— Все будет нормально, родной, — успокаивал, но без энтузиазма.
— Нормально? Все под контролем? — бушевал я. — Наверное, кричал на Илью? — предположил. — Он и сломался, как игрушка.
— Любую игрушку можно исправить, — ответил. — Как и положение.
— Вася, — с чувством заключил я, — когда вижу тебя, вижу гильотину. Лично для себя. Почему меня толкнул в лапы ментовской хунты? — И потребовал, чтобы объяснился тотчас же по ситуации, когда трупов было обнаружено немерено.
И что же узнаю? Все просто, как рождение персидских котят и новых сверхгалактик. Господин Сухой и его «спортивная» команда сразу смекнула, что гениальным провидцем могут заинтересоваться. Деньги не делают людей счастливыми, а делают их богатыми, и поэтому человек, обладающий даром обогащения, всегда привлекает внимание тех, кто этим талантом не обладает, но владеет властью, силой и оружием.
— Вася, ты умен, как Цицерон, — заметил я.
— А это кто?
— Типа пахана древних философов, — отмахнулся и потребовал продолжить признание.
«Спортсмены» не ошиблись в расчетах: некая бригада «наехала» на мою квартиру и дважды угодила в засаду.
— В засаду?
— Конечно. Пока ты хлопал ушами и думал, что никто ничего не знает…
— И что?
— Мы решили запустить тебя в дело, — признался. — Во-первых, от тебя пользы было тогда никакой, во-вторых, кто-то же должен был отдуваться за трупняки…
— Так, — снова остановился под соснами. — Польза от меня была. Трупы были не мои. Попользовались мной, как блядью, — и поинтересовался: — Под дых или по зубам?
— За что?
— За подставу, милый мой, за подставу.
— Бить надо Галаева, это его идея была.
— А у тебя своя кость есть? — постучал кулаком по васиному лбу, как по двери. — Под дых или по зубам? — повторил.
В детстве был у нас такой уговор: если кто поступал западл`о, то получал по заслугам: либо удар в солнечное сплетение, либо по сусало. По желанию. И били крепко, от всей оскорбленной души.
И я не пожалел друга детства — били меня, ударю я! Под дых — так под дых! Сконцентрировав всю обиду в кулак, наношу удар.
— А-а-а! — такое впечатление, что кулак нарвался на чугунную чушку. Е`! — е`! — е`! — Прыгал по лужайке, жалея руку. — Что у тебя там, еть` твою мать!
— Броник! — ухмыльнулся аспид рода человеческого, задирая рубаху.
— Застрелю, — вырвал ТТ. — Или застрелюсь.
Вася подивился оружию в моих руках и поинтересовался, откуда оно? Я вспомнил агрессивных детей гор и сообщил, что отныне всю ситуацию беру под личный контроль. Тем более обстоятельства настолько изменились, что все наши дворовые игры, редис псовый по сравнению с тем, что нас ждет впереди.
— Впереди нас банька, — шутил мой друг, считая, что я нахожусь в состоянии аффекта от боли в руке и говорю глупости.
Наивный полубандит, не понимающий, что бронежилет может выручить от пули-дуры, но спасти от жестокого молоха Системы?..
Первые бои местного значения, в целом, оказались для нас победными. Но не пиррова ли они? Ошибка Василия и «спортивной» братвы в том, что они посчитали битву завершенной, отстрелив группу претендентов на приз имени Ильи Шепотинника. Решив малую задачу, они перегрызлись меж собой, не видя смертельной опасности со стороны государственной системы, представителями коей является семейство Крутоверцеров. А Система продолжает работать над данной проблемой, это я чувствую. Иного не может быть: Система должна выполнять поставленные задачи, в противном случае, её не будут бояться и, следовательно, уважать. Она превратится в анекдотическое, плохо помнящее, невнятное, спазматическое Оно, напоминающее первого президента РФ, канувшего в лету.
Зайдя в новую баньку, пропахшую свежим деревом и жарынью, решаю не драматизировать ситуацию. Нам ещё в ней разбираться и разбираться, М`ука. Пока же надо отмыть копоть прошлого, чтобы вступить в настоящее чистыми, как это делали солдаты в Великой Отечественной перед решающими сражениями.
Начинаю стаскивать куртку, из её кармана выпадает мобильный телефон. Вася замечает: на мою шею повесить золотую цепь и — вылитый браток.
— Круто, — рассматривает аппарат. — Откуда игрушка?
— От менхантера, — говорю правду.
— От кого? — вытягивается лицом.
— Менхантер — «охотник на людей», невежда.
Надо ли говорить, что товарищ бандит пришел в некоторое замешательство. Особенно, после того, как услышал историю моей жизни за последние сутки. С ним случился эффект Буратино, когда деревянный человечек увидел праздничный цирк-шапито. Мой же друг детства сидел на лавке в голом виде и глуповато блимкал глазами, как этот самый пиноккио.
— А ты думал, спрятался от мира, — сделал заключение я, — и все проблемы решены? — И отправился в парилку. — Веничком помахай, Васечка, попросил не без мстительной услады.
Конечно, я понимал чувства г-на Сухого. Ощущать себя хозяином положения и неожиданно узнать, что госпожа Жизнь держит тебя в качестве мальчика-пажа, главная обязанность которого таскать полы платья корованной особы.
Участие в настоящей истории подлого опытного трейдера Кожевникова, оказавшегося по совместительству информатором боевой и коммерческой бригады «Алмаз» при ВО (внутренних органах) не очень удивило Василия.
— Он мне сразу не понравился, — изрек. — У него вид бывшего ментяги.
— Белки-летяги у него вид, — и рассказал о нашей встречи на складском дворе магазина стройматериалов. — Летает туда-сюда. Как он у Татищева оказался, не понимаю?
— Телефон слушают, — уверенно ответил мой собеседник. — Хотели взять на прихват Антея и узнать, где я нахожусь.
— Странно, — задумался я. — Тогда получается, что трейдер работает на семейство Крутоверцеров.
— На кого работает?
Мой короткий рассказ о деятельности Маи, сыгравшей в моем освобождении из лап, повторю, хунты не последнюю роль, а также повествование о бомбе близ крематория и последующем знакомстве с государственным деятелем эпохи большого хапка, тоже особенно не удивили друга.
— Ишь ты, — лишь цокнул языком. — Муж и жена — одна сатана. Она мне сразу…
— Только не говори, что не понравилась? — вскричал я. — Ты её вообще не видел?
— Видел много раз. В кабинете у дедушки. Не удивлюсь, что деда любимого она того… замочила.
— Ты говори-говори, да не заговаривайся.
— Не она лично, конечно, но при её молчаливом согласии?
— А зачем было надо?
— Исаакович — старая лошадь. Был. Осторожный. Может, не захотел участвовать в аферах семейства, или ещё что? Как говорится: «Любите жизнь источник денег. Когда источник бьет через край, можно захлебнуться».
Словом, появление семейства Крутоверцеров близ нашего миллиона $ тоже не потрясло Васиного воображения — это находилось в системе координат его мозговых извилин цвета беж.
А вот — менхантер, он же «охотник на людей», он же Александр Стахов!.. Светлый и бесстрашный образ бойца, работающего исключительно на себя и выполняющего спец. заказы по различным проблемам, привели Василия в глубокую депрессию.
Веселая, искрящаяся пламенем и водочкой, ночка, проведенная мной с «охотником» на скоростной трассе и в ресторане «Русская изба» ещё больше насторожили мастера спорта по вольной борьбе.
— Плохие дела, — заключил он, используя куда более горячие, как полки в парилке, на которых мы возлежали, словца для определения нашего положения. — Жопой чувствую: подключилась Контора.
— Какая контора?
— Которая всем конторам контора.
— Лубянская, что ли? — догадался. — Товарищи ещё работают?
— Спрашиваешь? Они нынче разворачиваются в марше. Мало всем не покажется.
— А мы тут при чем?
— Мы-то на хер никому не нужны, — хлестал меня березовым веничком. — А вот Илюха?
— А что он?
— Народное достояние, балбес.
— Прекрати психи, — требовал я. — Илюша — это мелочь пузатая.
— Мелочь, да приятная в хозяйстве.
Плюхаясь в маленькое море бассейна, заявил, что менхантеру доверяю, как самому себе. Почему — не знаю? Уж больно не любит он этого Крутоверцера, мне так кажется.
— Как можешь доверять первому встречному?
— Ты про кого? Крутоверцера?
— Тьфу ты, твою мать, — не выдержал лингвист лингвистов издевательства над великим и могучим. — Что за слова такие: «крутоверцер», «менхантер», «брувер»?
— Нормальные слова, — не понимал я. — В духе времени.
— Про «охотника» я! — орал друг. — Блядь! — Вылезал из бассейна, похожий борцовской спиной и что ниже на гиппопотама в реке Лимпопо.
— Ты куда? За словарем? — пошутил.
Ничего не ответив, Вася прошлепал в раздевалку, чтобы скоро вернуться:
— Вот это видишь? — держал в руках мобильный телефончик. — А теперь следи за движением руки, жопца-ца твоя без мозгов!
Не обратив внимания на мои возмущенные вопли, метнул телефон в бассейн. Плюхнувшись на воду, коробочка с нежной электронной начинкой успешно ушла на дно, вымощенное цветым кафелем. Матерясь и пуская пузыри, я нырнул за предметом первой необходимости делового человека. Вот так всегда: мечтаешь о легком небе, уходишь под тяжелую воду.
Попытки спасти дар менхантера оказались тщетны. Игрушка не выдержала изощренного испытания стихией. Я потребовал объяснений в форме воплей и проклятий.
Подозрительный г-н Сухой с мокрой головой снизошел до них: во-первых, почему я так убежден, что мой новый знакомый есть благородным зорро и не сдаст нас с потрохами тем же чертовым Крутоверцерам, во-вторых, научный прогресс шагнул настолько далеко, что этот мобильник, возможно, имел свойства передаточного устройства, в-третьих, смотри пункт «во-первых».
— А в-четвертых, вообще, неизвестно, на кого работает, — молвил Василий.
— На себя, — твердил. — Как ты, как я, — натягивал джинсы и рубаху. Он — моей группы крови.
— Вот-вот, Слава, кровь прольется, — был неумолим, как рок. — Коль машинка сработала, жди гостей. Кстати, «гостинец» татищевский привез?
— Ага, килограмм картошки, два пучка лука, да маслят лукошко, — был иносказателен, будто в кустах уже прятались слухачи и записывали все наши антигосударственные речи. — А зачем?
Вася ответил привычно: чувствовал известным местом, что дело малой кровью не обойдется, и боевой запас ещё никому не мешал.
То есть перспективы наши были самые радужные. С нами-то понятно — мы больные дети не самого лучшего периода в истории нашего государства. А вот как быть с аутистом, не имеющего никакого отношения к этому помойно-блевотному бытию? Как быть с тем, кто не способен себя защитить. Верная мысль: мы в ответе за тех, кого приручили. И с этим нужно считаться. В противном случае, все превращается в бессмыслицу.
Из баньки мы выходим хмельные от чистоты и ощущения своего бессмертия. Мы на родной сторонке и нет силы, способной нас победить. Убить? Можно. А победить наши вечные души?
Появление человека в медицинском халате отвлекает меня от столь высокопарных рассуждений. Больше всего мертвые мечтают о вечности. Нет, мы пока живы, но большинство чувствует себя зомби в стране несбывшихся надежд. В стране, где вера и любовь раздавлены, как клюква, присыпанная сахарно-кремлевскими посулами. В стране, где живой дым крематорий плывет над головой неживой жизни.
По сумрачно-напряженному лицу медика мы догадываемся, что у нашего друга припадок, и торопимся в дом-замок.
Комната, где содержался аутист, напоминала роскошный хлев: кровать «Людовика ХVI», ковры, книжный шкаф, телевизор, на столе портативная компьютерная система, а вокруг хаос из рваных книг, битой посуды, разбросанных пазлов. Окна задернуты плотными шторами. Свет от торшера неприятен, как от махов перепончатых крыльев летучей мыши. И отвратительный запах — запах боли, страха и лекарств. На кровати в смирительной рубашке корчащийся человек.
Страшненькая сказка о заколдованном принце? Очень похоже. Я ожидал увидеть нечто подобное, но такого скотства? Спасти, чтобы убить? Чем мы отличаемся от врагов наших? Милосердными улыбками?
Все это я сказал сопровождающим лицам. В форме истеричной, при этом рвал шторы и бил ногой торшер с мерзкой летучей мышью, которая себя так вольготно чувствуют без летучего кота.
Потом кинулся к кровати и принялся развязывать путы на больном друге. Его исхудавшее лицо — небрито, искажено нечеловеческими муками, белки глаз белели — зрачки закатились в пустотелые выемки глазниц.
— Илюша, Илюша, — обращался к нему. — Все-все, я пришел. Я — Слава. Я — желтые ботинки. Желтые ботинки? Вспомни, пожалуйста, желтые ботинки.
Очевидно, со стороны мои речи казались речами безумца. Однако говорил я и действовал исключительно по наитию. Освободив аутиста, потребовал его одежду.
— Пойдем на улицу, — говорил. — Там будет дождик. А потом радуга. Помнишь, мы смотрели радугу. Она красная, синяя, зеленая, желтая? «Радуга это праздничный хомут неба», помнишь?
Не знаю, насколько моя бессвязная речь была целебна, однако произвела должный эффект. Корчи прекратились, и я увидел, как из выемок мертвых глазниц выкатываются боллинговые шары зрачков. Смысла в них хватило ровно настолько, чтобы воспринять меня, как явление родное и дружелюбное.
— Живем, Илюша, — натягивал на него майку. — Все будет хорошо, родной.
— Ыыы, — кособочился ртом, словно жалуясь.
— Сейчас погуляем, покушаем…
— Ыыы.
— Никто больше обижать нас не будет, — утверждал, поднимая за руку. Пойдем! Делай — раз!
Аустист встал на ноги, как исполин после долгого беспробудного сна, совершил первый шаг, потом второй:
— «Раз! О человек! Слушай! — забормотал. — Два! Что говорит глубокая полночь? Три! Я спала. Четыре! Пробудилась я от глубокого сна. Пять! Мир глубок. Шесть! И глубже, чем думал день. Семь! Глубоко его горе. Восемь! Радость превозмогает боль. Девять! Горе говорит: Погибай! Десять! Но всякая радость хочет вечности. Одиннадцать! Хочет глубокой, глубокой вечности.»
Вот такая вот бодрая поступь под словесную безумную капель о «глубокой вечности». Кто не понял — я невиноват, поскольку сам находился под впечатлением этой философско-сумасбродной считалочки. Однако добился я главного: жизнь возвращалась в тело нашего другу.
Когда мы, наконец, выбрались на природу, то стало ясно, что имеется положительный результат. Плохонький позитив, но он имеется: худощавый лик Ильи, осиянный солнцем, дробящимся в листве, приобрел некую запредельную святость. От таких заметных перемен господин Сухой впал в младенческий восторг: ай, да Слава, желтые ботинки, ай, да миллионы будут наши!
— Карл украл у Клары коралл, — произнес аутист с непередаваемой мимикой страдания.
Это заявление вконец развеселило Васьк`а: ну, Илюха, выступать тебе с отдельной программой на Арбате. Я же насторожился и спросил:
— Карл украл у Клары коралл?
— Карл украл у Клары коралл, — подтвердил аутист.
— Ну, вы, пацаны, даете, — развел руками Василий. — Выступать будете на пару.
— Дурак, — проговорил я. — Илюшу надо показывать специалисту.
— Какому специалисту?
— По голове, — и вспомнил, что Лидия оставляла мне адресок профессора Карлова Карла Карловича.
— Шутишь? Что за Ф.И.О.?
— Нормальное Ф.И.О., - огрызнулся. — Василий Степанович Сухой — лучше?
— Ыыы, — вмешался аутист. — Летающие тарелки всегда в поисках летающего стола.
И я прекрасно понял Шепотинника: лакейский человечек сервировал стол под соснами. Я ещё раз убедился: Илья видит наш мир по-своему, как залетный небожитель, который угодил в космическую аварию, и теперь вынужденный принять внешность землянина. Представляю, что думают представители внеземных цивилизаций о нашей аминокислотной жизни?
Во время обеда проблем, слава Богу, не возникало. Конечно, аутист вел себя за столом ни как джентльмен в лондонском клубе миллионеров, но вполне терпимо. Жадно глотал куски пищи, и был похож на птеродактиля.
Поглядывая на него, мы с Василием решали текущие вопросы. Я был убежден: необходимо пригласить профессора Карлова для осмотра Шепотинника, если мы хотим продолжить нашу акцию «Миллион». Тем более этого требует сам Илья.
— Как он может знать, что ему нужен этот Карлов с Кларой и кораллами? — не понимали меня.
— А как он «работает» с валютой на бирже?
— У меня он не «работал».
— А я предупреждал: мы с ним в связке дело делаем. И только.
— Ну, хорошо-хорошо, — сдался мой собеседник. — Что предлагаешь?
Я отвечал: адресок, где проживает врачеватель, находится в моей квартире. Надо позвонить соседу Павлову. Опасно, возразил Вася, а вдруг слушают? Пенсионера, удивляюсь я. Сейчас всех слушают, и пионеров, и пенсионеров. Тогда не знаю, что делать?
Бывший спортсмен задумывается — не человек: глыбище. Через минуту заявляет: коль наш Илюша лечился в Кащенко, засылаем туда трех «быков», они этого профессора из-под землей откопают. В его предложении был свой резон, и я соглашаюсь, предупредив:
— Только без насилия. С уважением-с.
— Нет базара.
Кто бы не поверил, а я поверил. В очередной раз. Удивительное свойство доверять тем, кто тебя уже не раз подводил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Нормально? Все под контролем? — бушевал я. — Наверное, кричал на Илью? — предположил. — Он и сломался, как игрушка.
— Любую игрушку можно исправить, — ответил. — Как и положение.
— Вася, — с чувством заключил я, — когда вижу тебя, вижу гильотину. Лично для себя. Почему меня толкнул в лапы ментовской хунты? — И потребовал, чтобы объяснился тотчас же по ситуации, когда трупов было обнаружено немерено.
И что же узнаю? Все просто, как рождение персидских котят и новых сверхгалактик. Господин Сухой и его «спортивная» команда сразу смекнула, что гениальным провидцем могут заинтересоваться. Деньги не делают людей счастливыми, а делают их богатыми, и поэтому человек, обладающий даром обогащения, всегда привлекает внимание тех, кто этим талантом не обладает, но владеет властью, силой и оружием.
— Вася, ты умен, как Цицерон, — заметил я.
— А это кто?
— Типа пахана древних философов, — отмахнулся и потребовал продолжить признание.
«Спортсмены» не ошиблись в расчетах: некая бригада «наехала» на мою квартиру и дважды угодила в засаду.
— В засаду?
— Конечно. Пока ты хлопал ушами и думал, что никто ничего не знает…
— И что?
— Мы решили запустить тебя в дело, — признался. — Во-первых, от тебя пользы было тогда никакой, во-вторых, кто-то же должен был отдуваться за трупняки…
— Так, — снова остановился под соснами. — Польза от меня была. Трупы были не мои. Попользовались мной, как блядью, — и поинтересовался: — Под дых или по зубам?
— За что?
— За подставу, милый мой, за подставу.
— Бить надо Галаева, это его идея была.
— А у тебя своя кость есть? — постучал кулаком по васиному лбу, как по двери. — Под дых или по зубам? — повторил.
В детстве был у нас такой уговор: если кто поступал западл`о, то получал по заслугам: либо удар в солнечное сплетение, либо по сусало. По желанию. И били крепко, от всей оскорбленной души.
И я не пожалел друга детства — били меня, ударю я! Под дых — так под дых! Сконцентрировав всю обиду в кулак, наношу удар.
— А-а-а! — такое впечатление, что кулак нарвался на чугунную чушку. Е`! — е`! — е`! — Прыгал по лужайке, жалея руку. — Что у тебя там, еть` твою мать!
— Броник! — ухмыльнулся аспид рода человеческого, задирая рубаху.
— Застрелю, — вырвал ТТ. — Или застрелюсь.
Вася подивился оружию в моих руках и поинтересовался, откуда оно? Я вспомнил агрессивных детей гор и сообщил, что отныне всю ситуацию беру под личный контроль. Тем более обстоятельства настолько изменились, что все наши дворовые игры, редис псовый по сравнению с тем, что нас ждет впереди.
— Впереди нас банька, — шутил мой друг, считая, что я нахожусь в состоянии аффекта от боли в руке и говорю глупости.
Наивный полубандит, не понимающий, что бронежилет может выручить от пули-дуры, но спасти от жестокого молоха Системы?..
Первые бои местного значения, в целом, оказались для нас победными. Но не пиррова ли они? Ошибка Василия и «спортивной» братвы в том, что они посчитали битву завершенной, отстрелив группу претендентов на приз имени Ильи Шепотинника. Решив малую задачу, они перегрызлись меж собой, не видя смертельной опасности со стороны государственной системы, представителями коей является семейство Крутоверцеров. А Система продолжает работать над данной проблемой, это я чувствую. Иного не может быть: Система должна выполнять поставленные задачи, в противном случае, её не будут бояться и, следовательно, уважать. Она превратится в анекдотическое, плохо помнящее, невнятное, спазматическое Оно, напоминающее первого президента РФ, канувшего в лету.
Зайдя в новую баньку, пропахшую свежим деревом и жарынью, решаю не драматизировать ситуацию. Нам ещё в ней разбираться и разбираться, М`ука. Пока же надо отмыть копоть прошлого, чтобы вступить в настоящее чистыми, как это делали солдаты в Великой Отечественной перед решающими сражениями.
Начинаю стаскивать куртку, из её кармана выпадает мобильный телефон. Вася замечает: на мою шею повесить золотую цепь и — вылитый браток.
— Круто, — рассматривает аппарат. — Откуда игрушка?
— От менхантера, — говорю правду.
— От кого? — вытягивается лицом.
— Менхантер — «охотник на людей», невежда.
Надо ли говорить, что товарищ бандит пришел в некоторое замешательство. Особенно, после того, как услышал историю моей жизни за последние сутки. С ним случился эффект Буратино, когда деревянный человечек увидел праздничный цирк-шапито. Мой же друг детства сидел на лавке в голом виде и глуповато блимкал глазами, как этот самый пиноккио.
— А ты думал, спрятался от мира, — сделал заключение я, — и все проблемы решены? — И отправился в парилку. — Веничком помахай, Васечка, попросил не без мстительной услады.
Конечно, я понимал чувства г-на Сухого. Ощущать себя хозяином положения и неожиданно узнать, что госпожа Жизнь держит тебя в качестве мальчика-пажа, главная обязанность которого таскать полы платья корованной особы.
Участие в настоящей истории подлого опытного трейдера Кожевникова, оказавшегося по совместительству информатором боевой и коммерческой бригады «Алмаз» при ВО (внутренних органах) не очень удивило Василия.
— Он мне сразу не понравился, — изрек. — У него вид бывшего ментяги.
— Белки-летяги у него вид, — и рассказал о нашей встречи на складском дворе магазина стройматериалов. — Летает туда-сюда. Как он у Татищева оказался, не понимаю?
— Телефон слушают, — уверенно ответил мой собеседник. — Хотели взять на прихват Антея и узнать, где я нахожусь.
— Странно, — задумался я. — Тогда получается, что трейдер работает на семейство Крутоверцеров.
— На кого работает?
Мой короткий рассказ о деятельности Маи, сыгравшей в моем освобождении из лап, повторю, хунты не последнюю роль, а также повествование о бомбе близ крематория и последующем знакомстве с государственным деятелем эпохи большого хапка, тоже особенно не удивили друга.
— Ишь ты, — лишь цокнул языком. — Муж и жена — одна сатана. Она мне сразу…
— Только не говори, что не понравилась? — вскричал я. — Ты её вообще не видел?
— Видел много раз. В кабинете у дедушки. Не удивлюсь, что деда любимого она того… замочила.
— Ты говори-говори, да не заговаривайся.
— Не она лично, конечно, но при её молчаливом согласии?
— А зачем было надо?
— Исаакович — старая лошадь. Был. Осторожный. Может, не захотел участвовать в аферах семейства, или ещё что? Как говорится: «Любите жизнь источник денег. Когда источник бьет через край, можно захлебнуться».
Словом, появление семейства Крутоверцеров близ нашего миллиона $ тоже не потрясло Васиного воображения — это находилось в системе координат его мозговых извилин цвета беж.
А вот — менхантер, он же «охотник на людей», он же Александр Стахов!.. Светлый и бесстрашный образ бойца, работающего исключительно на себя и выполняющего спец. заказы по различным проблемам, привели Василия в глубокую депрессию.
Веселая, искрящаяся пламенем и водочкой, ночка, проведенная мной с «охотником» на скоростной трассе и в ресторане «Русская изба» ещё больше насторожили мастера спорта по вольной борьбе.
— Плохие дела, — заключил он, используя куда более горячие, как полки в парилке, на которых мы возлежали, словца для определения нашего положения. — Жопой чувствую: подключилась Контора.
— Какая контора?
— Которая всем конторам контора.
— Лубянская, что ли? — догадался. — Товарищи ещё работают?
— Спрашиваешь? Они нынче разворачиваются в марше. Мало всем не покажется.
— А мы тут при чем?
— Мы-то на хер никому не нужны, — хлестал меня березовым веничком. — А вот Илюха?
— А что он?
— Народное достояние, балбес.
— Прекрати психи, — требовал я. — Илюша — это мелочь пузатая.
— Мелочь, да приятная в хозяйстве.
Плюхаясь в маленькое море бассейна, заявил, что менхантеру доверяю, как самому себе. Почему — не знаю? Уж больно не любит он этого Крутоверцера, мне так кажется.
— Как можешь доверять первому встречному?
— Ты про кого? Крутоверцера?
— Тьфу ты, твою мать, — не выдержал лингвист лингвистов издевательства над великим и могучим. — Что за слова такие: «крутоверцер», «менхантер», «брувер»?
— Нормальные слова, — не понимал я. — В духе времени.
— Про «охотника» я! — орал друг. — Блядь! — Вылезал из бассейна, похожий борцовской спиной и что ниже на гиппопотама в реке Лимпопо.
— Ты куда? За словарем? — пошутил.
Ничего не ответив, Вася прошлепал в раздевалку, чтобы скоро вернуться:
— Вот это видишь? — держал в руках мобильный телефончик. — А теперь следи за движением руки, жопца-ца твоя без мозгов!
Не обратив внимания на мои возмущенные вопли, метнул телефон в бассейн. Плюхнувшись на воду, коробочка с нежной электронной начинкой успешно ушла на дно, вымощенное цветым кафелем. Матерясь и пуская пузыри, я нырнул за предметом первой необходимости делового человека. Вот так всегда: мечтаешь о легком небе, уходишь под тяжелую воду.
Попытки спасти дар менхантера оказались тщетны. Игрушка не выдержала изощренного испытания стихией. Я потребовал объяснений в форме воплей и проклятий.
Подозрительный г-н Сухой с мокрой головой снизошел до них: во-первых, почему я так убежден, что мой новый знакомый есть благородным зорро и не сдаст нас с потрохами тем же чертовым Крутоверцерам, во-вторых, научный прогресс шагнул настолько далеко, что этот мобильник, возможно, имел свойства передаточного устройства, в-третьих, смотри пункт «во-первых».
— А в-четвертых, вообще, неизвестно, на кого работает, — молвил Василий.
— На себя, — твердил. — Как ты, как я, — натягивал джинсы и рубаху. Он — моей группы крови.
— Вот-вот, Слава, кровь прольется, — был неумолим, как рок. — Коль машинка сработала, жди гостей. Кстати, «гостинец» татищевский привез?
— Ага, килограмм картошки, два пучка лука, да маслят лукошко, — был иносказателен, будто в кустах уже прятались слухачи и записывали все наши антигосударственные речи. — А зачем?
Вася ответил привычно: чувствовал известным местом, что дело малой кровью не обойдется, и боевой запас ещё никому не мешал.
То есть перспективы наши были самые радужные. С нами-то понятно — мы больные дети не самого лучшего периода в истории нашего государства. А вот как быть с аутистом, не имеющего никакого отношения к этому помойно-блевотному бытию? Как быть с тем, кто не способен себя защитить. Верная мысль: мы в ответе за тех, кого приручили. И с этим нужно считаться. В противном случае, все превращается в бессмыслицу.
Из баньки мы выходим хмельные от чистоты и ощущения своего бессмертия. Мы на родной сторонке и нет силы, способной нас победить. Убить? Можно. А победить наши вечные души?
Появление человека в медицинском халате отвлекает меня от столь высокопарных рассуждений. Больше всего мертвые мечтают о вечности. Нет, мы пока живы, но большинство чувствует себя зомби в стране несбывшихся надежд. В стране, где вера и любовь раздавлены, как клюква, присыпанная сахарно-кремлевскими посулами. В стране, где живой дым крематорий плывет над головой неживой жизни.
По сумрачно-напряженному лицу медика мы догадываемся, что у нашего друга припадок, и торопимся в дом-замок.
Комната, где содержался аутист, напоминала роскошный хлев: кровать «Людовика ХVI», ковры, книжный шкаф, телевизор, на столе портативная компьютерная система, а вокруг хаос из рваных книг, битой посуды, разбросанных пазлов. Окна задернуты плотными шторами. Свет от торшера неприятен, как от махов перепончатых крыльев летучей мыши. И отвратительный запах — запах боли, страха и лекарств. На кровати в смирительной рубашке корчащийся человек.
Страшненькая сказка о заколдованном принце? Очень похоже. Я ожидал увидеть нечто подобное, но такого скотства? Спасти, чтобы убить? Чем мы отличаемся от врагов наших? Милосердными улыбками?
Все это я сказал сопровождающим лицам. В форме истеричной, при этом рвал шторы и бил ногой торшер с мерзкой летучей мышью, которая себя так вольготно чувствуют без летучего кота.
Потом кинулся к кровати и принялся развязывать путы на больном друге. Его исхудавшее лицо — небрито, искажено нечеловеческими муками, белки глаз белели — зрачки закатились в пустотелые выемки глазниц.
— Илюша, Илюша, — обращался к нему. — Все-все, я пришел. Я — Слава. Я — желтые ботинки. Желтые ботинки? Вспомни, пожалуйста, желтые ботинки.
Очевидно, со стороны мои речи казались речами безумца. Однако говорил я и действовал исключительно по наитию. Освободив аутиста, потребовал его одежду.
— Пойдем на улицу, — говорил. — Там будет дождик. А потом радуга. Помнишь, мы смотрели радугу. Она красная, синяя, зеленая, желтая? «Радуга это праздничный хомут неба», помнишь?
Не знаю, насколько моя бессвязная речь была целебна, однако произвела должный эффект. Корчи прекратились, и я увидел, как из выемок мертвых глазниц выкатываются боллинговые шары зрачков. Смысла в них хватило ровно настолько, чтобы воспринять меня, как явление родное и дружелюбное.
— Живем, Илюша, — натягивал на него майку. — Все будет хорошо, родной.
— Ыыы, — кособочился ртом, словно жалуясь.
— Сейчас погуляем, покушаем…
— Ыыы.
— Никто больше обижать нас не будет, — утверждал, поднимая за руку. Пойдем! Делай — раз!
Аустист встал на ноги, как исполин после долгого беспробудного сна, совершил первый шаг, потом второй:
— «Раз! О человек! Слушай! — забормотал. — Два! Что говорит глубокая полночь? Три! Я спала. Четыре! Пробудилась я от глубокого сна. Пять! Мир глубок. Шесть! И глубже, чем думал день. Семь! Глубоко его горе. Восемь! Радость превозмогает боль. Девять! Горе говорит: Погибай! Десять! Но всякая радость хочет вечности. Одиннадцать! Хочет глубокой, глубокой вечности.»
Вот такая вот бодрая поступь под словесную безумную капель о «глубокой вечности». Кто не понял — я невиноват, поскольку сам находился под впечатлением этой философско-сумасбродной считалочки. Однако добился я главного: жизнь возвращалась в тело нашего другу.
Когда мы, наконец, выбрались на природу, то стало ясно, что имеется положительный результат. Плохонький позитив, но он имеется: худощавый лик Ильи, осиянный солнцем, дробящимся в листве, приобрел некую запредельную святость. От таких заметных перемен господин Сухой впал в младенческий восторг: ай, да Слава, желтые ботинки, ай, да миллионы будут наши!
— Карл украл у Клары коралл, — произнес аутист с непередаваемой мимикой страдания.
Это заявление вконец развеселило Васьк`а: ну, Илюха, выступать тебе с отдельной программой на Арбате. Я же насторожился и спросил:
— Карл украл у Клары коралл?
— Карл украл у Клары коралл, — подтвердил аутист.
— Ну, вы, пацаны, даете, — развел руками Василий. — Выступать будете на пару.
— Дурак, — проговорил я. — Илюшу надо показывать специалисту.
— Какому специалисту?
— По голове, — и вспомнил, что Лидия оставляла мне адресок профессора Карлова Карла Карловича.
— Шутишь? Что за Ф.И.О.?
— Нормальное Ф.И.О., - огрызнулся. — Василий Степанович Сухой — лучше?
— Ыыы, — вмешался аутист. — Летающие тарелки всегда в поисках летающего стола.
И я прекрасно понял Шепотинника: лакейский человечек сервировал стол под соснами. Я ещё раз убедился: Илья видит наш мир по-своему, как залетный небожитель, который угодил в космическую аварию, и теперь вынужденный принять внешность землянина. Представляю, что думают представители внеземных цивилизаций о нашей аминокислотной жизни?
Во время обеда проблем, слава Богу, не возникало. Конечно, аутист вел себя за столом ни как джентльмен в лондонском клубе миллионеров, но вполне терпимо. Жадно глотал куски пищи, и был похож на птеродактиля.
Поглядывая на него, мы с Василием решали текущие вопросы. Я был убежден: необходимо пригласить профессора Карлова для осмотра Шепотинника, если мы хотим продолжить нашу акцию «Миллион». Тем более этого требует сам Илья.
— Как он может знать, что ему нужен этот Карлов с Кларой и кораллами? — не понимали меня.
— А как он «работает» с валютой на бирже?
— У меня он не «работал».
— А я предупреждал: мы с ним в связке дело делаем. И только.
— Ну, хорошо-хорошо, — сдался мой собеседник. — Что предлагаешь?
Я отвечал: адресок, где проживает врачеватель, находится в моей квартире. Надо позвонить соседу Павлову. Опасно, возразил Вася, а вдруг слушают? Пенсионера, удивляюсь я. Сейчас всех слушают, и пионеров, и пенсионеров. Тогда не знаю, что делать?
Бывший спортсмен задумывается — не человек: глыбище. Через минуту заявляет: коль наш Илюша лечился в Кащенко, засылаем туда трех «быков», они этого профессора из-под землей откопают. В его предложении был свой резон, и я соглашаюсь, предупредив:
— Только без насилия. С уважением-с.
— Нет базара.
Кто бы не поверил, а я поверил. В очередной раз. Удивительное свойство доверять тем, кто тебя уже не раз подводил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35