- Ого! События развиваются полным ходом. - Лида достала из шкафа свой костюм и критически осмотрела. - Молнию кое-как перешили. Так что предлагает наш плейбой? Койку или ЗАГС? Я бы приняла от него любые условия. Согласна даже на бескорыстную сексуальную помощь. А что?! Ты отказалась?
- Не знаю... Я ничего не поняла. - Аня застыла в растерянности.
- Наверно, это любовь. Собственно, если швед, то почему обязательно думать плохое? - успокаивала её Лида. - Да и швед он фигов. Как я Мадонна... Ну, Ань...ты не расстраивайся перед выступлением-то! Кто его знает, может, действительно, швед. - Обняв Аню за плечи, она из солидарности шмыгнула носом.
13
Сбрендить можно! Как во сне... Снова Новый год, снова чужой праздник. Опять Снегурочка. Опять какие-то дрожания в душе - предвкушение, предчувствие, вера в чудеса, черт бы её подрал! Аня подтянула длинные, выше локтя, перчатки, посмотрела на высокие шнурованные ботиночки, вроде как для коньков. Ярко вспомнила тот день, когда слетела на трапеции из-под купола Дворца спорта почти что в объятия Антона. Правда, её тут же подменила другая, но как смотрел на неё Принц - январь! Это не объяснишь, никому не расскажешь, но и забыть нельзя: ценнейший трофей на всю жизнь. А Ларсик? Ведь все, что произошло сегодня - его прикосновения, взгляды, слова прелюдия. Захватывающее и волнующее вступление к тому, что вот-вот должно произойти!
Что-то вскипело в груди Ани, поднялось горячей, пьянящей волной. Вытянувшись в струнку, она почувствовала себя всю - от увенчанной алмазами макушки до кончиков пальцев, сильной, роскошной и легонькой, как покачивающийся под потолком воздушный шар. "Молода, красива, желанна..." победно выстукивало сердце. А, значит, - все ещё впереди!
На этой волне эйфорической радости Аня пребывала все выступление. Сменялись номера, музыка, костюмы. Какие-то солидные господа произносили торжественные речи, известные юмористы блистали спичами. Гости из Америки под общий восторг смело выговаривали "поздравляйт" и обещали взаимовыгодный бизнес; популярнейший ансамбль в русских сарафанах приплясывал прямо среди столиков, втягивая в пьяный хоровод наиболее важных гостей.
Пушкарь в смокинге и бабочке, сильно смахивающий на итальянского мафиози из фильма "Спрут", принимал поздравления, венки, грамоты, адреса. Вместо золота в его оскале сияла белизна фарфоровых зубов, зализанные гелем волосы лоснились смоляным глянцем.
В общем, причин для веселья было немало. А цветы в гримерной для каждого из участников программы, а ждущие завершающего фуршета ананасы и шампанское! И в этой напряженной, насыщенной праздничным озоном атмосфере, словно электрические разряды сверкали взгляды Ларсика - сдержанные, украдкой брошенные, убийственные!
Они больше не сказали друг другу ни слова, но когда в сумраке и настороженной тишине вступления к номеру "Кармен" партнеры вышли навстречу друг другу и замерли, едва соприкасаясь грудью, Аня подняла глаза и поняла: "Пропала!"
Исчез темный зал, чужие лица, веселая сверкающая елка. Она не слышала музыки и не видела ничего, кроме его глаз, в которых были ревность, тоска, страсть и вызов. Наверно, если бы в финале их танца Ларсик и впрямь вонзил в её сердце нож, Аня умерла бы счастливой. Победно улыбаясь, как настоящая Кармен.
...Она не заметила, как завершился финальный номер, в котором были заняты девушки. Стягивая на ходу ковбойскую куртку, Аня влетела в гримерную. У окна, распахнув в ночь жалюзи, стоял Ларсик в черном пуловере и джинсах. В его руке искрился пузырьками бокал.
- Ты здесь? Там же все наши отмечают... - опешила Аня.
Подойдя к столу, он наполнил второй бокал и протянул ей:
- Давай, и мы отметим. Это минералка. Но все равно шипит.
- Но не пьянит. - Аня взяла бокал.
- Пьянит меня совсем другое. - Он так посмотрел в её глаза, что сердце остановилось и угасающий рассудок завопил: "Влюбилась!"
- Ты держалась молодцом, Энн. Настоящий боец. За тебя!
- А я - за тебя. Не знаю, что бы сегодня вышло, если бы загадочный мистер Карлос Гарсиа-Ларсен не забрел в эту глушь.
- Тогда за нас. - Ларсик отхлебнул воды и поставил бокал. Затем снял с вешалки и бросил Ане синий махровый халат, служивший ей спецодеждой в перерывах репетиций.
- Оденься. Ты вспотела, а здесь, между прочим, сквозит... Не простудись, малышка. - Он подхватил сумку и кожаную куртку на шоколадном меху. - До завтра. Иди к девочкам. Меня, к сожалению, ждут.
Послав воздушный поцелуй он ушел! Ушел... Аня очнулась от холода она все ещё сжимала в руке бокал, шелестели пластины жалюзи от врывающегося в приоткрытую фрамугу сквозняка. В комнату влетали блестящие снежинки и тут же, растаяв, гасли.
14
На следующий день Аня сидела за гримерным столиком, думая о том, что точно так ей придется сидеть здесь каждый вечер, потом одеваться и танцевать перед пьяными людьми. Ресторанная плясунья - вот ужас-то! Ясно представила лицо Инги с горькой укоризненной улыбкой. - "Я всегда говорила - у этой девочки незавидная перспектива. Дурная предрасположенность. Породы нет, да и характера", - сообщит она дочери. Хорошо еще, что четы Южных нет в Москве. Не хотелось бы увидеть их за столиком в тот момент, когда кто-нибудь из веселеньких посетителей будет соваться на сцену с долларами, заказывая "танец живота" или что-нибудь ещё более экзотическое.
Перед самым началом программы в женскую гримерную влетел директор:
- Извините, девочки, не стучусь. Знаю-знаю, все уже готовы... Никто не видел сегодня Матвея? Ну, господина Ларсена?
- Ларсика? - сообразила, наконец, Лида. - Не-а. Он и вчера раньше всех ушел. - Девушки переглянулись.
"Что-то произошло!" - похолодела Аня, и тут же вспомнила, как уже с того момента, когда застала его здесь, шепчущего перед зеркалом какие-то заклинания, почувствовала: дело неладно. У заигравшегося супермена какие-то проблемы!
Механически улыбаясь она появилась на сцене, на автопилоте отрабатывала номера, но думала лишь об одном: только бы все обошлось с Ларсиком, только бы увидеть его невредимым. Каким угодно, - злым, равнодушным, надменным, но живым.
Именно таким он предстал в коридоре, когда девушки побежали переодеваться.
- Явился! Тебя Пушкарь обыскался... - на ходу сообщила Оля, сделав удивленные глаза.
Аня остановилась, продолжая стаскивать перчатку и уставившись на Ларсика как на привидение. Он снова стал брюнетом - больше никаких признаков внешних увечий не обнаруживалось.
- Все беспокоились, - объяснила она.
- Не понимаю, что за паника? Мой выход через двенадцать минут. - Он выкинул в урну сигарету. - В салоне задержался. - Ларсик мотнул лохматой головой. - Ну ведь так лучше? Возврат к истокам - это сейчас модно.
- Н-не знаю... - оторопела Аня.
- Не может же любовник Карменситы быть шведом?! По-моему, он, знаешь, кто? - Вплотную приблизившись к девушке, он шепнул ей в щеку. - Он испанец!
Снова заклокотала энергия и радость - силы бурлили, словно кто-то встряхнул бутылку игристого вина. Выйдя на сцену, Аня почувствовала, что движется великолепно, источая притягательные импульсы. Ресторан казался ей чуть ли не залом Метрополитен опера, а лица мужчин, подбежавших к сцене специально для того, чтобы поаплодировать ей, - сплошь симпатичными.
"Влюблена! - ликовала Анна. - Теперь уж точно знаю - влюблена! Что-то случится, случится, я знаю... Сегодня тридцатое декабря... Заветная черта приближается, а за ней - ослепительное счастье..."
После выступлений Аня тщательно привела себя в порядок, радуясь, что надела новый, связанный матерью свитер - белый, с искусно вышитыми на груди букетиками незабудок. Голубые шарф, шапочка и варежки - пушистые, мохеровые. Жакет из светло-серого серебристого козлика, приобретенный с предпраздничного гонорара, а главное, - выражение лица - сюрпризное, светящееся ожиданием. Она себе понравилась, а значит, - понравится и Карлосу, наверняка поджидающему свою партнершу где-нибудь на выходе.
Выйдя из служебного подъезда, Аня остановилась, с удовольствием вдыхая морозный воздух и подставляя лицо мелким, ювелирной выделки снежинкам. Они искрились в свете фонаря и аккуратно ложились на варежку, позволяя рассмотреть свои алмазные кружева. Как хорошо стоять вот так, разглядывая крохотные звездочки и чувствовать: вот сейчас, сейчас раздастся его голос... Умелые руки обнимут плечи... Господи, как же прекрасна эта декабрьская ночь! Предвкушая мгновение встречи, она медленно, поддевая носками сапог снежную россыпь, двинулась к автобусной остановке.
- Анюта, привет! Чуть тебя не упустили! - Рядом с Аней неслышно остановился большой автомобиль, совершенно иностранный и новенький. Дверцу распахнул незнакомый мужчина. - Садись, лапуся, замерзнешь!
Она демонстративно ускорила шаг.
- Постой! Мы ж знакомы! - Из машины выбежали и преградили ей путь двое мужчин в распахнутых дубленках, под которыми угадывалась атлетическая фигура.
Аня оглянулась: ресторан с дежурившими охранниками остался позади. В верхушках сосен шумел ветер. Пожалуй, не докричишься: шоссе, елки, сосны, ночь. Яркий неон на крыше оставшегося позади "Вестерна", безнадежно пустая автобусная остановка за чередой белых елок. Стало неприятно и зябко.
- Я вас не знаю, извините, - попыталась обойти мужчин Аня.
- Погоди... - Один из них, распахнув руки, преградил девушке путь. Мы ж тебе сегодня хлопали! Хотели презент сделать. Пушкарь запретил. Сказал: личные контакты только за пределами кабака. Вот мы и за пределами. - Парень гоготнул. - Полсотни устроит? Нас двое, я и Гена.
- С ума сошли? - Попыталась увернуться вспыхнувшая Аня. - Я позову охрану.
- Не выламывайся, киска. Дело не в деньгах. Генка накинет ещё пол куска. Мы ж понимаем - искусство - святое дело. - Парень сгреб Аню в охапку, дохнув ей в лицо перегаром.
- Пусти! - Взвизгнула она изо всех сил, ударив кавалера кулаком в каменную грудь. Рука заныла - все равно, что колотить в кирпичную стену.
- Ген, помоги загрузить телочку, пока она мне фейс не попортила.
- Меня зовут Боб, - представился он Ане, скручивая ей за спиной руки. - Мы всякие приемчики знаем. Хочешь ласки - обеспечим. Любишь "садо" - и здесь не обидим.
- Отпустите! - Жалобно взмолилась Аня.
И в этот же момент подоспела помощь. Все, как полагается в популярном кино: спаситель с мужественным лицом вырос рядом. В черных волосах блестел снег, глаза насмешливо щурились.
- Убери клешни, парень. Это моя подружка, - сказал спаситель совсем спокойно, не вынимая рук из карманов куртки.
Боб послушался и промычал:
- А чего сразу не сказал? Ходит здесь козочка одинокая, кого-то поджидает. Можно понять - сама напрашивается. А потом такой кипеш устраиваете. Только голову людям морочите! - Хлопнув дверцами автомобиля, приставалы скрылись.
- Как в сказке. - Аня, не отрываясь, смотрела на своего спасителя, и не могла представить никого красивее, лучше, желанней. Так бы стоять и смотреть, ощущая себя самой счастливой женщиной на земле.
- Пошли скорей греться. У тебя нос как морковка. "Ко-зоч-ка"! нараспев повторил Ларсик. - Неплохо.
Аня пошла за ним, ничему уже не удивляясь. У обочины оказалась обалденная спортивная машина космических форм. Они плюхнулись на низкие сидения.
- Ножки протягивай, не бойся. Только пристегнись. Это "Порше". Идиотская тачка - может летать, но у нас нет таких дорог. А по здешним колдобинам ей трудно - не та порода.
- Все равно, что борзую в деревенской конуре привязать... Дорогая?
- Жуть. Сплошное пижонство... Но ведь красиво?
- Красиво, - согласилась Аня, полулежа в мягком кресле. Руки Ларсика на миниатюрном руле казались большими и очень сильными. И вообще, - мужчину украшает загадочность, спортивный автомобиль, элегантная разборка с двумя громилами. Даже если б он не умел танцевать мамбу. Но то и другое - убойная смесь!
- Я балдею, - сказала Аня. - К метро подкинешь? Кажется, ещё успеваю.
- Новости. Не знал, что московский метрополитен работает до двух.
- Ну, тогда на такси. Я у Центрального рынка живу.
- Знаю. Мы почти соседи. Суворовский бульвар заметила?
- Смеешься? Я ж - невылазная москвичка. Во всех песочницах на бульварном кольце копалась. Разок была в Питере, разок в Таллине. Еще на школьные каникулы.
- Давненько... Слушай, а ведь мы с тобой знакомы уже семь лет. Половину из них я тебя безнадежно кадрил...
- Ты все делаешь как-то понарошку. Уж если ты меня кадрил, то целенаправленно безнадежно. Понимаешь? Заведомо обреченно, - как строительство коммунизма.
- Не заметил. Я старался... Но, может, правда, метался в неразрешимых противоречиях. Грешно соблазнять девочку.
- И сейчас все те же проблемы? - Аня напряглась. - Ты играешь со мной, как мячиком. Раньше такие самоделки продавали на рынках инвалиды - тонкая резиночка и на ней блестящий шарик, - то притянется в ладонь, то отскочит... Бывает больно.
- Гад! - Ларсик сжал зубы. - Веду себя как настоящий подонок.
- А я уже не девочка... И давно не кукла...
- Если мы остановимся, ты меня поцелуешь?
- Возможно, буду сопротивляться и звать милицию. Рискни. - Аня изумленно покачала головой - уж никак не ожидала от этого женолюба и соблазнителя такой неуместной деликатности. - Может, все же попробуешь, Карлос?
Резко затормозив, "порше" врезался носом в сугроб. Преодолевая сопротивление ремней, они потянулись друг к другу.
- Поедем ко мне. - Переведя дух после затянувшегося поцелуя решил Карлос. Не предложил, а констатировал неизбежный факт.
15
Оставив машину во дворе восьмиэтажного старого дома, Карлос вернулся в арку и распахнул небольшую обшарпанную дверь. - Извольте, синьорита.
Войдя в пахнущую кошками и гнилью полутьму, Аня задрала голову высоко вверх уходила каменная винтовая лестница, образуя посередине колодец. Кое-где на площадках горели мутные лампочки, не давая сомкнуться наступавшему со всех сторон мраку.
- Это черный ход. Раньше прислуга выносила по этой лестнице помои. Иди вперед. - Карлос пропустил Аню.
- А дамы из общества выталкивали сюда застигнутых врасплох любовников. Вероятно, офицеров.
- И артистов. Светские красавицы обожали богему. Напрягись, козочка, наша остановка последняя - чердак.
За восьмым этажом каменная лестница кончалась - вверх к узенькой площадке вели металлические ступени. Карлос достал зажигалку и загремел ключами. В низкой, обитой драным дерматином двери оказалось множество запоров. Наконец, он махнул Ане: - Заходи! - И щелкнул выключателем.
Запах масляной краски, узкая, с лампочкой на голом шнуре, комната без окон. Немыслимо грязная газовая плита, какие-то полки с кастрюлями и посудой, штабеля пустых бутылок на полу.
- Не задерживайся на кухне. Для ужина слишком поздно. Прошу... Карлос распахнул дверь.
- Что это?! - Аня застыла на пороге.
- Никогда не была в мастерских? Ну, ты даешь! Весь столичный андерграунд прорастал в подвалах и на чердаках.
- Похоже на корабль!
- На королевскую яхту. Прежний владелец апартаментов - он давно уже в Америке - сделал все эти балки, перекрытия, деревянную обшивку и даже печку - притащил изразцы из старого дома, предназначенного на снос. В заброшенных домах подобрана так же меблировка, детали интерьера и вон тот витраж.
- От двери старой парикмахерской! Какие чудесные головки! Особенно привлекателен господин с бакенбардами.
- Здесь, конечно, здорово работать. Смотри - спящие дома внизу, эти дворы, крыши... Можно часами разглядывать. - Обняв Аню за плечи, Карлос подвел её к большому - от пола до потолка - окну.
- Хочется рисовать все это... Ага! Я права, - оглядевшись, Аня заметила среди стоящих вдоль стены картин на подрамниках синее полотно. Квадратный дворик, вымощенный булыжником, виден сверху, замкнутый в кольцо безглазых, темнооконных домов. Лишь в одном из них горит свет, притягивая взгляд. Но ничего, кроме света в окне нет - пустой желтый квадрат.
- Ерунда! - Карлос повернул раму к стене. - Я иногда балуюсь красками, но никогда не сделаю ничего стоящего. Как в музыке или танце. Человек с множеством мелкокалиберных дарований.
- Но ведь это просто здорово! - Обойдя мольберт, Аня остановилась перед большим, почти завершенным полотном.
- Похоже на портрет Иды Рубинштейн, сделанный Серовым.
- Просто потому что сидящий мужчина изображен с голой спиной и явно танцовщик. Хоть и без перстней на ногах. - Усмехнулся Карлос, легонько отталкивая Аню от картины.
- Автопортрет?
- Что? - Карлос засмеялся. - Вилли рисовал Нижинского в роли Фавна. Я только позировал. Вилли - хороший художник. У него много заказчиков, особенно в Европе. Этот Нижинский - для частной галереи в Париже. Вилли Гордон - не слышала?
- Англичанин?
- Российский еврей с прибалтийскими кровями.
- Мастерская его?
- Не совсем... Садись-ка вот сюда. Я сейчас вернусь...
Аня послушно опустилась в очень низкое, покрытое цветным полосатым ковриком кресло.
Чужая комната, высокий, скошенный потолок с темными деревянными балками, на балках - обломки скульптур, старая медная посуда, велосипедные колеса, обвешанные радужно переливающейся металлической стружкой, граммофон с раструбом, чудесная печка в потрескавшихся изразцах, изображавших наивно-лубочные пейзажи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39