Если уж он работал, то для него не существовало ни перерыва на обед, ни начальства, ни бандитов. Сейчас он попытался прикинуть в уме, получится ли то, что замыслил. Сечение провода, напряжение, сила тока... Выдержит ли проводка, не выбьет ли предохранители? Просто чудо, что проводка сделана в нарушение правил техники безопасности, в подвалах разрешено всего 24 вольта, так как это особо опасные помещения. А тут целых 380.
Один кусок провода Вовец присоединил в распредкоробку, противоположный его конец прикрутил к верхним прутьям решетки. Второй провод тоже подключил в коробку, но уже к другому концу, к другой, стало быть, фазе. На противоположный конец жгута прикрутил сверло в качестве электрода и надел на него патрон от лампочки, словно рукоятку. Все это напоминало сварочный аппарат, но без трансформатора и выпрямителя. Поэтому Вовец слегка сомневался, получится ли его задумка.
Он обернул тряпкой плафон и аккуратно тюкнул о бетонный пол. Длинные кривые куски толстого стекла могли послужить отличным режущим и колющим оружием. Но один кусочек закоптил на спичке. Спичку с третьей попытки удалось зажечь о цементную стену.
Теперь требовалась твердость руки, спокойствие и глазомер. Прикрыв глаза закопченным стеклышком, Вовец поднес импровизированный электрод к решетке. Брызнул фонтан огня, рассыпался снопами белых искр. Свет в коридоре мигнул. Вовец внимательно исследовал результат. Он превзошел все ожидания: в металле оказалась выжжена ямка миллиметров пять в диаметре и миллиметра три глубиной.
Нельзя было терять ни секунды. Просто дикая удача, что до сих пор никто не появился у камер по каким-нибудь делам. Но когда свет то потухнет, то погаснет, могут и забеспокоиться. Опять же есть риск чуток переборщить и устроить короткое замыкание. Тогда все пойдет насмарку.
Вовец ещё раньше решил, что будет обрабатывать шарнир, точнее ось шарнира. Она представляла из себя расклепанный с двух сторон стальной стерженек. Если эти расклепанные края удастся выжечь, стержень можно будет вынуть и снять дверь с петли. Сначала с одной, потом с другой...
Сверло-электрод почти коснулось кромки оси. Горячие искры, словно горсть иголок, впились в руку, и Вовец чуть не бросил кабель. Обмотав тряпкой кисть, снова приступил к работе. Быстрыми и точными движениями импровизированного электрода, осыпая искрами пол, выжигал, словно откусывал по кусочку края стальной нашлепки. Резко и противно воняло жженым железом.
Сквозь закопченное стекло он видел, как вспыхивала электрическая дуга, вскипала и лопалась капля металла. Но так же неумолимо миллиметр за миллиметром сгорало сверло-электрод. Оно таяло, как сосулька на мартовском солнышке. Но так же таяла и расклепка на конце оси. Еще немного и ось можно будет вытащить из шарнирных петель. Оставалось всего несколько раз тронуть проклятую железяку огненной дугой...
Давно замечено, что электричество всегда гаснет неожиданно. Вот и сейчас - вдруг погас свет. Всё. Видимо, сеть не выдержала перегрузки и где-то на щите выбило предохранитель.
Вовец, навалившись спиной на стену, сполз на пол. Все рухнуло. Он сидел в кромешной тьме, держа бесполезный кабель с ещё раскаленным электродом, и слезы бессилия и отчаянья наворачивались на глаза. Огарок сверла светился малиновым кончиком. Кончик темнел, угасая, вместе с ним угасала надежда.
Вовец встал, держась за холодную шершавую стену. Глаза щипало и резало, так хотелось заплакать, но он держался. Нельзя отчаиваться, нельзя отдаться расслабляющему и обезоруживающему горю. Надо собрать в кулак волю и намотать на него нервы. Только так.
Осторожно повел в воздухе ладонью и почувствовал легкое тепло. Шарнир ещё не остыл. Нащупал верхнюю часть оси, взялся за нагретую шляпку, пошатывая из стороны в сторону, потянул вверх. Почувствовал как она подается. Отверстия шарниров были для стального стержня несколько просторны, и он с перекосом чуть поднялся вверх, но тут же застрял. Эх, если бы Вовец успел снять с оставшегося кусочка шляпки хотя бы ещё пару миллиметров! Или было бы чем выколотить чертову ось! Надо все-таки попытаться её каким-то образом вытащить. Нельзя сдаваться, когда дело почти сделано. Под верхней шляпкой оси появился зазор, хорошо ощутимый пальцем.
Вовец хлестнул своим импровизированным кабелем по полу, вышиб горячий огарок сверла. Обмотнул пару раз проволоку вокруг оси шарнира под самой шляпкой, перехлестнул конец через верхний прут решетки, потянул, повис всем телом. Проволока лопнула, и он упал. Это ничего. Поднялся, нащупал шарнир и с радостью почувствовал: ось торчит уже почти на сантиметр. Сложил проволоку вдвое. Опять намотал, перекинул через решетку, как через блок, налег как следует. И снова медный провод лопнул. Но ось ещё немного вылезла из шарнира.
Он накручивал, рвал, снова наматывал провод, отбрасывая короткие обрывки. И каждый раз ось вылезала ещё хотя бы на миллиметр. Наконец раздался щелчок и решетка качнулась. Ось вышла из нижней части шарнира. Вовец навалился на решетку, прогибая её внутрь коридора. Он не был толстым, скорее даже худым, и ему не составило большого труда на ощупь протиснуться в клиновидную щель между решеткой и бетонным косяком. Только сейчас почувствовал, как все тело колотит нервная дрожь.
В обоих концах коридора по-прежнему стояла глухая непроглядная тьма. Он снова навалился на решетку, теперь уже пытаясь вернуть её в первоначальное положение. Все должно остаться так, словно никто не прикасался к двери. На ощупь вставил ось на прежнее место. Поднялся по решетке, просунул руку в камеру, нащупал вверху провод и зацепил за решетку. Теперь, когда починят электричество и станут открывать камеру, кому-то очень не поздоровится.
Вовец не долго размышлял, в какую сторону идти. Только в том направлении, в котором увезли тележку с забитыми бомжами, потому что в противоположной стороне, скорее всего, тупик. Он пошел, осторожно ступая, касаясь стены пальцами правой руки. В левой руке держал длинный осколок стеклянного плафона с острой, как бритва, кромкой. Остаток провода, скрученный в плеть, висел на шее. В боковой карман пиджака на всякий случай положил лампочку. В случае крайней необходимости её можно метнуть в лоб кому-нибудь особо наглому.
Мертвая тишина. Непроглядная чернота мрака. Неподвижный сырой воздух подземелья. Вовец начал терять ощущение, где верх, где низ, как космонавт в невесомости. Он ступал короткими неслышными шагами, трогая шероховатую стену, ощущая кончиками пальцев оттиски древесной фактуры - следы деревянной опалубки, в которую заливали бетон. Под пальцами неожиданно оказалась пустота. Вовец повел рукой и наткнулся на холодный металл решетки. Понял: та самая камера, из которой вышвырнули неизвестного бедолагу и успокоили дубинкой по голове. Опять стена и снова решетка. Может, в этой камере кто-то есть.
- Эй! - тихонько позвал Вовец. - Здесь кто-нибудь есть? - Он прислушался, затаив дыхание. - Эй, кто-нибудь!
Ответа не последовало. Не было здесь никого. Темнота и пустота. Оставалось только идти дальше. И он продолжил свой путь вдоль глухой бетонной стены неизвестно куда. Через несколько шагов опять встретилась камера. Вовец снова покликал, прислушиваясь с замиранием сердца. Очень трудно идти вот так одному в кромешном мраке, в мертвой тишине, ощущая со всех сторон угрозу. Он миновал пять или шесть камер, но никто не откликнулся на его призывы.
Вдруг послышались какие-то звуки. Вроде кто-то всхлипывал. Вовец покрутил головой, пытаясь уловить, с какой стороны доносятся эти звуки, не послышалось ли ему. Нет, не послышалось. Тонкий плач доносился от противоположной стены коридора. Выставив руку, мелкими шажками двинулся на звук. Рука наткнулась на решетку. Значит и по ту сторону коридора расположены камеры.
- Кто здесь? Отзовись! - негромко позвал Вовец. Всхлипы прекратились. - Слышишь меня?
Послышалось шевеление, осторожные приближающиеся шаги. Неожиданно вспыхнул оранжевый огонек зажигалки. Высокое газовое пламя высветило испуганное лицо девушки. Даже этого маленького количества света хватало, чтобы увидеть, как она красива. Пышные каштановые волосы обрамляли идеальный овал смуглого лица. Чуть припухлые чувственные губы. Тонкие ниточки бровей, словно выведенные по лекалу. И глаза: огромные, чистые, завораживающие, затягивающие в глубину. Даже темные подглазья не могли их испортить. Вовец онемел, пораженный увиденным. Такой встречи он и помыслить не мог. Девушка, казалось, пораженная не меньше, тоже внимательно его разглядывала. Наконец первая прервала молчание:
- Откуда вы?
Ее голосок был так певуч, интонация столь проникновенна и нежна, что сердце Вовца затрепетало, как рыбка на крючке. Он почувствовал, что попался. Эти глаза и этот голос могут приказать ему все, что заблагорассудится. И он не сможет воспротивиться, он все покорно выполнит. Женские чары - страшное оружие. Они размягчают стальные сердца храбрецов, трусов делают львами, умных глупцами, а глупцов - о! - глупцов обращают в рабство и делают с несчастными рабами... Что только они не делают! Вовец с трудом разлепил запекшиеся губы и хрипло прошептал:
- Я из камеры выбрался, сломал решетку. Меня Володя зовут. А вас как?
Улыбка её была столь же обворожительна, что и голос, а зубы напоминали жемчужное ожерелье. Все так же внимательно глядя на Вовца, она достала длинную сигарету из нагрудного кармана рубашки, прикурила и погасила зажигалку. Пояснила в темноте:
- Газ может кончиться, надо поберечь. - Ароматное облако дыма дорогого табака окутало Вовца. - А зовут меня Евгения, или просто Жека. Послушайте, помогите мне выбраться из этой тюрьмы. Мой муж отвалит вам кучу денег, сколько запросите - сто тысяч долларов, двести... Я сейчас напишу его телефон на всякий случай.
Она зашелестела чем-то внутри камеры. Снова вспыхнул огонек зажигалки, но на этот раз внизу, ближе к полу. Жека сидела на корточках, опершись спиной о решетку. Пристроив на колени, плотно обтянутые джинсами, миниатюрную записную книжицу, она столь же миниатюрным карандашиком вывела несколько цифр. Огонек снова погас, высветив напоследок оцинкованное ведро возле решетки.
- Вот, - прошептала она. - Где ваша рука?
Их ладони неловко встретились в темноте, и Вовец получил крошечную бумажку. Он тут же переправил её в нагрудный карман пиджака и сказал:
- Там у вас ведро стоит. Может с водой? Пить страшно хочется.
- Нет, - смущенно хихикнула девушка, - это... - она замялась. - В общем, типа параши. Я к решетке поставила, чтобы внутри меньше воняло. А вода есть, я сейчас принесу.
Снова коротко вспыхнул огонек. Жека сориентировалась, пошуршала по нарам и вскоре вернулась к решетке.
- Вот, держите, - побулькала в темноте.
Вовец нащупал между стальными прутьями полуторалитровый пластиковый баллон из-под газировки, почти полный. Тепловатая вода отдавала пластмассой, но он не мог оторваться, пока не ополовинил баллон. Отдышался и уже спокойно сделал ещё несколько хороших глотков. Просунул баллон обратно.
- Держите, пока все не выпил. И дайте зажигалку, я замок осмотрю.
Замок располагался меж двух листов металла и действительно был вагонный, с треугольным стержнем в круглой дырке. Пальцами не ухватишь.
- Эх, инструмент нужен, - сокрушенно произнес Вовец.
- У меня щипчики есть маникюрные и пилка для ногтей. Может, подойдет? Щипчики оказались столь же миниатюрными, как записная книжка с карандашиком. Зато пилка хоть куда - длинная и узкая. На ощупь, зажав стержень замка маленькими кусачками, Вовец стал осторожно поворачивать их левой рукой. Правой он вставил в отверстие узкий конец пилки и пытался им нащупать хоть что-нибудь в механизме замка, какую-нибудь пружинку. И вроде что-то нащупал, какую-то деталь, движущуюся вслед за вращением треугольного стержня. Еще немного и замок откроется.
Но тут с резким звоном щипчики рассыпались. Пережал Вовец хлипкие рукояточки, пытаясь крепче и понадежнее зажать стержень. Но он все же успел просунуть внутрь пилку, зафиксировав механизм, не дав язычку замка вернуться в прежнее положение.
- Ну что там? - нетерпеливо спросила Жека.
- Щипцы сломались, - пояснил сокрушенно.
- А замок?
- Замок целый, - извиняющимся тоном пробормотал Вовец.
- Жалко, - вздохнула девушка, - удобные были щипчики, немецкие. Я к ним привыкла. Главное, острые...
Вовцу нечего было ответить. Он посветил зажигалкой: замок почти открылся. Язычок, точнее было бы назвать его язык, такой он оказался толстый, буквально самой кромкой, несколькими миллиметрами цеплялся за выемку в стальном швеллере, выполняющем роль дверного косяка. В зазор между дверью и швеллером Вовец разглядел, что язык скошен с внутренней стороны. Шальная мысль пришла в голову: а что если... Он налег на дверь и почувствовал, что она подается.
- Женя, тяните решетку на себя. Как можно сильнее.
Звякнуло отставленное в сторону ведро. Оба громко сопели и пыхтели, пытаясь вдавить решетку внутрь камеры. Нет, похоже, ничего не получилось. Вовец снова зажег газовый огонек и с радостным удивлением обнаружил получилось. Скошенный язычок, позволявший тюремщикам захлопывать дверь камеры без ключа, на этот раз сработал против них. Грубо сваренная с большими зазорами решетка все-таки прогнулась немного внутрь камеры, и язык замка выдавился из своей законной выемки и на самом её краю уперся в швеллер.
Вовец вытащил из механизма замка маникюрную пилку, приткнул её кончиком под язык замка и потянул решетку на себя. Что ж, пилка для ногтей, как поверхность скольжения, оставляла желать лучшего. Только сейчас Вовец понял, что поторопился и совершил непростительную ошибку. Конечно же, придавленный сильной пружиной стальной язык не мог свободно скользить по густым насечкам. Если бы Вовец воткнул пилку другим, гладким, концом, все прошло бы как по маслу.
- Дави на дверь, - скомандовал он.
Женя с той стороны налегла на решетку, Вовец удерживал пилку. Дверной язык противно заскрежетал, словно неопытный слесарь прошелся ржавым напильником-личником по каленой железке. Дверная кромка врезала ему по пальцам так, что он чуть не взвыл на всю подземную тюрягу.
- Ура! - дурашливым шепотом воскликнула Жека. - Свободу политзаключенным!
Вовцу было не до смеха, он тряс рукой от боли. В слесарке это называется "сыграть на балалайке", когда человек врежет себе по руке, а потом молотит ей по воздуху, словно хочет охладить жгучую боль. Он только удивился, что Женя так быстро перешла от слез к веселью.
- Дай воды, - попросил негромко. - И вообще, забери с собой все полезное.
- Печенье брать? А то меня уже тошнит от него и от шоколада.
- Конечно бери, я уже черт знает сколько не жрамши.
Он вдруг застыдился этой своей привычной пролетарской грубости, наверное, даже покраснел. Хорошо, хоть в темноте ничего не видно. Плохо, что юная девушка так действует на него, тридцатипятилетнего мужика, это неправильно.
Он пошарил по полу, нашел пилку, сунул в карман. Потом отыскал обломки щипчиков и забросил внутрь камеры. Для тюремщиков должно быть загадкой исчезновение узников. Пусть гадают, как они выбрались на волю.
Женя вышла в коридор, подсвечивая вялым огоньком зажигалки, газ кончался. На плече висела сумочка, в руке цветной полиэтиленовый пакет. Из него пластиковый баллон торчит. Вовец пакет взял - ого, тяжелый. Захлопнул дверь камеры. Нащупал в полиэтиленовом пакете цилиндрическую пачку импортного печенья, набил полный рот, запил водой. Потом шоколадку вышарил, сразу полплитки схряпал - жевал да глотал, как бутерброд.
Они медленно плелись по темному коридору, держась за руки. Женя шепотом рассказывала:
- Они меня у портнихи захватили...
- Прямо в ателье, что ли? - удивился Вовец.
- Ну ты, Володя, даешь! В ателье же не шьют, а только портят. Я отродясь в ателье не шила, только у своих портних. Сейчас мне Лизочка шьет Закорюкина. Не слышал о ней?
- Как-то не довелось, - Вовец предельно корректно ответил на вопрос, совершенно неуместный в жуткой подвальной атмосфере.
- Странно, - удивилась Жека, - её же все знают. Она ещё в "Доме моды" закройщицей днем подхалтуривает. А, впрочем... Вот, вышла я от портнихи, по лестнице спустилась, а при выходе из подъезда мне пистолет под нос и в мою же машину посадили. Мой-то на "мерсе" раскатывает, а мне "десятку" подарил на день рождения ещё в прошлом году. Нет, в позапрошлом. Да, точно, ещё в позапрошлом. Наручники надели, представляешь? Во, думаю, попала. Рожи страшные, руки татуированные, бандюги натуральные. Думала, умру от страха.
- Представляю, - посочувствовал Вовец. Ее шепот мешал ему слушать темноту, но он не прерывал девушку. Понимал, что ей надо выговориться после одиночного заключения. Так легче освободиться от пережитого ужаса.
- Завезли в какую-то подворотню, на голову черный мешок надели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22