- За нас, за наше прошлое студенчество. За молодость. Которая, к сожалению, быстро проходит. Мы выпили, конфета "Вечерний звон" под коньяк оказалась в самый раз-с орешком внутри. - Так я ничего и не понял, что за проводочки? - Проводочки?-спросил задумчиво Степанов.- Зачем тебе они? Что ты к ним прицепился? Сделали когда-то для какой-то надобности. Так и остались. - Еще и деньги... Я обнаружил у себя в сумке кое-какие деньги... Ты об этом ничего не знаешь? - Володя,- сказал Степанов, недовольно поморщившись, - давай так... Если ты находишь на улице кошелек - он твой. И выкинь из головы всякий бред. Трать их на здоровье. Считай, что этой твой гонорар. - Так ты знаешь о них? - Знаю,- сказал Степанов.- Я их тебе и положил. Но хочу предупредить: деньги не мои. Он сделал кислую мордочку, словно наш разговор о такой мелочи страшно его раздражал. Когда существуют вещи ЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ. Например: воспоминания о молодости. - Толя, - сказал я, - у Прохорова были жена и дети... За что?.. - У всех дети и жены. У меня тоже... Не лезь в это дело. Отойди. Я тебя Богом прошу, по-дружески. Мы знаем друг друга тысячу лет. Отойди... Лучше будет. - Уже не могу,- сказал я, смущенно улыбаясь.- Ты меня знаешь. - Знаю,-сказал он. - Ты не изменился. Давай-ка треснем еще по одной. Мы выпили. - Последний раз прошу, - сказал Степанов. - Я верю твоему слову. Потому что знаю тебя. Если ты скажешь "забыл", то и я все забуду... Последний раз. Он угрожал. Делал это легко, по-журналистки. Еще один враг на мою голову. - Сегодня суббота,- сказал я.- Пожалуй, я потерплю до понедельника. В понедельник ты пойдешь куда следует и покаешься. Я даю тебе этот шанс. - Ты? - рассмеялся Степанов. Но смеялись одни губы, глаза его оставались серьезны. - Толя, - сказал я, - ты слишком много знаешь... Значит, тебе есть что рассказать. О том, как выпрыгивают из окон... Мне вообразить такое невозможно. Чтобы ты... - Может, и тебе поведать? - медленно и грозно спросил меня Степанов, Как приходскому священнику? - Если хочешь,- сказал я.- Для меня в этой истории много любопытного. - Учти, - сказал Степанов, - ты сам настаивал на этом, я здесь ни при чем... Это полностью твоя инициатива. - Моя, моя,- подтвердил я горестно. Дворовый какой-то получался разговор, - Володя, - сказал даже с какой-то готовностью Степанов,- я в порядке бреда... Расскажу тебе легенду. Будем считать, сам придумал... Был такой корреспондент - Прохоров. Мужик как мужик, звезд с неба не хватал. И была, скажем так. Структура. Не очень законная. Была или есть еше, не имеет значения. И вот в этой Структуре появился Некто с маниакальной идеей поведать о ней свету. Обязательно свету. Я так понимаю: этому Некто нужен был вселенский скандал. Они объединились. Этот Некто и Прохоров... Последний написал очерк. Как у нас, в журналистике, водится. Ничего себе так, даже с обещанием продолжения. Показал, допустим, мне. Что я сделал, как ты думаешь? - Выбросил его из окна? - Совсем дурак!.. Я вышел самостоятельно на эту Структуру и проинформировал их. О Предателе. - Зачем? - Затем, что всем нужны деньги. И не смотри на меня таким волком. Да, деньги. А предателей я терпеть не могу... Подло я поступил? С точки зрения социалистической морали и нравственности? - Черт его знает. - Вот-вот... Ты тоже получил свой кусок. - Ты слишком откровенен со мной, - сказал я подозрительно. - Ты сам этого хотел, - усмехнулся Степанов и пристально посмотрел на меня. И я догадался: ему кажется, что он - СУПЕРМЕН. - Отлично, - сказал я. - Теперь ответь на такой вопросец: кто это мне презентовал столько денег? За что? - Кто? - переспросил Степанов.- Откуда мне знать?.. За что? Тебе виднее. - Хорошо, - сказал я. - Вчера ты слушал мой разговор с Предателем? - Был грех. - Сообщил этой Структуре? - Что мне оставалось делать?.. К твоему сведедению за поимку негодяя, была обещана награда. Я по праву заслужил ее. И ты, наверное, тоже. Свою долю... Чего же теперь ты хочешь от меня? Я взял со стола книгу рекордов Гиннесса и открыл где-то посередине. Шрифт у абзацев довольно мелкий, но это значило, что в фолиант поместилось много всего. - Забавно, - сказал я. - Здесь написано, что одна наша советская дама в 1984 году упала без парашюта с высоты восемь тысяч метров и осталась жива. - Да? - удивился Степанов.- Нам нужно ввести рубрику выдержек из этой книги. - Серьезно, - сказал я. - Столкнулись два самолета, она и выпала. Степанов больше не реагировал. - К чему это ты? - Слушай, - сказал я, - если ты так откровенен... А чем они там занимаются, в Структуре?.. Наркотики, рэкет?.. Что они делают?.. Ты же читал прохоровский очерк. - Опять зацепило, - довольно искусственно обрадовался Степанов.- Хочешь все знать? Никак не можешь без этого?.. Они занимаются торговлей. Международной. Доставляют из Китая нитки с жемчугом, продают здесь. У них даже есть небольшое совместное предприятие, советско-бразильское, а у того счета в западных банках... Еще кое-что, разве все упомнишь... - Давай так... - сказал я. Степанов поднял голову, взялся за бутылку и принялся наливать в рюмки. Но слишком старательно он это делал. - Давай так. Ты думаешь до понедельника... А в понедельник идешь куда надо снимать с себя грех. - В церковь, что ли? - с напускной иронией спросил он. - Мы знаем друг друга тысячу лет... Я когда-нибудь не держал свое слово? Хоть раз кому-нибудь не отдал долг? - Нет. - Если не пойдешь ты, пойду я... Меня покатали, Толя, горки. Деньги я еще мог пережить... Но не смерть... Понимаешь?.. Это слишком... Ты же будешь просыпаться ночами. Они же станут приходить к тебе. - Достоевщина, - усмехнулся Степанов, тяжело и умно посмотрев на меня. Я подумаю... Хватит об этом. Давай дернем по последней. Мне показалось, последняя пилась за помин моей души. Уж очень много и очень откровенно он мне все поведал. Так трогательно со мной прощался. Как с покойником. И сказал напоследок: - Извини, Володя, если что не так было. Не таи на меня обиды... Ты сам этого захотел. - Да брось ты,- легко ответил я ему.- Не забудь про понедельник. В коридоре мне опять встретились жена и Паша: Я не мог посмотреть им в глаза. Хотел побыстрее уйти, чтобы не видеть никого из них. Жена взглянула на нас с тревогой.. Ей казалось, мы повздорили. - Приходите к нам еще, - сказала она, стоя в дверях, чтобы смягчить мой молчаливый и, она чувбтводала это, враждебный уход.
Кире я позвонил с набережной. Хотелось шашлычков, хотелось выпить как следует под это дело. Хотелось, чтобы она была. рядом. Пусть посмотрит на меня, пьяного, может, я понравлюсь ей больше прежнего... Мы договорились, что через час я подъеду к ней. От нее мы двинемся уже вместе... Можно было встретиться и сейчас, но я хотел побыть один. Побиться еще о каменную стену неразрешимого вопроса: почему мне так не везет и кончится ли когда-нибудь эта вечная полоса? В руках осталось две копейки, и я позвонил домой. Зачем я это сделал, не понимал сам. Но одно ясно, интуиция была здесь ни при чем. Трубку подняла, естественно, Маргарита Адольфовна. - Ну? - сказала она подозрительно.- Вас слушают. - Добрый день. Это я. Позвонил вот узнать, не разыскивал ли кто меня? - Разыскивают. Как не разыскивают, - сказала она сварливо. - Еще как разыскивают. Я тебе скажу: что все из-за твоей девки. Чуяло мое сердце. Не по себе выбрал, не по своему ранжиру. Больно высоко взял. - Так что случилось? - Только выпроводила. Ты бы лучше сегодня домой не приходил, от греха. Я их знаю, субчиков, такие от своего не отстанут. Мало тебе фингала под глазом, теперь уж фингалом не отделаешься. Теперь уж и порешить могут, по им видать... Смотри-ка, в квартире ждать захотели, засаду устроить. Я им показала засаду... Маргарита Адольфовна говорила возбужденно, в ней бушевал запал только что пережитого сражения. И победы. Я по ее голосу чувствовал - она одержала викторию, только не мог понять, как ей это удалось, семидесятипятилетней старухе? - Так что случилось? - переспросил Я. - Как что?.. Явились-не запылились. Спросили тебя. Я, дура, дверь-то им открыла, они ввалились толпой, пятеро. Меня к стенке: молчи, стерва, мы твоего соседа ждать будем, чтобы не пикнула. Это я-то чтобы не пикнула?! Я полжизни по лагерям провела, такого насмотрелась, этим молокососам в страшном сне не привидится. Это меня стращать?! Ну я им и выдала. Все, что про них думаю, на их языке поганом. Да с матерком народным... Как пошла на них войной, да раскричалась погромче, да все по фене, по фене. Да про каких-то корешей, да про лагеря сибирские!.. Мне жизнь-копейка, я свое прожила, худо-бедно, поколесила по свету! А много ли им осталось, это посмотреть! А у них уважение блатное, тоже ведь по законам живут. Только мало кто их знает, эти их законы... Ну и убрались. Да еще извинились напоследок. Один на кухне деньги оставил, рублей двести, я еще не считала. За мои труды... С паршивой овцы хоть шерсти клок. - Деньги? - переспросил я недоуменно. - Из уважения к моему лагерному прошлому,- гордо сказала Маргарита Адольфовна. - Чистые тимуровцы... - Совсем ушли? Я хихикнул ненароком, хотя было, если честно, не до смеха. - Такие совсем не уходят, если им чего-нибудь нужно... Во дворе торчат, я в окно подсмотрела. Точно говорю, ждать будут. Так что ты дома бы не ночевал. - Спасибо, Маргарита Адольфовна, с меня причитается,- пошутил я. - Звони, звони, не пропадай. Эх,..веселая у тебя жизнь. Мне бы скинуть годков пятьдесят, я бы дала тогда шороху. Времена-то начинаются самые те... Эх, Степанов, Степанов! Что же ты творишь?.. Я побродил вокруг будки, размышляя. Потом все же решил рискнуть. Николай оказался на месте, его рабочее время еще не вышло. Оказывается, и по субботам он воспитывал детишек, делая из них бесстрашных восточных бойцов, готовых к всевозможным единоборствам. - Привет,- сказал я.- Володя Филимонов тебя беспокоит. Не забыл меня? - Как тебя забудешь? - коротко сказал он. Видно было, мой звонок не доставил ему особой радости. Но я приготовился к подобному приему. Я даже готов был извиниться перед ним за то, что мог невзначай обидеть его. - Слушай,- сказал я.- Здесь у меня закручивается маленькая заварушка. Знаешь, по чьей милости? - По чьей? -спросил он без энтузиазма. - Немного по твоей. Но в общем-то по милости Валентина. Так что по вашей общей. - Мы же договорились... - Я думал, тебе будет интересно. Понимаешь, твой приятель не сам выпрыгнул из окна, ему помогли. - Как это? - не поверил Николай. - Говоря по-простому, из окна его выбросили,- не стал я растекаться мыслью по древу. - Я знаю, за что... Хочешь отыскать виновных? У меня все нитки в руках. Тяну изо всех сил. Он долго молчал, так что я стал опасаться, что ему от благородной ярости стало плохо. - Что тебе от меня нужно? - наконец спросил он. Мне не понравился его тон. - Вы же друзья, - сказал я. - С одного двора, воспитывались вместе. Вы же с ним почти одно целое. Были... Сам говорил... Его убили. Ты понимаешь? Мне нужна помощь. Такого вот друга Валентина, как ты. Его убили, я почти знаю кто... Мы с тобой узнаем точно. Посмотрим в глаза негодяю. - Я не верю тебе,- сказал он жестко.- Больше не звони. Хватит. С этим прекрасным словом он и повесил трубку. Я еще раз поразился, как легко найти оправдание чему угодно. Если захотеть... РАДИ СПОКОЙСТВИЯ СЕМЬИ И ДЕТИШЕК. НЕ РАДИ СЕБЯ. Дела-то получались паршивые. Но я дал Степанову слово подождать до понедельника. И не собирался менять его. Все-таки он был мой друг и однокурсник. На самом деле, и у него жена и ребенок. А здесь такое... Конечно, можно по горячке наломать дров. Утро вечера мудренее. До понедельника еще половина субботы и целое воскресенье. Два утра, два момента мудрости. Два шанса сохранить душу. Я не собирался отнимать у Степанова ни один из них. Кира открыла дверь сразу же. - Если бы это была моя квартира, - сказала она,- я бы дала тебе ключи, чтобы ты никогда не звонил. Воистину, что-то такое существует на Земле, ради чего стоит жить. Несмотря ни на что. - Дядя Тихон,-сказала она.-Это я... Мы через полчаса выезжаем. Я присвистнул: дача с телефоном-это высший шик, к которому я усиленно приобщался. - Мы с ночевкой? - спросил я. - Если захочешь. - Захочу. До утра понедельника... Надышаться бабьим летом. Это лучшее время в году. Две раздутые сумки стояли у порога. Я так понял - нести их предстояло мне. - Ты хозяйственная, - похвалил я ее. - Давай вызовем до вокзала такси? А то я запарюсь. - До какого вокзала? Мы поедем на машине. - На какой такой машине? - Дядя оставил "Москвич". - Извини, а кто из нас будет водитель? - Я. - Да, - вспомнил я, - у вас же там каждый с детского сада умеет водить автомобиль... Какой марки твоя личная машина? Дома? - "Тойота". - Ты не патриотка, - только и сказал я. Затрезвонил телефон. Кира подняла трубку. - Его нет дома,- сказала она.- Звоните послезавтра с утра. - Чем занимается твой дядя? - спросил я. - Откуда у него такое изобилие всего? В наши-то Богом обиженные времена? - Не знаю, - пожала Кира плечами. - У нас не принято задавать подобных вопросов. Это считается бестактностью. Даже больше - порочным. - Ничего себе! - восхитился я. - А у нас это самый популярный вопрос. Можно сказать, другого и не бывает. Как увидят лишний рубль, тут же начинают считать, сколько он зарабатывает и каким обходным путем... Он не директор базы? - Нет, - рассмеялась Кира. - Он занимается наукой. Это я знаю точно. Но не филологией. - Оно и понятно,- согласился я.- Утечка наших мозгов, я чувствую, скоро приобретет вселенские масштабы. Я благополучно спустил на лифте обе сумки и погрузил их в багажник "Москвича". В них была посуда, ложки, соковыжималка и много другой дачной ерунды. В машине я сел сзади. - Хочу остаться в живых,- сказал я.- Если врежемся в столб, у меня больше шансов выжить. - Не бойся, - сказала она. - Я даже участвовала в автогонках. Правда, не заняла никакого места. Тронулись мы плавно и вписались в дорожку перед домом, не покорежив ни одного бордюра. Замерли на секунду перед поворотом на улицу. Хорошенько так, без внутреннего напряжения, повернули. Я озирался, пытаясь определить уровень ее мастерства, и поэтому сразу увидел, как одновременно с нами, метрах в ста, выруливает из-за поворота черная "Волга"... Мало ли черных "Волг" на свете?.. Но мне почему-то все последние дни попадается одна и та же. Можно подумать, мир зациклился на ней одной. Мы покатили вперед. Между нами и "Волгой" выстроилось несколько машин, но я был больше чем уверен, они так же неплохо различают нас, как и я их. Я мгновенно вспотел - от неожиданной их оперативности. Когда это они успели выследить меня? Подтянул к себе сумку и повел молнию. - Я хлеб купил, - сказал я. - Мне тоже не занимать хозяйственности. - Молодец,-похвалила меня Кира. Под буханками лежал газетный сверток. Плотненький такой и тяжелый. Я достал его и оборвал газету, засовывая обрыбки в сумку. В руках оказался небольшой пистолет, последний подарок "Предателя". Я осматривал его дома и понял устройство, понял, куда нужно нажимать, куда вставлять обойму и как целиться. В моем распоряжении имелось семь выстрелов... В их, я так думал, немного больше. Но все равно не с пустыми руками. - Кира,- сказал я.- Ты не пошутила насчет гонок? - Таким не шутят. Это гордость юности. - Не сможешь ты продемонстрировать кое-что из достигнутого?.. Вообрази, к примеру, что мы снова на трассе. Я буду твой штурман. - А милиция? - Да ну ее... Лишь бы ни в кого не врезаться. Вот поверни сюда, после светофора. Получится? Машина заскрипела тормозами, меня качнуло в сторону, и вот мы уже мчимся по узкому переулку. - Отлично,- похвалил я. Оглядываюсь. Далеко-далеко появляется черная машина. - Теперь налево,- говорю я как бы между прочим,- вот на ту улицу. Снова звук тормозов. Мы опять одни. - Где наша дача?-интересуюсь я. - За Шереметьево, международным аэропортом. Оттуда - минут пятнадцать. У меня мелькает сумасшедшая мысль: вместо дачки попасть бы на самолет. Чтобы вознестись над землей и поплевать сверху на весь этот маразм, отхлебывая из фирменной банки "кока-колу". У них, надеюсь, перехватчиков нет... Но времени на мечтания не остается, гоню от себя свой сладкий бред, - Куда теперь? - спрашивает Кира.- Я плохо ориентируюсь в Москве. - Еще налево, на Сущевский вал... Так мы попадем к "Динамо". Стадион у нас есть такой. Оттуда в Химки, потом в Шереметьево. Опять мы совершаем резкий поворот. Вал напичкан машинами. Сколько я ни смотрю назад, преследователей не замечаю. Мы проехали кинотеатр "Прагу", когда Кира ровно сказала: - А если подъехать к милиции? Не лучше ли это будет? - Зачем? - спрашиваю я по возможности наивно. - Та машина опять сзади... Правда, далековато. Мне хватает нескольких секунд, чтобы прийти в себя. - Извини,- говорю я.- Не хотел, чтобы ты волновалась... Можно, конечно, но ничего путного из этого не выйдет. Один человек, которого я условно называю "Предатель", сдается мне, боялся милиции как огня. Я доверяю его страху. Мне нечего им рассказать. У меня другое предложение: давай-ка ты останешься в аэропорту. А я возьму такси и прокачусь кое-куда по делам. В воскресенье вечером звякну. Или в понедельник. Домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Кире я позвонил с набережной. Хотелось шашлычков, хотелось выпить как следует под это дело. Хотелось, чтобы она была. рядом. Пусть посмотрит на меня, пьяного, может, я понравлюсь ей больше прежнего... Мы договорились, что через час я подъеду к ней. От нее мы двинемся уже вместе... Можно было встретиться и сейчас, но я хотел побыть один. Побиться еще о каменную стену неразрешимого вопроса: почему мне так не везет и кончится ли когда-нибудь эта вечная полоса? В руках осталось две копейки, и я позвонил домой. Зачем я это сделал, не понимал сам. Но одно ясно, интуиция была здесь ни при чем. Трубку подняла, естественно, Маргарита Адольфовна. - Ну? - сказала она подозрительно.- Вас слушают. - Добрый день. Это я. Позвонил вот узнать, не разыскивал ли кто меня? - Разыскивают. Как не разыскивают, - сказала она сварливо. - Еще как разыскивают. Я тебе скажу: что все из-за твоей девки. Чуяло мое сердце. Не по себе выбрал, не по своему ранжиру. Больно высоко взял. - Так что случилось? - Только выпроводила. Ты бы лучше сегодня домой не приходил, от греха. Я их знаю, субчиков, такие от своего не отстанут. Мало тебе фингала под глазом, теперь уж фингалом не отделаешься. Теперь уж и порешить могут, по им видать... Смотри-ка, в квартире ждать захотели, засаду устроить. Я им показала засаду... Маргарита Адольфовна говорила возбужденно, в ней бушевал запал только что пережитого сражения. И победы. Я по ее голосу чувствовал - она одержала викторию, только не мог понять, как ей это удалось, семидесятипятилетней старухе? - Так что случилось? - переспросил Я. - Как что?.. Явились-не запылились. Спросили тебя. Я, дура, дверь-то им открыла, они ввалились толпой, пятеро. Меня к стенке: молчи, стерва, мы твоего соседа ждать будем, чтобы не пикнула. Это я-то чтобы не пикнула?! Я полжизни по лагерям провела, такого насмотрелась, этим молокососам в страшном сне не привидится. Это меня стращать?! Ну я им и выдала. Все, что про них думаю, на их языке поганом. Да с матерком народным... Как пошла на них войной, да раскричалась погромче, да все по фене, по фене. Да про каких-то корешей, да про лагеря сибирские!.. Мне жизнь-копейка, я свое прожила, худо-бедно, поколесила по свету! А много ли им осталось, это посмотреть! А у них уважение блатное, тоже ведь по законам живут. Только мало кто их знает, эти их законы... Ну и убрались. Да еще извинились напоследок. Один на кухне деньги оставил, рублей двести, я еще не считала. За мои труды... С паршивой овцы хоть шерсти клок. - Деньги? - переспросил я недоуменно. - Из уважения к моему лагерному прошлому,- гордо сказала Маргарита Адольфовна. - Чистые тимуровцы... - Совсем ушли? Я хихикнул ненароком, хотя было, если честно, не до смеха. - Такие совсем не уходят, если им чего-нибудь нужно... Во дворе торчат, я в окно подсмотрела. Точно говорю, ждать будут. Так что ты дома бы не ночевал. - Спасибо, Маргарита Адольфовна, с меня причитается,- пошутил я. - Звони, звони, не пропадай. Эх,..веселая у тебя жизнь. Мне бы скинуть годков пятьдесят, я бы дала тогда шороху. Времена-то начинаются самые те... Эх, Степанов, Степанов! Что же ты творишь?.. Я побродил вокруг будки, размышляя. Потом все же решил рискнуть. Николай оказался на месте, его рабочее время еще не вышло. Оказывается, и по субботам он воспитывал детишек, делая из них бесстрашных восточных бойцов, готовых к всевозможным единоборствам. - Привет,- сказал я.- Володя Филимонов тебя беспокоит. Не забыл меня? - Как тебя забудешь? - коротко сказал он. Видно было, мой звонок не доставил ему особой радости. Но я приготовился к подобному приему. Я даже готов был извиниться перед ним за то, что мог невзначай обидеть его. - Слушай,- сказал я.- Здесь у меня закручивается маленькая заварушка. Знаешь, по чьей милости? - По чьей? -спросил он без энтузиазма. - Немного по твоей. Но в общем-то по милости Валентина. Так что по вашей общей. - Мы же договорились... - Я думал, тебе будет интересно. Понимаешь, твой приятель не сам выпрыгнул из окна, ему помогли. - Как это? - не поверил Николай. - Говоря по-простому, из окна его выбросили,- не стал я растекаться мыслью по древу. - Я знаю, за что... Хочешь отыскать виновных? У меня все нитки в руках. Тяну изо всех сил. Он долго молчал, так что я стал опасаться, что ему от благородной ярости стало плохо. - Что тебе от меня нужно? - наконец спросил он. Мне не понравился его тон. - Вы же друзья, - сказал я. - С одного двора, воспитывались вместе. Вы же с ним почти одно целое. Были... Сам говорил... Его убили. Ты понимаешь? Мне нужна помощь. Такого вот друга Валентина, как ты. Его убили, я почти знаю кто... Мы с тобой узнаем точно. Посмотрим в глаза негодяю. - Я не верю тебе,- сказал он жестко.- Больше не звони. Хватит. С этим прекрасным словом он и повесил трубку. Я еще раз поразился, как легко найти оправдание чему угодно. Если захотеть... РАДИ СПОКОЙСТВИЯ СЕМЬИ И ДЕТИШЕК. НЕ РАДИ СЕБЯ. Дела-то получались паршивые. Но я дал Степанову слово подождать до понедельника. И не собирался менять его. Все-таки он был мой друг и однокурсник. На самом деле, и у него жена и ребенок. А здесь такое... Конечно, можно по горячке наломать дров. Утро вечера мудренее. До понедельника еще половина субботы и целое воскресенье. Два утра, два момента мудрости. Два шанса сохранить душу. Я не собирался отнимать у Степанова ни один из них. Кира открыла дверь сразу же. - Если бы это была моя квартира, - сказала она,- я бы дала тебе ключи, чтобы ты никогда не звонил. Воистину, что-то такое существует на Земле, ради чего стоит жить. Несмотря ни на что. - Дядя Тихон,-сказала она.-Это я... Мы через полчаса выезжаем. Я присвистнул: дача с телефоном-это высший шик, к которому я усиленно приобщался. - Мы с ночевкой? - спросил я. - Если захочешь. - Захочу. До утра понедельника... Надышаться бабьим летом. Это лучшее время в году. Две раздутые сумки стояли у порога. Я так понял - нести их предстояло мне. - Ты хозяйственная, - похвалил я ее. - Давай вызовем до вокзала такси? А то я запарюсь. - До какого вокзала? Мы поедем на машине. - На какой такой машине? - Дядя оставил "Москвич". - Извини, а кто из нас будет водитель? - Я. - Да, - вспомнил я, - у вас же там каждый с детского сада умеет водить автомобиль... Какой марки твоя личная машина? Дома? - "Тойота". - Ты не патриотка, - только и сказал я. Затрезвонил телефон. Кира подняла трубку. - Его нет дома,- сказала она.- Звоните послезавтра с утра. - Чем занимается твой дядя? - спросил я. - Откуда у него такое изобилие всего? В наши-то Богом обиженные времена? - Не знаю, - пожала Кира плечами. - У нас не принято задавать подобных вопросов. Это считается бестактностью. Даже больше - порочным. - Ничего себе! - восхитился я. - А у нас это самый популярный вопрос. Можно сказать, другого и не бывает. Как увидят лишний рубль, тут же начинают считать, сколько он зарабатывает и каким обходным путем... Он не директор базы? - Нет, - рассмеялась Кира. - Он занимается наукой. Это я знаю точно. Но не филологией. - Оно и понятно,- согласился я.- Утечка наших мозгов, я чувствую, скоро приобретет вселенские масштабы. Я благополучно спустил на лифте обе сумки и погрузил их в багажник "Москвича". В них была посуда, ложки, соковыжималка и много другой дачной ерунды. В машине я сел сзади. - Хочу остаться в живых,- сказал я.- Если врежемся в столб, у меня больше шансов выжить. - Не бойся, - сказала она. - Я даже участвовала в автогонках. Правда, не заняла никакого места. Тронулись мы плавно и вписались в дорожку перед домом, не покорежив ни одного бордюра. Замерли на секунду перед поворотом на улицу. Хорошенько так, без внутреннего напряжения, повернули. Я озирался, пытаясь определить уровень ее мастерства, и поэтому сразу увидел, как одновременно с нами, метрах в ста, выруливает из-за поворота черная "Волга"... Мало ли черных "Волг" на свете?.. Но мне почему-то все последние дни попадается одна и та же. Можно подумать, мир зациклился на ней одной. Мы покатили вперед. Между нами и "Волгой" выстроилось несколько машин, но я был больше чем уверен, они так же неплохо различают нас, как и я их. Я мгновенно вспотел - от неожиданной их оперативности. Когда это они успели выследить меня? Подтянул к себе сумку и повел молнию. - Я хлеб купил, - сказал я. - Мне тоже не занимать хозяйственности. - Молодец,-похвалила меня Кира. Под буханками лежал газетный сверток. Плотненький такой и тяжелый. Я достал его и оборвал газету, засовывая обрыбки в сумку. В руках оказался небольшой пистолет, последний подарок "Предателя". Я осматривал его дома и понял устройство, понял, куда нужно нажимать, куда вставлять обойму и как целиться. В моем распоряжении имелось семь выстрелов... В их, я так думал, немного больше. Но все равно не с пустыми руками. - Кира,- сказал я.- Ты не пошутила насчет гонок? - Таким не шутят. Это гордость юности. - Не сможешь ты продемонстрировать кое-что из достигнутого?.. Вообрази, к примеру, что мы снова на трассе. Я буду твой штурман. - А милиция? - Да ну ее... Лишь бы ни в кого не врезаться. Вот поверни сюда, после светофора. Получится? Машина заскрипела тормозами, меня качнуло в сторону, и вот мы уже мчимся по узкому переулку. - Отлично,- похвалил я. Оглядываюсь. Далеко-далеко появляется черная машина. - Теперь налево,- говорю я как бы между прочим,- вот на ту улицу. Снова звук тормозов. Мы опять одни. - Где наша дача?-интересуюсь я. - За Шереметьево, международным аэропортом. Оттуда - минут пятнадцать. У меня мелькает сумасшедшая мысль: вместо дачки попасть бы на самолет. Чтобы вознестись над землей и поплевать сверху на весь этот маразм, отхлебывая из фирменной банки "кока-колу". У них, надеюсь, перехватчиков нет... Но времени на мечтания не остается, гоню от себя свой сладкий бред, - Куда теперь? - спрашивает Кира.- Я плохо ориентируюсь в Москве. - Еще налево, на Сущевский вал... Так мы попадем к "Динамо". Стадион у нас есть такой. Оттуда в Химки, потом в Шереметьево. Опять мы совершаем резкий поворот. Вал напичкан машинами. Сколько я ни смотрю назад, преследователей не замечаю. Мы проехали кинотеатр "Прагу", когда Кира ровно сказала: - А если подъехать к милиции? Не лучше ли это будет? - Зачем? - спрашиваю я по возможности наивно. - Та машина опять сзади... Правда, далековато. Мне хватает нескольких секунд, чтобы прийти в себя. - Извини,- говорю я.- Не хотел, чтобы ты волновалась... Можно, конечно, но ничего путного из этого не выйдет. Один человек, которого я условно называю "Предатель", сдается мне, боялся милиции как огня. Я доверяю его страху. Мне нечего им рассказать. У меня другое предложение: давай-ка ты останешься в аэропорту. А я возьму такси и прокачусь кое-куда по делам. В воскресенье вечером звякну. Или в понедельник. Домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12