Уолтер решил, что ему необходимо научиться объясняться не только на «бичи», поэтому пытался понять смысл вопросов до того, как их ему переводил отец Теодор. Священника никогда не приглашали сесть, и ему в течение долгого времени приходилось переминаться с ноги на ногу. Он не успевал перевести и половины вопроса, как Уолтер уже начинал отвечать на него. Баян благожелательно кивал головой, понимая, что юноша делает попытки выучить язык.
— Иногда люди с Запада проявляют удивительное недомыслие, — сказал Баян. — Уже сто лет вы сражаетесь, стараясь вырвать Иерусалим из рук сарацинов. Вас много раз побеждали, но вы всегда возвращаетесь обратно, воспеваете Бога и погибаете во славу Его. Я никогда не был в Иерусалиме, но говорят, это паршивый город — переполненный людьми, грязный, там тучи мух, и к тому же он расположен между двух невысоких холмов. Я не понимаю, зачем он вам нужен, ведь город не имеет военного значения. — Баян удивленно покачал головой. — И так у вас во всем. Один Бог, одна вера, один Папа. Даже одна жена. В христианском мире жизнь слишком скучна.
Уолтер был поражен тем, как плохо думали о крестоносцах восточные народы. Его учили, что крестоносцы — храбрые рыцари в сверкающих доспехах, сражающиеся за самое святое дело. Ему было неприятно видеть, что противники считают их бандой убийц и оккупантами, которые мешают людям жить и грабят их города ради непонятной цели. Более того, они их считают дикими и грязными грабителями, которые с большей смелостью сражаются за трофеи, чем за Иерусалим. После множества войн их все ненавидели.
— Вы ошибаетесь, — серьезно попытался ответить Уолтер. — у нас одна вера, и мы всегда настроены мирно, наши сердца полны надежды. Мы любим одну женщину, поэтому эта любовь бесценна и является самым чистым и прекрасным чувством после любви к Богу.
— В насилии нет ничего прекрасного, — заявил Баян. — Всем известно, что крестоносцы часто грешили именно этим.
— Конечно, за священное дело не всегда сражаются только достойные люди, — заметил Уолтер. — У нас есть множество королей, — продолжал гость, — а не один, как у вас. В христианском мире говорят на разных языках, и англичане не понимают испанцев, итальянцев или германцев. В разных странах существуют разные законы, а не единый кодекс, типа Уланг-Ясса.
Баян сразу перешел в нападение, как он обычно делал, когда замечал на доске ненужную пешку или незащищенного короля:
— Ваше единство касается только не важных вещей. У нас один правитель, один язык и один кодекс законов. Именно поэтому сегодня мы правим всей Азией. Завтра мы покорим весь мир. Когда белый сокол пролетит над всеми вашими городами, чем вам сможет помочь ваш Бог, который смотрит на вас откуда-то из-за облаков? Как вы будете желать одну женщину, когда все остальные красавицы станут удовлетворять желания победителей? — Он довольно усмехнулся: — Вы, христиане, совершенно непрактичны. Все ваши верования похожи на легкую паутину, которую мы смахнем одним движением конского хвоста! Уолтер спросил:
— Значит, вы собираетесь завоевать Европу? Баян уверенно ответил:
— После того как мы захватим Китай и переделаем его, как нам это будет нужно, мы последуем по дороге Сабутая на Запад, и на этот раз мы не повернем назад. Англичанин, может, нам с тобой придется встретиться на твоем острове.
Возвращаясь в юрту, Уолтер начал размышлять о том, что он не был верен своим обещаниям, хотя и сказал Баяну, что все христиане держат слово. Весь день он вспоминал привлекательное личико Мариам, которое увидел утром.
— Ингейн, мне, наверное, не удастся оставаться твоим вер-.ным рыцарем! — громко сказал он. — Я должен оставить мечты.
5
В течение многих недель караван с каждым днем проходил все больше и больше. Монголы постоянно скакали вдоль колонны и орали на отстающих: «Худелху! Худелху!» Это значило: «Вперед! Быстрее!» Сам Баян старался поскорее прибыть на место. Уолтер понял это, когда вечером играл с ним в шахматы.
— Англичанин, теперь во время любой остановки можно будет менять усталых лошадей на свежих, — сказал он однажды. — Все готовятся к войне. Сын Неба удивляется, что Баян так медленно продвигается вперед. — Он нахмурился, разглядывая фигурки на доске. — Это все из-за слабых женщин! Мне хочется вообще избавиться от них.
Командующий легко выиграл партию, и у него улучшилось настроение.
— Англичанин, ты мне нравишься, и я хочу дать тебе какой-нибудь пост. Когда идут переговоры с маньчжу, то всегда туда и обратно ездят гонцы. Ты мне мог бы пригодиться. — Он внимательно посмотрел на Уолтера и согласно кивнул головой. — Ты высокий, у тебя хорошие манеры. Надо как следует тебя нарядить и украсить драгоценными камнями, как бога индусов, и, когда понадобится, послать в Кинсай.
Кинсай! Уолтер так разволновался, что почти не спал всю ночь. Он поднялся на рассвете и выглянул наружу, чтобы посмотреть, какая погода. Вчера они весь день ехали среди азиатских тополей, а сейчас далеко на юге он увидел горы. У юноши перехватило дыхание.
Эти горы были весьма впечатляющими. Их белые вершины сливались с холодной синевой неба, и они совсем не походили ни на родные пригорки Англии, ни на враждебные холмы Палестины. Казалось, что эти высоченные горы соединяют землю с волшебными заоблачными странами. Поражало их молчание. Уолтер подумал, что от этих вершин могли бы отдаваться эхом могучие звуки неведомых существ.
— Снежные горы! — сказал он вслух.
— Они так прекрасны! — послышалось сзади. Мариам, закутавшись в одеяло, вышла из юрты следом за ним. Уолтер взглянул на девушку и увидел, что кожа у нее была сейчас натурального цвета, напоминая белизну слоновой кости. Мариам, широко раскрыв глаза, любовалась представшей перед ними картиной. Глаза были главной чертой ее сердцевидного лица. Оно сужалось от широких скул к нежному подбородку с ямочкой.
— Прекрасны! — повторил Уолтер и вдруг с удивлением понял, что думал не столько о Снежных горах, сколько о Мариам. Таким образом он случайно открыл для себя две поразительные вещи: ему впервые довелось увидеть такие неправдоподобные горы и никогда еще в жизни он не встречал девушки прекраснее, чем Мариам.
Девушка дрожала от холода и повернулась, чтобы вернуться в юрту.
— Вечером тебя ждет сюрприз! — пообещала она.
Прежде чем караван отправился в путь, монголы совершили любопытный обряд. Они выстроились в два длинных ряда. Кони стояли неподвижно. Всадники протянули руки к Снежным горам и начали хором что-то выкрикивать. Их неприятные пронзительные голоса страшили Уолтера, он весь похолодел.
Когда обряд закончился, юноша развернул свою кобылу и поспешил занять свое место в конце колонны. Догнав отца Теодора, Уолтер натянул поводья.
— Что это значит? — спросил он. Несторианский священник вздрогнул.
— Это что-то вроде примитивной молитвы, — объяснил он. — Они говорили, что им суждено покорить весь мир и что, когда придет время, они отправятся в богатую теплую страну за горами. Они сожгут города Индии и убьют их жителей, в особенности мужчин, а в лоно женщин посеют свое семя, чтобы со временем эта раса тоже стала монгольской. Я уже слышал об этом обычае, у меня от этого мурашки бегут по коже. К ним подъехал всадник и зло заорал:
— По местам! Клянусь сгнившим лицом мертвого крестоносца, вы так всегда копаетесь и всем давно надоели!
— Они к нам относятся как к паршивым собакам, — заскулил отец Теодор.
Когда вечером Уолтер вошел в юрту, он невольно ожидал чего-то необычного. Махмуд готовил еду и что-то тоненько напевал. Он так широко ухмылялся, что казалось, у него сейчас лицо разделится надвое. Тристрам тоже улыбался и качал головой, как бы говоря: «Погоди немного!»
— Что здесь происходит? — спросил Уолтер, усаживаясь перед огнем.
— Сегодня нас станут удивлять: Таффи собирается принарядиться, — ответил Трис.
— Принарядиться? — Уолтер сразу начал волноваться. — Во что она собирается наряжаться? Махмуд опять что-то украл?
— Нет, кажется, она прихватила одно платье, когда сбежала. Она сказала, что явится перед нами во всей красе, как королева.
— Тогда Махмуду придется постоять снаружи, карауля нас. Монголы всегда лезут в юрту без разрешения. Они могут прийти к нам прямо сейчас, и как мы тогда сможем объяснить им присутствие у нас королевы?
Друзья слышали, как девушка возилась за занавеской. Она была очень взволнованна и, занимаясь туалетом, напевала отрывки песенок. Один раз она вздохнула и произнесла вслух:
— О, если бы у меня была хоть капелька пудры для лица, чуть-чуть крема и мои лучшие духи! — Наконец она объявила: — Я готова. Склоните головы перед ее величеством королевой!
Белая ручка откинула занавес, и девушка вышла на середину юрты.
Уолтер утром видел ее, но все равно не был готов к происшедшей в ней перемене. У Мариам ярко сияли глаза. Она поклонилась молодым людям и медленно повернулась, чтобы они могли получше ее разглядеть и полюбоваться прекрасным платьем. На ней была белая туника, поверх которой она надела облегающее синее платье из чудесной шелковой ткани с разрезом до колен. Поверх этого великолепия была накинута золотистая накидка с прекрасной вышивкой. Из воротника накидки, словно стебель экзотического цветка, белела стройная шея, с которой свисал на цепочке волшебный темный сапфир.
Тристрам пожирал ее глазами, которые блестели от восхищения.
— Я тебе говорил, что она прекрасна, — задыхаясь, сказал он. — Она просто восхитительна!
— Ты прав, я ее раньше не рассмотрел как следует, — согласился Уолтер.
— Ты знаешь, мне ее хочется назвать королева Мариам, — заметил Тристрам.
Они переговаривались по-английски, и девушка спросила:
— Что вы обо мне говорите?
Когда Уолтер ей перевел, она довольно кивнула головой и улыбнулась:
— Королева Мариам? Она была королева Англии? Тогда мне хотелось бы стать королевой Мариам.
Уолтер посмотрел на Махмуда. У того глаза были такими круглыми, что казалось, они сейчас выскочат из орбит.
— Парень, ступай наружу. Зорко смотри и дай нам знать, если кто-то приблизится к юрте.
Мариам уселась между ними и осторожно подобрала юбки, чтобы не замарать их.
— Я не голодна, — сказала она. — А вы скорее садитесь ужинать. Я буду сидеть рядом с вами.
Тристрам запустил руку в котелок, достал кусок мяса и начал есть. Он ни при каких обстоятельствах не терял аппетита. Уолтер никак не мог отвести взгляда от лица девушки. Юноша залюбовался удивительно длинными и черными ресницами. Мариам посмотрела ему прямо в глаза, а потом начала изучать свои пальцы. Их кончики едва были видны под длинными обтягивающими рукавами.
Уолтера очень взволновал этот взгляд. Девушка была не только поразительно красивой, но и совершенно не похожей на всех виденных им прежде женщин. Лю Чунг называл ее Черной Розой, и Уолтер считал, что это имя очень ей подходит. Казалось, что от нее исходил острый экзотический аромат пряностей. «Черная Роза, — сказал он про себя. — Это имя ей великолепно подходит».
Мариам была довольна произведенным впечатлением и начала задавать вопросы. Нравится ли им ее костюм? Украшает ли он девушку? Есть ли у английских леди такие же красивые наряды? Когда они закончили ужин, она вскочила и исчезла за занавеской, чтобы еще украсить себя. Девушка тихо напевала трогательный мотив со странными словами:
Меня зовут Фатима. Я — толстая и несчастливая,
Я жена Абу Омара ибн-Абдалла.
У него седая спутанная борода и тусклые глаза.
У него есть еще пять жен, но ни одна из них не такая
хорошенькая «пышечка», как я.
Весь день мы сидим на подушках, колем друг друга иголками
И мечтаем о других мужчинах.
Ночью мы продолжаем сидеть на подушках и гадаем, кого же из нас
Позовет к себе Абу Омар ибн-Абдалла.
Как же я люблю своего молодого и красивого
погонщика верблюдов Петра Дуадулуса!
Тристрам поднялся:
— Наш малыш Махмуд, наверное, проголодался. Пойду подежурю вместо него!
Как только Трис вышел, снова появилась Мариам. Она принесла маленькие ножницы, отделанные слоновой костью.
— У меня слишком длинные волосы, — пожаловалась она. — Я их подровняла спереди, но мне трудно справиться с ними сзади.
— Я раньше не видел этих ножниц, — заметил Уолтер. Девушка на секунду смутилась, но потом улыбнулась.
— Махмуд видит, Махмуд берет, — шепнула она.
— Я предупреждал этого негодника…
— Пожалуйста, это моя вина. Мне были нужны ножницы, и я попросила его достать их для меня. Если нужно кого-то наказать, то накажи меня. Массер Уолтер, ты меня побьешь?
Уолтеру было нелегко сохранять серьезность.
— Он не должен считать, что, если никто не искал зеркало, ему можно продолжать красть. Мне не хочется его пороть за это, но, Таффи, ты должна мне пообещать, что не станешь его подстрекать к воровству.
— Даю слово, — легкомысленно ответила девушка. — Теперь у меня есть все, что мне нужно, поэтому мне ничего не стоит дать это обещание. — Она взглянула Уолтеру в глаза и протянула ножницы: — Пожалуйста, подровняй мне волосы сзади.
Она уселась на пол, повернувшись к нему спиной, и наклонила головку, чтобы ему было удобнее стричь. Уолтер взял в руку ножницы, но помедлил, глядя на черную гриву волос.
— Я не умею, — начал протестовать юноша. — Боюсь, что я натворю что-нибудь не то. Может, будет лучше, если этим займется Трис.
— Мне будет лучше, если это сделаешь ты, — решительно заявила Мариам.
Он осторожно отстриг одну прядку, и она упала ему на ладонь.
— Сколько отстригать?
Девушка показала длину сустава на пальце:
— Вот столько, но не больше. У меня маленькая головка, и я не хочу выглядеть, как утонувшая в кувшине мышь.
Уолтер действовал медленно и очень остро ощущал ее присутствие рядом. Он видел ямочку на стройной шейке и милые розовые ушки и ощущал слабый пряный запах духов, который усиливался при каждом ее движении. Ему был незнаком этот запах. Он сильно отличался от тех духов, которыми пользовалась Ингейн. Девушка на секунду коснулась его плеча. Она сразу отстранилась, но его взору предстали нежные очертания ее округлых грудок под золотом накидки. Юноше пришлось на несколько секунд прервать работу, чтобы прийти в себя.
Интересно, она это сделала намеренно? Он постарался сразу выбросить эту мысль из головы, но ее место заняла другая. Как это сказал Антемус? «Вы оба сильные, молодые, во время такого длительного путешествия вам понадобятся женщины». Господи, почему он сейчас подумал об этом? Может, Антемус был прав? Уолтер взял себя в руки, удержавшись от того, чтобы крепко обнять девушку.
Юноше было не по себе. Для него любовь означала тихое и преданное молчаливое обожание недоступной Ингейн. Конечно, ему в голову приходили разные мысли, но только по отношению к служанкам в тавернах и дворовым девкам. Уолтер хотел быть уверенным, что его отношение к Мариам не было связано с низменными инстинктами. Неужели он может поделиться с нею мыслями и отвести ей местечко в сердце, ранее принадлежавшем исключительно Ингейн?
— Почему ты молчишь? — спросила Мариам.
— Мне хочется постричь тебя хорошо, чтобы ты не была похожа на утонувшую мышь.
— Я уверена, что ты думаешь о том, что мои черные волосы совсем не похожи на золотистые кудри твоей леди Ингейн.
В юрте повисла тишина.
Уолтер почувствовал, что ему нетрудно говорить на эту тему:
— Я думаю о ней очень редко. Я так много мечтаю о будущем, что прошлое постепенно стирается из памяти.
— Тогда тебе нужно время от времени думать обо мне, потому что я часть вашего будущего, и вам не удастся избавиться от меня еще очень долго. — Девушка помолчала. — Ты намерен на ней жениться после возвращения в Англию?
— Когда я уезжал из дома, она собиралась выйти замуж за другого. За моего сводного брата.
— Трис мне об этом не сказал, — заметила девушка после долгого молчания.
— Я не уверен, что он об этом знает. Мне… Мне было неприятно рассуждать об этом.
— Она действительно так прекрасна? Тогда она, видимо, достойна твоего преклонения.
— Да, она очень красива.
— А этот сводный брат… Он похож на тебя? Уолтер рассмеялся.
— Нет, он совершенно другой. Он — темноволосый, с длинным норманнским носом. Я к нему отношусь так же, как ты относишься к сестрам Антемуса. — Он решил ей еще кое-что добавить. — Когда умер отец, брату достались все поместья. Его мать иностранка, я ее ненавижу!
— Значит, у твоей Ингейн плохой вкус, раз она желает выйти за него замуж.
— Это брак по расчету, чтобы собрать воедино все их поместья.
Махмуд вошел в юрту, чтобы поесть. Стрижка еще не закончилась, и он смотрел круглыми глазами на падающие пряди, продолжая громко чавкать.
— У нас с тобой схожее положение, — внезапно сказал Уолтер. — Я — незаконнорожденный сын без всяких средств к существованию, и именно поэтому я отправился на Восток. А ты…
— А я никогда точно не знала собственного отца, и меня это радует, потому что в моих венах не течет кровь семейства Антемуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Иногда люди с Запада проявляют удивительное недомыслие, — сказал Баян. — Уже сто лет вы сражаетесь, стараясь вырвать Иерусалим из рук сарацинов. Вас много раз побеждали, но вы всегда возвращаетесь обратно, воспеваете Бога и погибаете во славу Его. Я никогда не был в Иерусалиме, но говорят, это паршивый город — переполненный людьми, грязный, там тучи мух, и к тому же он расположен между двух невысоких холмов. Я не понимаю, зачем он вам нужен, ведь город не имеет военного значения. — Баян удивленно покачал головой. — И так у вас во всем. Один Бог, одна вера, один Папа. Даже одна жена. В христианском мире жизнь слишком скучна.
Уолтер был поражен тем, как плохо думали о крестоносцах восточные народы. Его учили, что крестоносцы — храбрые рыцари в сверкающих доспехах, сражающиеся за самое святое дело. Ему было неприятно видеть, что противники считают их бандой убийц и оккупантами, которые мешают людям жить и грабят их города ради непонятной цели. Более того, они их считают дикими и грязными грабителями, которые с большей смелостью сражаются за трофеи, чем за Иерусалим. После множества войн их все ненавидели.
— Вы ошибаетесь, — серьезно попытался ответить Уолтер. — у нас одна вера, и мы всегда настроены мирно, наши сердца полны надежды. Мы любим одну женщину, поэтому эта любовь бесценна и является самым чистым и прекрасным чувством после любви к Богу.
— В насилии нет ничего прекрасного, — заявил Баян. — Всем известно, что крестоносцы часто грешили именно этим.
— Конечно, за священное дело не всегда сражаются только достойные люди, — заметил Уолтер. — У нас есть множество королей, — продолжал гость, — а не один, как у вас. В христианском мире говорят на разных языках, и англичане не понимают испанцев, итальянцев или германцев. В разных странах существуют разные законы, а не единый кодекс, типа Уланг-Ясса.
Баян сразу перешел в нападение, как он обычно делал, когда замечал на доске ненужную пешку или незащищенного короля:
— Ваше единство касается только не важных вещей. У нас один правитель, один язык и один кодекс законов. Именно поэтому сегодня мы правим всей Азией. Завтра мы покорим весь мир. Когда белый сокол пролетит над всеми вашими городами, чем вам сможет помочь ваш Бог, который смотрит на вас откуда-то из-за облаков? Как вы будете желать одну женщину, когда все остальные красавицы станут удовлетворять желания победителей? — Он довольно усмехнулся: — Вы, христиане, совершенно непрактичны. Все ваши верования похожи на легкую паутину, которую мы смахнем одним движением конского хвоста! Уолтер спросил:
— Значит, вы собираетесь завоевать Европу? Баян уверенно ответил:
— После того как мы захватим Китай и переделаем его, как нам это будет нужно, мы последуем по дороге Сабутая на Запад, и на этот раз мы не повернем назад. Англичанин, может, нам с тобой придется встретиться на твоем острове.
Возвращаясь в юрту, Уолтер начал размышлять о том, что он не был верен своим обещаниям, хотя и сказал Баяну, что все христиане держат слово. Весь день он вспоминал привлекательное личико Мариам, которое увидел утром.
— Ингейн, мне, наверное, не удастся оставаться твоим вер-.ным рыцарем! — громко сказал он. — Я должен оставить мечты.
5
В течение многих недель караван с каждым днем проходил все больше и больше. Монголы постоянно скакали вдоль колонны и орали на отстающих: «Худелху! Худелху!» Это значило: «Вперед! Быстрее!» Сам Баян старался поскорее прибыть на место. Уолтер понял это, когда вечером играл с ним в шахматы.
— Англичанин, теперь во время любой остановки можно будет менять усталых лошадей на свежих, — сказал он однажды. — Все готовятся к войне. Сын Неба удивляется, что Баян так медленно продвигается вперед. — Он нахмурился, разглядывая фигурки на доске. — Это все из-за слабых женщин! Мне хочется вообще избавиться от них.
Командующий легко выиграл партию, и у него улучшилось настроение.
— Англичанин, ты мне нравишься, и я хочу дать тебе какой-нибудь пост. Когда идут переговоры с маньчжу, то всегда туда и обратно ездят гонцы. Ты мне мог бы пригодиться. — Он внимательно посмотрел на Уолтера и согласно кивнул головой. — Ты высокий, у тебя хорошие манеры. Надо как следует тебя нарядить и украсить драгоценными камнями, как бога индусов, и, когда понадобится, послать в Кинсай.
Кинсай! Уолтер так разволновался, что почти не спал всю ночь. Он поднялся на рассвете и выглянул наружу, чтобы посмотреть, какая погода. Вчера они весь день ехали среди азиатских тополей, а сейчас далеко на юге он увидел горы. У юноши перехватило дыхание.
Эти горы были весьма впечатляющими. Их белые вершины сливались с холодной синевой неба, и они совсем не походили ни на родные пригорки Англии, ни на враждебные холмы Палестины. Казалось, что эти высоченные горы соединяют землю с волшебными заоблачными странами. Поражало их молчание. Уолтер подумал, что от этих вершин могли бы отдаваться эхом могучие звуки неведомых существ.
— Снежные горы! — сказал он вслух.
— Они так прекрасны! — послышалось сзади. Мариам, закутавшись в одеяло, вышла из юрты следом за ним. Уолтер взглянул на девушку и увидел, что кожа у нее была сейчас натурального цвета, напоминая белизну слоновой кости. Мариам, широко раскрыв глаза, любовалась представшей перед ними картиной. Глаза были главной чертой ее сердцевидного лица. Оно сужалось от широких скул к нежному подбородку с ямочкой.
— Прекрасны! — повторил Уолтер и вдруг с удивлением понял, что думал не столько о Снежных горах, сколько о Мариам. Таким образом он случайно открыл для себя две поразительные вещи: ему впервые довелось увидеть такие неправдоподобные горы и никогда еще в жизни он не встречал девушки прекраснее, чем Мариам.
Девушка дрожала от холода и повернулась, чтобы вернуться в юрту.
— Вечером тебя ждет сюрприз! — пообещала она.
Прежде чем караван отправился в путь, монголы совершили любопытный обряд. Они выстроились в два длинных ряда. Кони стояли неподвижно. Всадники протянули руки к Снежным горам и начали хором что-то выкрикивать. Их неприятные пронзительные голоса страшили Уолтера, он весь похолодел.
Когда обряд закончился, юноша развернул свою кобылу и поспешил занять свое место в конце колонны. Догнав отца Теодора, Уолтер натянул поводья.
— Что это значит? — спросил он. Несторианский священник вздрогнул.
— Это что-то вроде примитивной молитвы, — объяснил он. — Они говорили, что им суждено покорить весь мир и что, когда придет время, они отправятся в богатую теплую страну за горами. Они сожгут города Индии и убьют их жителей, в особенности мужчин, а в лоно женщин посеют свое семя, чтобы со временем эта раса тоже стала монгольской. Я уже слышал об этом обычае, у меня от этого мурашки бегут по коже. К ним подъехал всадник и зло заорал:
— По местам! Клянусь сгнившим лицом мертвого крестоносца, вы так всегда копаетесь и всем давно надоели!
— Они к нам относятся как к паршивым собакам, — заскулил отец Теодор.
Когда вечером Уолтер вошел в юрту, он невольно ожидал чего-то необычного. Махмуд готовил еду и что-то тоненько напевал. Он так широко ухмылялся, что казалось, у него сейчас лицо разделится надвое. Тристрам тоже улыбался и качал головой, как бы говоря: «Погоди немного!»
— Что здесь происходит? — спросил Уолтер, усаживаясь перед огнем.
— Сегодня нас станут удивлять: Таффи собирается принарядиться, — ответил Трис.
— Принарядиться? — Уолтер сразу начал волноваться. — Во что она собирается наряжаться? Махмуд опять что-то украл?
— Нет, кажется, она прихватила одно платье, когда сбежала. Она сказала, что явится перед нами во всей красе, как королева.
— Тогда Махмуду придется постоять снаружи, карауля нас. Монголы всегда лезут в юрту без разрешения. Они могут прийти к нам прямо сейчас, и как мы тогда сможем объяснить им присутствие у нас королевы?
Друзья слышали, как девушка возилась за занавеской. Она была очень взволнованна и, занимаясь туалетом, напевала отрывки песенок. Один раз она вздохнула и произнесла вслух:
— О, если бы у меня была хоть капелька пудры для лица, чуть-чуть крема и мои лучшие духи! — Наконец она объявила: — Я готова. Склоните головы перед ее величеством королевой!
Белая ручка откинула занавес, и девушка вышла на середину юрты.
Уолтер утром видел ее, но все равно не был готов к происшедшей в ней перемене. У Мариам ярко сияли глаза. Она поклонилась молодым людям и медленно повернулась, чтобы они могли получше ее разглядеть и полюбоваться прекрасным платьем. На ней была белая туника, поверх которой она надела облегающее синее платье из чудесной шелковой ткани с разрезом до колен. Поверх этого великолепия была накинута золотистая накидка с прекрасной вышивкой. Из воротника накидки, словно стебель экзотического цветка, белела стройная шея, с которой свисал на цепочке волшебный темный сапфир.
Тристрам пожирал ее глазами, которые блестели от восхищения.
— Я тебе говорил, что она прекрасна, — задыхаясь, сказал он. — Она просто восхитительна!
— Ты прав, я ее раньше не рассмотрел как следует, — согласился Уолтер.
— Ты знаешь, мне ее хочется назвать королева Мариам, — заметил Тристрам.
Они переговаривались по-английски, и девушка спросила:
— Что вы обо мне говорите?
Когда Уолтер ей перевел, она довольно кивнула головой и улыбнулась:
— Королева Мариам? Она была королева Англии? Тогда мне хотелось бы стать королевой Мариам.
Уолтер посмотрел на Махмуда. У того глаза были такими круглыми, что казалось, они сейчас выскочат из орбит.
— Парень, ступай наружу. Зорко смотри и дай нам знать, если кто-то приблизится к юрте.
Мариам уселась между ними и осторожно подобрала юбки, чтобы не замарать их.
— Я не голодна, — сказала она. — А вы скорее садитесь ужинать. Я буду сидеть рядом с вами.
Тристрам запустил руку в котелок, достал кусок мяса и начал есть. Он ни при каких обстоятельствах не терял аппетита. Уолтер никак не мог отвести взгляда от лица девушки. Юноша залюбовался удивительно длинными и черными ресницами. Мариам посмотрела ему прямо в глаза, а потом начала изучать свои пальцы. Их кончики едва были видны под длинными обтягивающими рукавами.
Уолтера очень взволновал этот взгляд. Девушка была не только поразительно красивой, но и совершенно не похожей на всех виденных им прежде женщин. Лю Чунг называл ее Черной Розой, и Уолтер считал, что это имя очень ей подходит. Казалось, что от нее исходил острый экзотический аромат пряностей. «Черная Роза, — сказал он про себя. — Это имя ей великолепно подходит».
Мариам была довольна произведенным впечатлением и начала задавать вопросы. Нравится ли им ее костюм? Украшает ли он девушку? Есть ли у английских леди такие же красивые наряды? Когда они закончили ужин, она вскочила и исчезла за занавеской, чтобы еще украсить себя. Девушка тихо напевала трогательный мотив со странными словами:
Меня зовут Фатима. Я — толстая и несчастливая,
Я жена Абу Омара ибн-Абдалла.
У него седая спутанная борода и тусклые глаза.
У него есть еще пять жен, но ни одна из них не такая
хорошенькая «пышечка», как я.
Весь день мы сидим на подушках, колем друг друга иголками
И мечтаем о других мужчинах.
Ночью мы продолжаем сидеть на подушках и гадаем, кого же из нас
Позовет к себе Абу Омар ибн-Абдалла.
Как же я люблю своего молодого и красивого
погонщика верблюдов Петра Дуадулуса!
Тристрам поднялся:
— Наш малыш Махмуд, наверное, проголодался. Пойду подежурю вместо него!
Как только Трис вышел, снова появилась Мариам. Она принесла маленькие ножницы, отделанные слоновой костью.
— У меня слишком длинные волосы, — пожаловалась она. — Я их подровняла спереди, но мне трудно справиться с ними сзади.
— Я раньше не видел этих ножниц, — заметил Уолтер. Девушка на секунду смутилась, но потом улыбнулась.
— Махмуд видит, Махмуд берет, — шепнула она.
— Я предупреждал этого негодника…
— Пожалуйста, это моя вина. Мне были нужны ножницы, и я попросила его достать их для меня. Если нужно кого-то наказать, то накажи меня. Массер Уолтер, ты меня побьешь?
Уолтеру было нелегко сохранять серьезность.
— Он не должен считать, что, если никто не искал зеркало, ему можно продолжать красть. Мне не хочется его пороть за это, но, Таффи, ты должна мне пообещать, что не станешь его подстрекать к воровству.
— Даю слово, — легкомысленно ответила девушка. — Теперь у меня есть все, что мне нужно, поэтому мне ничего не стоит дать это обещание. — Она взглянула Уолтеру в глаза и протянула ножницы: — Пожалуйста, подровняй мне волосы сзади.
Она уселась на пол, повернувшись к нему спиной, и наклонила головку, чтобы ему было удобнее стричь. Уолтер взял в руку ножницы, но помедлил, глядя на черную гриву волос.
— Я не умею, — начал протестовать юноша. — Боюсь, что я натворю что-нибудь не то. Может, будет лучше, если этим займется Трис.
— Мне будет лучше, если это сделаешь ты, — решительно заявила Мариам.
Он осторожно отстриг одну прядку, и она упала ему на ладонь.
— Сколько отстригать?
Девушка показала длину сустава на пальце:
— Вот столько, но не больше. У меня маленькая головка, и я не хочу выглядеть, как утонувшая в кувшине мышь.
Уолтер действовал медленно и очень остро ощущал ее присутствие рядом. Он видел ямочку на стройной шейке и милые розовые ушки и ощущал слабый пряный запах духов, который усиливался при каждом ее движении. Ему был незнаком этот запах. Он сильно отличался от тех духов, которыми пользовалась Ингейн. Девушка на секунду коснулась его плеча. Она сразу отстранилась, но его взору предстали нежные очертания ее округлых грудок под золотом накидки. Юноше пришлось на несколько секунд прервать работу, чтобы прийти в себя.
Интересно, она это сделала намеренно? Он постарался сразу выбросить эту мысль из головы, но ее место заняла другая. Как это сказал Антемус? «Вы оба сильные, молодые, во время такого длительного путешествия вам понадобятся женщины». Господи, почему он сейчас подумал об этом? Может, Антемус был прав? Уолтер взял себя в руки, удержавшись от того, чтобы крепко обнять девушку.
Юноше было не по себе. Для него любовь означала тихое и преданное молчаливое обожание недоступной Ингейн. Конечно, ему в голову приходили разные мысли, но только по отношению к служанкам в тавернах и дворовым девкам. Уолтер хотел быть уверенным, что его отношение к Мариам не было связано с низменными инстинктами. Неужели он может поделиться с нею мыслями и отвести ей местечко в сердце, ранее принадлежавшем исключительно Ингейн?
— Почему ты молчишь? — спросила Мариам.
— Мне хочется постричь тебя хорошо, чтобы ты не была похожа на утонувшую мышь.
— Я уверена, что ты думаешь о том, что мои черные волосы совсем не похожи на золотистые кудри твоей леди Ингейн.
В юрте повисла тишина.
Уолтер почувствовал, что ему нетрудно говорить на эту тему:
— Я думаю о ней очень редко. Я так много мечтаю о будущем, что прошлое постепенно стирается из памяти.
— Тогда тебе нужно время от времени думать обо мне, потому что я часть вашего будущего, и вам не удастся избавиться от меня еще очень долго. — Девушка помолчала. — Ты намерен на ней жениться после возвращения в Англию?
— Когда я уезжал из дома, она собиралась выйти замуж за другого. За моего сводного брата.
— Трис мне об этом не сказал, — заметила девушка после долгого молчания.
— Я не уверен, что он об этом знает. Мне… Мне было неприятно рассуждать об этом.
— Она действительно так прекрасна? Тогда она, видимо, достойна твоего преклонения.
— Да, она очень красива.
— А этот сводный брат… Он похож на тебя? Уолтер рассмеялся.
— Нет, он совершенно другой. Он — темноволосый, с длинным норманнским носом. Я к нему отношусь так же, как ты относишься к сестрам Антемуса. — Он решил ей еще кое-что добавить. — Когда умер отец, брату достались все поместья. Его мать иностранка, я ее ненавижу!
— Значит, у твоей Ингейн плохой вкус, раз она желает выйти за него замуж.
— Это брак по расчету, чтобы собрать воедино все их поместья.
Махмуд вошел в юрту, чтобы поесть. Стрижка еще не закончилась, и он смотрел круглыми глазами на падающие пряди, продолжая громко чавкать.
— У нас с тобой схожее положение, — внезапно сказал Уолтер. — Я — незаконнорожденный сын без всяких средств к существованию, и именно поэтому я отправился на Восток. А ты…
— А я никогда точно не знала собственного отца, и меня это радует, потому что в моих венах не течет кровь семейства Антемуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53