— Холмс, неужели вы действительно не можете найти преступника? — спросил я наконец.
— Нет, что вы, это была небольшая хитрость с моей стороны, — улыбнулся Холмс, но легкое облачко грусти оставалось на его лице.
— Надо торопиться, — продолжал он. — До возвращения Уолтера мы должны многое успеть. Кстати, Уотсон, вы не видели сэра Герберта и мистера Лайтера?
— По-моему, дорогой Холмс, они все еще прогуливаются в роще, — ответил я. — Ведь мы встретили их на обратном пути от мистера Сэндерсона.
— Неужели? А я и не заметил. Впрочем, это было немудрено при той спешке, с которой мы направлялись сюда.
Холмс вышел из дома. Я направился следом по тропинке, ведущей в дубовую рощу.
В лучах заходящего солнца роща казалась особенно красивой той болезненной осенней красотой, какая неизменно вызывает в моем сердце безотчетную тревогу.
— Добрый вечер господа, — негромко сказал Холмс Лайтеру и Герберту. Они медленно прогуливались по аллее. — Мне бы хотелось поговорить с вами.
— Сделайте милость, мистер Холмс, — с готовностью подхватил Лайтер. — Со вчерашнего вечера мы просто места себе не находим.
Холмс явно старался не показываться на глаза обеим дамам, сидевшим в беседке невдалеке от аллеи. К счастью, густая листва стеной отделяла нас от этого легкого сооружения.
— Видите ли, джентльмены, предстоящий наш разговор будет нелегким как для меня, так и для вас, поэтому я не хотел бы, чтобы на нем присутствовали дамы.
— Нет, мистер Холмс, — возразил Лайтер с неожиданным негодованием. — Все, что вы имеете сказать нам, вы скажете при свидетелях. Что будут думать Анна и Джейнс во время нашей беседы? Что на нас пало обвинение в убийстве?
— Лайтер повернулся к Герберту. — Как вы считаете, Джон?
— Моя совесть чиста, — ответил он, — мне нечего бояться. Что бы ни сказал мистер Холмс, я не замешан в этой истории.
Глаза Холмса засверкали недобрым огнем, но тут же погасли: к нам подошли дамы. По-видимому, они услышали наш разговор.
— Что случилось, Джон? — спросила леди Герберт.
— Успокойся дорогая, — ласково ответил сэр Джон.
— Просто мистер Холмс хочет объяснить нам, что здесь произошло.
— Вы уже все знаете? — спросила миссис Лайтер, глядя на Холмса. — Если это так, то вас не зря нарекли лучшим в мире детективом.
— Ну, что ж, — губы Холмса тронула улыбка. — Видимо, все хотят услышать мой рассказ, поэтому прошу вас в гостиную.
До Уайтхилл-Коттеджа мы шли в полном молчании. Я чувствовал, что поведение Холмса вызвало какое-то недоверие к нему. Впрочем, и мне в последние часы оно казалось в высшей степени странным, но зная моего друга, я понимал, что оно, без сомнения, подчинено какой-то внутренней логике и служит цели, мне пока неизвестной. Сознание того, что Холмс сейчас все поставит на свои места, внушало надежду, но не рассеивало душевной тревоги.
Через пять минут мы вошли в гостиную.
— Мистер Холмс, — спросил Герберт, — а где же Уолтер Квинфорд?
— Он уехал отправить телеграмму в Скотланд-Ярд.
— В Скотланд-Ярд? — воскликнул Лайтер. — А вы уверены, что находитесь на верном пути?
— Я предоставлю вам судить об этом самому, — сухо отрезал Холмс, — как только закончу свой рассказ.
Лайтер неожиданно смягчился.
— Простите, ради бога, мою глупую выходку. Нервы у меня сейчас так напряжены, что буквально всё выводит из себя. Прошу вас продолжайте.
Холмс непринужденно откинулся на спинку кресла.
— Итак, господа, — он выпустил из трубки облачко дыма, — что с первого взгляда кажется самым загадочным в этом убийстве? — Холмс повторил вопрос, который уже задавал мне сегодня, и сам ответил на него моими словами.
— Конечно, то что убийце удалось скрыться за ничтожно малый промежуток времени, да так, что его никто не заметил.
— Да, это совершенно невозможно, — пробормотал Герберт.
— Вот именно совершенно невозможно, — подхватил Холмс, глаза его заблестели. — Совершенно невозможно в том смысле, который мы вкладываем в слово «скрыться». Когда мы произносим его, то имеем в виду нечто похожее на «убежать и спрятаться». Но на этот раз убийце не нужно было прятаться. Скорее наоборот…
— Что наоборот? — спросил пораженный Лайтер.
— Не исчезнуть — невозмутимо продолжал Холмс, — а вовремя появиться на месте убийства, но уже вместе со всеми. Только тогда он был бы полностью застрахован от подозрений.
— Что вы имеете в виду? — воскликнул Герберт, и я впервые увидел волнение на его обычно невозмутимом лице.
— Я имею в виду, что преступником был один из сидящих здесь. — И тут Холмс, не обращая внимания на широко раскрытые от удивления глаза сэра Джона, повернулся к миссис Лайтер.
— Вы не подскажете мне, кто это был?
— Нет, — медленно произнесла она, изменившись в лице, — я никого не видела.
— Вы и не смогли бы никого увидеть, потому что это были вы сами.
— Как вы смеете?! — закричал наконец Лайтер. Его лицо побагровело, кулаки сжались, казалось, он вот-вот бросится на Холмса. — Я не позволю так оскорблять мою жену!
Но что-то во взгляде Анны заставило его опустить руки.
— Оставь, Фредерик, — чуть слышно произнесла она. — Это правда, я убила его.
Лайтер дрожащими руками налил себе воды из графина,
— Но как вы… как вы смогли?.. — с трудом выговорил Фредерик Лайтер.
— Подозрение на вашу жену пало сразу после того как вы рассказали мне об обстоятельствах убийства, — продолжал Холмс. — Каждый из сидящих здесь кроме миссис Лайтер, имел свидетелей в том, что находился вне кабинета Квинфорда во время выстрела. Сначала именно это и показалось мне подозрительным. Я даже подумывал о каком-нибудь заговоре против мистера Сайруса. Вашу невиновность, мистер Лайтер подтвердил и ваш револьвер. Будь вы причастны к убийству, вы непременно умолчали бы о нем. Невиновность Годфри Стоуна не вызывала у меня сомнений. Оставался только один подозреваемый — миссис Лайтер. И, как ни тяжело было считать вашу жену преступницей, мои худшие подозрения подтвердились, когда обнаружилось, что в сэра Квинфорда стреляли из вашего револьвера.
— Мистер Холмс, — сказал Лайтер, не поднимая головы, — никто не знал, что я взял его с собой.
— Правильно, — откликнулся мой друг, — никто. Вы и сами о нем забыли. Но жена, упаковывая чемоданы, несомненно, обнаружила револьвер и, зная, что вы часто носите с собой оружие не придала этому значения. Только потом она вспомнила о нем. После того как вы отвели ее в спальню, а сами снова спустились в гостиную, миссис Анна прошла в вашу комнату, взяла револьвер из саквояжа и вернулась обратно. Вскоре она услышала, как вы вместе с Джоном и Уолтером поднялись к себе продолжить разговор, начатый в гостиной. Потом Сайрус вошел в кабинет. Выждав еще некоторое время, миссис Лайтер вышла из комнаты и, распахнув дверь кабинета, выстрелила в затылок сидевшего в кресле Квинфорда. Прижаться к стене между дверью собственной спальни и комнатой мужа было делом одного мгновения. Миссис Анна рассчитала все чрезвычайно точно. Комната мистера Лайтера находится справа от кабинета, а спальня миссис Анны расположена еще правее. Открытая дверь кабинета не позволяла видеть Анну из комнат слева, поэтому выбежавшие в коридор миссис Герберт и Годфри Стоун ее и не заметили. Когда же в коридоре оказались сэры Фредерик, Джон и Уолтер, открытая дверь комнаты мистера Лайтера сделала его жену невидимой и для них. Между тем миссис Лайтер швырнула уже ненужный и лишь компрометировавший ее револьвер на кровать и сделала вид, что вышла из собственной спальни, лишь на мгновение отстав от других. Днем она спокойно вернула револьвер на место, забыв лишь об одном — вставить новый патрон в барабан.
Взгляды наши устремились на миссис Лайтер. Она сидела в кресле с побелевшим лицом.
— Анна, — раздался вдруг голос, лишь отдаленно напоминавший голос ее мужа, — Анна, зачем, зачем ты это сделала?
Миссис Лайтер неожиданно преобразилась. Кровь бросилась ей в лицо, щеки запылали. Она встала. Перед нами стояла не сломленная открывшейся правдой преступница, а женщина, решившаяся на отчаянный шаг и прекрасная в своей решимости.
— Фредерик, знаешь ли ты, кем был Сайрус Квинфорд? Нет, не тот Квинфорд, который был твоим компаньоном и познакомил нас на одном из приемов в Уайтхолле. Ты никогда не видел его настоящего лица — лица мошенника и лицемера. Когда-то я, простодушная девушка, полюбила его — за ум, за смелость, с которой он вел свои дела. Потом я поняла — у него одна страсть: деньги. Она засасывала его все сильнее и сильнее, деньги отняли у него душу. Я по сей день благодарю бога за то, что между Квинфордом и мной ничего не было — только несколько писем, которые я имела неосторожность ему написать. Я вышла замуж за тебя, Фредерик, надеясь, что все будет забыто, но ошиблась. Квинфорд не простил мне. Сначала он просто хотел, чтобы я ушла от тебя, но когда понял, что этого не будет, стал угрожать… Не раз я получала от него письма, в которых он требовал повлиять на тебя в какой-то сделке, которую ваш банк хотел заключить. Я понимала, что это ловушка. Стоит мне попасться на его удочку, и мы будем разорены, а этот негодяй писал, что, если сделка не состоится по твоей вине, мои письма тотчас же попадут к тебе. Зная твою ревность, я понимала, что это развод, и мое сердце разрывалось. Здесь, в Уайтхилл-Коттедже, мне стало ясно: скандал неизбежен. Боже, что я пережила, когда кралась по коридору, пряталась за дверь! Чего стоил мне этот выстрел! — с этими словами Анна упала в кресло.
— Дорогая, отчего ты не рассказала мне обо всем? — воскликнул Фредерик и бросился перед ней на колени. Анна обняла его. В глазах у них стояли слезы.
— Успокойтесь, миссис Лайтер, — сказал мой друг, — вы не совершили убийства.
— Вы имеете в виду моральную сторону? — с надеждой спросил Фредерик.
— Нет, юридическую, — медленно ответил Холмс.
За его словами последовала полная тишина. Я понял, что главное только начинается. Миссис Лайтер подняла на Холмса заплаканные глаза и прошептала:
— Разве Квинфорда убил не мой выстрел?
— Нет, — повторил Холмс, — рана, которую вы нанесли ему, была смертельной, но если бы у вас было время подойти ближе, вы увидели бы, что опоздали.
— Неужели вы хотите сказать?..
— Да, миссис Лайтер, — перебил ее Холмс. Сайрус Квинфорд был мертв, когда вы в него стреляли.
— Кто же его застрелил? — спросил я.
— Его не застрелили, — ответил мой друг. — Сайрус Квинфорд был отравлен.
— Но это невозможно. Со времени, когда он вошел в комнату, до выстрела прошло не более пяти минут.
— И этого было вполне достаточно, — медленно продолжал Холмс. — Каждый вечер Квинфорд принимал свое странное снотворное. На этот раз оно заставило его заснуть навечно. Виски Квинфорда было отравлено.
— Не может быть! — воскликнул Герберт. — Вы же знаете, я пил виски, которое Годфри нес для него.
— Холмс, — вмешался я, — когда Уолтер потерял сознание, мы дали ему это самое виски, а оно не только не убило его, а, наоборот, вернуло к жизни.
— Без сомнения, здесь есть противоречие, — ответил Холмс, — и я долго ломал над ним голову. Вспомните, Уотсон, наш разговор о самом странном в этой истории. Мой ответ на собственный вопрос, казалось, удивил вас тогда.
— Признаться, меня изумили слова о неестественности позы Квинфорда.
— Совершенно верно. Он склонился так низко, что его голова почти касалась стола. Как мы выяснили, задремать он не мог и близорукостью тоже не страдал. Я долго искал объяснение этой несообразности, — продолжал Холмс, — но не находил ничего, кроме одного: в тот момент Квинфорд был уже мертв, и его голова безжизненно упала на стол. Его, конечно, отравили, так как на теле, кроме револьверной раны, никаких следов насилия на было.
И еще кое-какие мелочи подтверждали мою догадку. Вот послушайте. Когда мы приехали, Квинфорд был мертв уже 11 часов. При такой жаре его тело неминуемо должно было начать разлагаться. Но ведь никто не почувствовал трупного запаха, верно? А ведь некоторые яды бальзамируют тело. Кроме того, из раны вытекло не так много крови, как должно было. Это тоже подсказало мне: когда в Квинфорда стреляли, он был уже мертв. Я сразу вспомнил о бутылке виски на столе и стал перебирать в памяти все, связанное с ней: вы даете виски потерявшему сознание Уолтеру, сэр Герберт выпивает бокал, налитый слугой. И у меня ничего не получалось — вино в бутылке не было отравлено ни до, ни после убийства. Оставалось одно: отравили бокал. Снова противоречие: сэр Джон пил из него почти перед самой смертью Квинфорда и остался невредим. Кстати, это снимало подозрения с Годфри Стоуна — если бы он захотел отравить виски хозяина, то сделал бы это еще в кухне, а не в кабинете.
— Так кто же бросил яд в рюмку Квинфорда? — спросила Джейн.
— Вы, миссис Герберт.
От слов Холмса у меня пересохло в горле. Я смотрел на сидящую рядом женщину и поражался ее выдержке. Миссис Герберт почти не изменилась в лице, лишь слегка побледнела и так сильно сжала локоть мужа что у нее побелели пальцы.
— Нет, нет, — горестно вскричал сэр Герберт, — неужели меня постигнет участь бедного Фредерика?
— Прошу тебя, Джон, успокойся. Пожалуйста, возьми себя в руки, — говорила Джейн, глядя мужу прямо в глаза.
— Я признаюсь в содеянном, — произнесла она удивительно твердым голосом, — и не раскаиваюсь в нем. Квинфорд заслуживал смерти хотя бы потому, что мучил бедняжку Анну, — она сочувственно посмотрела на миссис Лайтер, которая глядела ей в лицо широко раскрытыми глазами. — У меня своя история, и все же она похожа на рассказ Анны.
В отличие от нее, аристократки по рождению, я из простой семьи. Начинала как секретарь в «Квинфорд Вест Бэнк». Здесь меня и заметил Квинфорд. Он ввел меня в общество, вскоре мы с Джоном полюбили друг друга. Квинфорд не препятствовал нашему браку, он считал, что я стану орудием в его цепких руках. Он давно вынашивал планы разорения своих компаньонов, Квинфорд требовал, чтобы я подсунула Джону какие-то документы о нефтяных разработках в Америке. Через своих старых знакомых в банке я узнала, что эти документы фальшивые, сфабрикованы нарочно для моего мужа и Фредерика Лайтера, чтобы мы вложили деньги в предприятие, заранее обреченное на провал. Я отказалась это сделать. Тогда я получила от Квинфорда приглашение, составленное в такой форме, что не принять его было невозможно, Квинфорд повел меня в свой архив и показал целую картотеку секретных досье, которые велись его агентами на всех сотрудников. Здесь были документы и на нас с Джоном. Я поняла: если эти бумаги предать огласке, мы будем уничтожены, Квинфорд сумел заключить несколько незаконных сделок, подставив в них вместо своего имя Джона. Он сказал, что дает мне время на размышление до нашего приезда сюда. Но я решилась сразу — другого выхода не было. Яд я взяла с собой. До последней минуты я ждала, не проснутся ли у Квинфорда остатки совести. Я надеялась, что он не решится обнародовать фальшивые, но компрометирующие нас документы, побоится скандала. Из его речи в гостиной мне стало понятно, что эти надежды тщетны. Квинфорд решил вывести свой капитал из банка и разорить нас. Медлить больше нельзя было.
Утром я пошла на кухню сварить Джону кофе и между делом пожаловалась слуге на головную боль, зная, что у него есть лекарство. Я сделала это для того, чтобы в дальнейшем мои поступки не вызывали подозрений.
После беседы в гостиной я притворилась больной и попросила Джона проводить меня в спальню. Мой план основывался на том, что Квинфорд каждый вечер прогуливался в роще, а потом выпивал немного виски.
Все шло удачно. На пути мы встретили Годфри Стоуна с бутылкой виски на подносе. Джон был так взволнован, что даже попросил налить себе глоток. Это тоже играло мне на руку — потом все станут думать, что бокал не был отравлен. Я попросила Годфри принести мне лекарство, надеясь успеть сделать все до его прихода и задержать его в комнате, пока не обнаружат смерть Квинфорда. После ухода Джона и Фредерика — я слышала, как они спускались по лестнице, — я вышла в коридор. Бросить яд в рюмку с виски было делом мгновения. Не прошло и минуты, как я вернулась к себе. Потом возвратились мужчины, наконец в кабинет вошел Квинфорд. Как раз тогда и постучал Годфри. Я открыла ему и, наверно, не смогла сдержать своего волнения, потому что он, взглянув на меня, посоветовал по приезде в Лондон обратиться к врачу. Я рассеянно поблагодарила и уже хотела принять лекарство, как вдруг раздался выстрел в кабинете. В ужасе выбежала я в коридор и увидела окровавленного Квинфорда. Это было выше моих сил. Я потеряла сознание.
Всю ночь я не спала, обдумывала создавшееся положение, но ничего не могла понять. Мой рассказ окончен, скоро приедет полиция, и я готова понести наказание.
Холмс молча подошел к Джейн.
— Полиция?! — воскликнул он. — Здесь нечего делать полиции. Правосудие уже свершилось.
1 2 3 4