - спросил Юрик.
- Не успели, значит. И машины все на уборочной.
Снова запылал стог. Если говорить по-честному, Юрику тоже
нравилось смотреть, как они горят, но он ни за что бы не признался в
этом, раз Борис недоволен. И со злостью сказал:
- Какой-то дурак окурок бросил, вот и пошло...
- И никакой не окурок, - своим протяжным голосом заговорила
Валька. - Это все от метеорита загорелось. Мне рассказывали.
- Кто тебе рассказывал? - огрызнулся Юрик.
- Ну, Алешка рассказывал.
- Слушай ты его больше, - сказал Борис. - Он наговорит... Тоже
вот сказал сегодня: "Один часик покатаюсь". Теперь ищи ветра... Ночь
уже скоро.
- Слышь, Борь, - вкрадчиво заговорил Юрик, - он ей всякую
чепуху насочиняет, а она верит. Тогда тоже какую-то горушку в лесу
увидели говорит, что курган. И потащил ее клад искать. А нашли,
знаешь, что? Ха...
- Да ну тебя, - сказал Борис.
- А про метеорит все равно правда, - вздохнула Валька. - Вы
ничего не знаете, потому что спали, а Алешка не спал и все видел,
как звезда упала на болото, видел. А утром уже горело.
- А нам почему не сказал? - спросил Борис.
- Он только ей одной про все говорит, - невесело хихикнул Юрик.
- Невесте своей.
- Болтун несчастный! - печально сказала Валька. - Хоть бы
полечил язык свой длинный, что ли...
Борис повернулся к ней.
- Может, он этот метеорит искать поехал?
Валька встревоженно заморгала.
- Я не знаю. На велосипеде разве можно туда?
- Туда никак нельзя, - вмешался Юрик. - В торфе такие ямищи
выгорают. Бухнешься туда и в горячем пепле задохнешься.
- Брехня! - отрезал Борис.
- Если бы брехня!.. - сказал Юрик тихо и серьезно.
Еще один стог вспыхнул ярким, бездымным пламенем. Свет долетел
до чердака и выхватил из темноты ребячьи лица. Толстогубый
белобрысый Борис сидел насупившись. Круглое Юркино лицо было уже не
насмешливым, а обеспокоенным. Валька смотрела прямо перед собой и
грызла кончик тоненькой светлой косы. И вдруг побежала по Валькиной
щеке блестящая точка - слезинка.
- Еще чего! - разозлился Борис. - Пореви еще. Ладно, что матери
нет, а то бы уже на два голоса...
- А почему ее нет? - спросил Юрик, чтобы хоть что-нибудь
сказать.
- Дежурит на станции. Она всегда дежурит по пятницам.
Валька выпустила из зубов косу.
- Сегодня пятница?
- Привет! - сказал Юрик.
- Я знаю, - быстро заговорила Валька, - он на реку уехал. Ой,
что бу-удет...
- Что "бу-удет"? Почему на реку? - закипятился Юрик.
Но Борис уже вскочил. И первый спустился по лестнице.
- В какую сторону?- спросил он на ходу.
- Где обрыв. К сухой сосне, - тяжело дыша, сказала Валька. Она
еле поспевала за мальчишками.
- Всего-то километра два, - тихо проговорил Борис. - Сто раз
можно было съездить.
- Думаешь, потонул? - брякнул Юрик.
- Да помолчи! - крикнул Борис.
Улицу прошли быстро. Потянулся луг. Пересекли шоссе. Асфальт
был еще теплый.
Желтые ромашки светились в темной траве. Круг земли, очерченный
горизонтом, был уже укрыт сумерками. Небо на юго-востоке тоже стало
густо-синим, ночным. Но северо-запад оставался зеленовато-желтым, и
на светлом небе рисовалась черная сосна с голыми кривыми сучьями.
Там был обрыв над рекой.
- Зачем его туда понесло, Алешку твоего? - сквозь зубы спросил
Борис у Вальки.
- Твоего!.. Я, что ли, знаю, зачем... Он "Рахманинова"
провожать поехал.
- Кого?
- Ну, теплоход...
Борис плюнул на ходу.
- Хоть бы я что-нибудь понимал.
- У них всякие свои тайны, - забегая вперед, торопливо
заговорил Юрик. - Он ей про все рассказывает. А нам ничего.
Валька всхлипнула:
- Я, что ли, виновата?
Разве она была виновата в том, что ей, а не им все рассказывал Алешка?
Прошлым летом было не так.
Он тогда тоже все каникулы прожил у них. Мать Вальки и Бориса
была хорошей подругой Алешкиной матери - тети Гали. Она давно звала
"свою Галинку" приехать в поселок, где лес и река и совсем как на
даче, но Галинка не могла и второе лето подряд присылала вместо себя
сына.
В том году они все пошли встречать его - мама, Борис, соседский
Юрка. И она, Валька, пошла.
Он вышел из вагона, маленький, тщательно причесанный и чисто
умытый на дорогу, в аккуратном сером костюмчике и черном беретике на
затылке...
Ну и что же, что она подумала, будто Алешка красивый? Ведь
никто этого не знал.
А он через несколько дней превратился в обыкновенного
мальчишку. Забросил свою курточку с большими красивыми пуговицами и
беретик с блестящим значком, изодрал о футбольный мяч новые желтые
сандалии. Волосы отросли и стали растрепанными. Пропылился он и
загорел, потому что целые дни носился где-то с мальчишками. И так
же, как они, дразнил ее, когда надоедала:
По болоту шла Валюха - Позолоченное брюхо!
Спали они, как и нынче, на чердаке. Втроем - Алешка, Борис и
Юрик. Там у них был какой-то штаб. Там они делали себе луки с
легкими тростниковыми стрелами. А Вальке не делали. Ну и не надо,
она и сама умела. Только ей не хотелось...
А в этом году все получилось иначе. Алешку никто не встречал.
Он приехал неожиданно и пришел со станции один. В том же черном
берете и сером костюмчике, из которого сильно вырос.
Валька поливала в огороде огурцы.
- Алешка, ой!.. - растерялась она.
Он сказал:
- Что ойкаешь? Пчела, что ли укусила?
- Не... Не укусила, - ответила она и смутилась. - А почему не
написал, когда приедешь? Мы бы встретили.
- И так знаю дорогу, - сказал он, стаскивая с плеча лямку
маленького рюкзака. Вдруг посмотрел на Вальку и удивился:
- Ты длинная какая стала!
- И ты... - Валька несмело улыбнулась. - Тоже какой-то... как
журавель длинноногий.
Она тут же испугалась. И чтобы Алешка не вздумал обидеться,
добавила:
- Теперь на Васькином велосипеде с седла до педалей достанешь,
наверно.
- Нет, - вздохнул он, - еще не достану. Еще на раме придется
ездить.
И они замолчали. Потом Валька сказала,
- Наших-то дома нет. Мама с Василием на работе, а Борис пошел с
Юркой на карьер рыбачить.
- У-у... - Алешка сразу как-то потускнел. И Валька опять
испугалась. Она не хотела, чтобы ему было скучно.
- Может, отдохнешь? - нерешительно спросила она, потому что
знала: с дороги полагается отдыхать.
- Не хочу, - отмахнулся Алешка. - Думаешь, устал? Всего три
часа в поезде...
- А пыльный-то какой. Ужас! - сказала она.
- Это я в окне торчал.
- А умыться хочешь? Хочешь, полью?
- Полей.
Валька поливала ему на руки прямо из лейки и думала: сказать
или не сказать? Ей было не жалко своей тайны, но Валька боялась, что
Алешка будет смеяться.
И все-таки она решилась. Ведь нельзя же, чтобы он с первых
минут заскучал здесь.
- А хочешь... Хочешь, покажу чудовище?
- Где? - быстро спросил он.
- А близко. В роще за кладбищем.
- Хочу.
И они побежали, бросив среди гряд тощий Алешкин рюкзачок и
зеленую лейку, из которой, булькая, выливалась вода...
Алешка не смеялся. Чудовище оказалось просто обломанным стволом
кривой березы, но Алешка не смеялся.
- У-у, - тихо протянул он. И сказал смущенной Вальке: - Это
белый дракон.
Выгнутая книзу, расщепленная верхушка ствола походила на
страшную голову с ощеренной пастью. Черный сучок-глаз бешено смотрел
с высоты.
- А другого глаза нет, - озабоченно сказал Алешка. Скинул
сандалии, с трудом вскарабкался по стволу и сел дракону на шею.
Потом вытащил перочинный ножик и стал выцарапывать на морде чудовища
второй глаз.
- Ой, свалишься, - прошептала Валька.
Он не свалился, но порезал палец.
- Говорила я, - взрослым голосом сказала Валька. - Подожди,
найду подорожник.
Сунув палец в рот, Алешка пробормотал:
- Здесь нозыком бесполезно. Нузен топор...
- Сбегаем? - предложила она робко.
- Сбегаем!
Они побежали напрямик, по большой запутанной траве, и Алешка
бежал рядом и смеялся, все еще держа палец во рту.
Дома по-прежнему никого не было, и они взяли плотничий топор
Василия - младшего брата Валькиной матери. Сделали чудовищу второй
хороший глаз, приладили костлявые лапы из сучьев и гриву из
прошлогодней травы.
Вечером соседская бабка Анюта, крестясь, рассказывала женщинам,
что по дороге на кладбище видела нечистую силу. Валька и Алешка тихо
смеялись, а Борис и Юрик ничего не понимали...
И потом они не понимали многого. Юрка однажды сказал хмурому
Борису:
- Мамочкиным сынком он стал. Жених...
Ну и пусть! А про теплоход все равно Алешка рассказал ей одной.
Это была его тайна.
Так получилось. Он катался на большом велосипеде Василия, ехал,
куда поведет тропинка, и она привела его на обрывистый берег к сухой
одинокой сосне. Алешка удивился: почему не спилят на дрова это
дерево без единой зеленой иголки?
Из-за дальнего поворота показался теплоход. Он двигался не
посередине реки, а к правому берегу, прямо на сосну и на Алешку. Но
потом развернулся и пошел вдоль обрыва, поблескивая белыми буквами
названия: "Рахманинов".
И Алешка понял: сосна - это знак для капитанов.
- Это чтобы правильно вести судно, - объяснил он потом Вальке.
- Чтобы выбирать путь, где река глубже...
Через неделю "Рахманинов" возвращался из рейса. И Алешка снова
поехал на берег. И когда теплоход опять уходил на север, Алешка
стоял у сосны и смотрел, смотрел...
- А другие пароходы тебе не нравятся? - спросила Валька.
- Я не знаю, - вздохнул он. - Другие какие-то не такие.
- Этот красивый, - сразу согласилась она.
- Он как морской, - тихо сказал Алешка. - Он, говорят, ходит в
Обскую губу. А там уже море...
И сегодня Алешка уехал смотреть, как мимо пройдет "Рахманинов".
Днем еще уехал.
Валька очень боялась, что они найдут у сосны одинокий
велосипед. Но его не было. Не было его и под обрывом, на песке.
- Могли же украсть, - уныло сказал Юрка. - Если Алешка потонул,
велик увести могли.
- Городишь сам не знаешь что! - разозлился Борис. - Здесь и не
бывает никто почти.
- А может, бывает...
- В чем он уехал? - спросил Борис у Вальки. - Да перестань ты
носом хлюпать!
- Я, что ли, знаю... В трусах, в майке.
- Босиком?..
- В сандалетах.
- Ну, вот. Они-то все равно бы остались. Кому они нужны? Там
дыры в подошвах - каждая с пятак. Айда домой, может, он приехал. Я
ему морду набью, маминому сыночку.
- Тебе бы только бить, - всхлипнула Валька.
Они торопливо зашагали назад.
- Может, правда, приехал? - шепотом сказала Валька.
- Сейчас Василий придет. Надо сказать, что Алешка потерялся, -
бросил Борис.
- Ничего и говорить не надо, - вздохнул Юрик. - Он сам спросит,
где велосипед. Ему же на танцы с Зойкой надо ехать.
- Все ты знаешь, - сердито сказал Борис.
- А чего? Знаю! И Алешка знает. Фигу ему Василий даст еще
покататься. Не понимает, что ли, ваш Алешка?

2
Алешка все понимал. Но с самого начала ему просто не везло.
Виноваты были машины.
Они шли и шли нескончаемой цепью. Алешка насчитал пятьдесят
четыре и сбился. Мелькали, мелькали зеленые кузова с белой надписью
"Уборочная". А за стеклами кабин Алешка видел лица водителей,
усталые и равнодушные. Водителям не было дела до Алешки.
Ни один из них не нажмет тормоз!
И надо ждать, ждать, пока не пройдет этот гудящий поток. Лишь
тогда можно будет пересечь шоссе и снова помчаться, налегая всей
тяжестью на педали. И уже не по тропинке, а напрямик, подминая
колесами желтые высокие ромашки. Потому что надо спешить.
А машины, кажется, не спешили. И Алешка уже ненавидел их,
тупомордых, тяжелых, гудящих надоедливо и бесконечно. Они закрыли
ему путь к берегу! И ползли, ползли по горячему от солнца асфальту.
А время летело...
Он опоздал.
Когда хвост автоколонны вытянулся из леса, Алешка сквозь гул
моторов услышал гудение теплохода. Вернее, не услышал, а просто
почувствовал чуть заметный двойной толчок воздуха. Значит,
"Рахманинов" показался из-за желтого глинистого мыса.
И Алешка повернул назад.
Правда, он знал, что мог бы еще успеть и увидеть корму
теплохода. Вдали, у нижнего поворота. Но зачем? Капитан все равно не
заметит Алешку. Капитаны не смотрят назад. Им нельзя. Впереди
опасная дорога: мели, перекаты.
Он опоздал. Значит, все было зря. Зря ездил на станцию, зря
просил какого-то недовольного пассажира позвонить в город, на
пристань. Сам Алешка звонить не мог: телефонистка знала его по
голосу и бросала трубку. Он ей надоел. Пассажир торопился куда-то,
но Алешка очень вежливо попросил его узнать, когда отчалит
"Рахманинов". И тот дозвонился и узнал. И проворчал, подхватывая
чемодан:
- В двенадцать тридцать по-местному. И зачем тебе? Все равно он
здесь не останавливается...
Зачем? Будто все на свете можно объяснить!
Он и себе-то не мог объяснить как следует. Просто, когда белый
трехпалубный теплоход появлялся из-за мыса, что-то непонятное
делалось с Алешкой. Словно "Рахманинов" вез ему какой-то
удивительный подарок. Или какую-то тайну...
Теплоход походил мимо. Путь его лежал по синим лентам рек,
окаймленных тайгой. А на берегу оставался Алешка, и ему было
грустно. Он хотел, чтобы у него было что-то общее с теми, кто водит
"Рахманинова" к морю. Чтобы он мог сказать: "Мой корабль". Но пока
он мог только приходить на берег и смотреть, как белый теплоход
проплывает мимо. И он приходил каждый раз, как на вахту. И смотрел.
Он думал, что, может быть, капитан заметит его - мальчика с
велосипедом, всегда стоящего у сухой одинокой сосны.
А зачем надо, чтобы он заметил? Этого Алешка совсем не сумел бы
объяснить. Даже Вальке, хотя она все хорошо понимала.
Но, может быть, будущим летом он с отцом поплывет на
"Рахманинове" в Самарово - там живет папин товарищ. И Алешка
где-нибудь на трапе встретит капитана и скажет:
- Здравствуйте. Вы помните сухую сосну на обрыве у поселка
Белые Юрты?
- Да, - ответит капитан, потому что он, конечно, знает все все
береговые приметы. - Помню. Ну и что? - И нетерпеливо сведет брови.
- А помните, в прошлом году там всегда стоял велосипедист?
- Да, действительно, - вспомнит капитан. - Это было. А в чем
дело?
- Так просто. Ни в чем, - скажет Алешка. - Это был я.
1 2 3