А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я повернул рукоятку. Город (или что?) Наарт передавал проповедь. Тоже самую обычную, я даже вслушиваться не стал, потому что слышал эти слова и по телевизору, и по радио, и вживую – красивый голос, убедительный и мягко-напористый, проникающий аж в подсознание…С досады (а что я, собственно, ожидал услышать-то?!), я проскочил несколько пунктов – и вдруг краем уха уловил чужой язык. Я вернул стрелочку, пошарил в эфире…– …Вейтан вейх гартс. Аль навис. Хайусен? Хайусен? – спрашивал металлический голос. – Родйан, свара, свара… Вейтан руст. Хайусен! – в голосе отчетливо прозвучало раздражение.Голос еще что-то повторял – то монотонно, то со все большим раздражением… Язык был совершенно незнакомым. Или нет… Я знал английский и французский достаточно хорошо, чтобы понимать разговорную речь. В языке, звучащем в эфире, было что-то общее с ними обоими и, как ни странно, – с русским. Что-то неуловимое, неясное, но – общее.Долго, как завороженный, я стоял перед приемником и слушал чужую речь. Потом снова повернул ручку, провел до конца шкалы, нигде не задерживаясь. В приемнике скреблись обрывки передач – хотели вылезти, сердились, что их не выпускают. Я не вслушивался. Меня заинтересовал переключатель волн.Тут не было обычных УКВ, ДВ, СВ и прочих. Приемник стоял на обозначении «верхняя волна» – так и было написано под кнопкой, нажатой, наверное, еще дедом. Но была еще одна – с надписью «дно». Так и было написано – дно. Помедлив, я нажал эту кнопку.Эфир почти полностью молчал. Не было даже шумов, только по временам за секунду, не больше, проскакивали какие-то разряды. Уже у самого конца шкалы я наткнулся на связную речь – и вздрогнул, так неожиданно и громко она звучала.Молодой голос по-русски, как и почти все предыдущие на верхних волнах, устало говорил, обращаясь к какому-то собеседнику:– …Лучший выход. Они настолько сильнее нас, что позволяют себе глупость нас не замечать. Мы же себе такой роскоши, как глупость, позволить не можем.– Я вас выслушал, – ответил ему густой, булькающий бас. – Жила?– Я не буду здесь говорить, – раздался третий голос. – Хватит с меня и того, что…Волна вдруг стремительно куда-то поплыла, я зашарил в эфире – и потерял ее совсем. С досады я хватил кулаком по приемнику, почти отпрыгнул от шкафа и, подойдя к окну, распахнул его.Летняя ночь была теплой и звездной, как небо в планетарии. Глядя туда, вверх, я неожиданно вспомнил, как отличить звезду от планеты: мерцает – значит, звезда, горит ровно – планета… Кто же мне это говорил?Через плечо я посмотрел на приемник, чья шкала по-прежнему горела ровным, мутноватым светом. Оставив окно открытым, я вернулся к столу, снова листнул блокнот. Наткнулся на слова, где дед говорил о своей жене – о моей бабушке.«Последними ее словами были: „Это ты виноват!" Я много думал над этим. Это – правда. Я испортил ей жизнь. Всю жизнь она любила меня и ждала меня, а я таскал ее за собой по гарнизонам, я заставлял ее месяцами ждать писем или звонков в нечеловеческом напряжении. Сын наш родился поздно, и это мое упрямство поставило между им и мною стену, от которой больше всего страдала она. Но… если бы она могла увидеть… Даже ради любви к ней я не мог отказаться от участия в этом. Тот, кто не борется со злом, становится крестным отцом зла, потому что дает ему второе рождение».Я отбросил блокнот. Ответ насчет природы дедовых странностей лежал на поверхности. Хороший, все объясняющий ответ.Года три назад я бы принял его с восторженным повизгиваньем. Я тогда обожал читать Крапивина, хотя отец что-то и хмыкал насчет «вечно молодого интеллигентика». Потом Крапивин меня достал – бесконечным повторением сюжетов, эпитетов и портретов героев. Книжки его до сих пор стоят у меня на полках… но речь не об этом. Вот ТОГДА я бы радостно уцепился за версию, что мой дед умел связываться с параллельными пространствами. Или с иными планетами.НО ВЕДЬ ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!Или… может?..
* * *
В доме было полно народу. Все ходили, что-то таскали, перекликались, а я как дурак лежал в своей спальне под простыней и понимал, что совершенно неуместен в этом доме. Двое бородатых мужиков – в точности с фотографий в дедовом кабинете! – сняв со стола компьютер, принялись устанавливать на его место полевую рацию. Задребезжал вызов…Я проснулся в полусвесившемся с кровати состоянии – головой почти на ковре. Она (голова) дико болела. Во рту стоял омерзительный вкус позднего пробуждения, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, где я нахожусь и что звонок надрывается не у меня в голове, а в телефоне, стоявшем на шкафу.Я упал с кровати окончательно. Потряхивая головой и издавая противоестественные звуки, которые должны были обозначать, как мне плохо, я с трудом принял вертикальное положение (голова закружилась, я вцепился в шкаф, как в спасательный круг) и снял трубку:– Да?– Олег, ты? – голос отца.– Я, а что случилось?! – почему-то забеспокоился я.– Да ничего, – спокойно ответил отец, – просто звоню узнать, как ты там. Вадим с тобой?– Да, – неизвестно зачем соврал я.– Поздно легли?– Вроде того… – Я покосился на часы. Ужас!!! Первый час!!! Правда, я лег в седьмом часу утра… – Так чего звонишь-то?– Ничего, – повторил отец. – Все в порядке?– В полном, – подтвердил я. Если бы еще голова так не болела…– Ну ладно, не скучай. Завтра утром приедем, – информировал он меня и отключился.…После холодного душа голова прошла, и я, стоя на пороге ванной и ожесточенно вытираясь полотенцем, вдруг понял, что хочу есть. Очень хочу, что не удивительно – вчера-то я весь день проголодал!Я уже почти вошел в кухню, держа в руке почти свежие трусы – но остановился. Прислушался.На меня упала тишина. Огромная и бесконечная. Я стоял и слушал ее, глядя, как медленно и плавно ползет вдоль стены по полу косой солнечный четырехугольник с танцующей над ним пылью.Был яркий солнечный день. И тишина в пустом доме – такая, что распадалась на несуществующие, осторожные звуки.Нервы. Это просто нервы, нервы, нервы, новое место… Постукивает в тишине беда не беда, а так, что-то напряженное и странное, хрустят осколки разбитого спокойствия под чьими-то шагами. Тяжело ступает неизвестность, подходит ближе, ближе, останавливается за плечом. Стоит и смотрит спокойным, пристальным взглядом. Если обернуться – можно увидеть ее лицо со знакомыми чертами… Чьими? Деда? Вчерашнего посетителя? Людей с фотографий в кабинете?!Весь в поту, я обернулся, чтобы увидеть пустой коридор, лестницу наверх, дверь ванной.– Это все бред, – громко сказал я в пустоту.А ведь уезжать надо. Не есть садиться, а подняться к себе, одеться, сунуть в карман деньги, ключи, запереть этот дом – и на станцию. И больше никогда – НИКОГДА!!! – не оставаться тут одному.Потому что если я не уеду, случится что-то… что-то страшное. Вот прямо сейчас. Не ночью, а днем, днем…Это не я. Это дедовы дела, дедовы счеты, а он мертв. Я тут ни при чем. Не трогайте меня!!!– Не трогайте меня!!!Я вдруг понял, что бормочу это вслух. Мне неожиданно стало стыдно до жара в щеках, и я, заставив себя перевести дыхание, громко спросил:– Олег, ты здесь? – после чего сам себе ответил: – Здесь.Этому дурацкому на первый взгляд фокусу обучил меня наш Игорь Степанович, тренер по фехтованию. Помогает, надо сказать – и на этот раз беспричинный страх начал откатываться прочь, как почти зримая волна. Конечно, это я сам себя накачал. Нет, клык даю, дед занимался какими-то странными вещами, но это совсем не значит, что на меня немедленно должны обрушиться тридцать три несчастья. Я влез наконец в трусы и отправился на кухню – инспектировать холодильник.Тишина в доме меня больше не пугала.
* * *
До вечера я успел привести в порядок тот бардак, который устроил в дедовом кабинете, а потом, прихватив удочку, отправился через заднюю дверь и по тропинке к реке, протекавшей внизу сада, разбитого на склоне холма. Но переключиться мне не удалось – может, еще и поэтому рыба не клевала, совершенно игнорировала мою удочку. В конце концов я просто положил дурной кусок пластика на берег и устроился поудобнее, обхватив руками коленки да отмахиваясь по временам от комарья.На воде колебалась дорожка света от полной луны. Комарье над этой блестящей зубчатой лесенкой толклось темным облачком, и я вспомнил, что это означает наступающий теплый день. Потом ниже по течению плеснула рыба, я досадливо поежился, но тут же снова застыл – уж очень тихой и красивой была ночь возле реки. Где-то за деревьями, наверху, еще догорал закат, но тут темнота полностью вступила в свои права.Над рекой, приплясывая в воздухе, пронеслись несколько летучих мышей, я услышал писк и словно очнулся. Комары успели-таки нагрызть мне руки, и я, подхватив удочку, зашагал сквозь черную тишину сада вверх, к дому.На берегу я чувствовал себя вполне комфортно. А вот в саду стало вновь жутковато – не по себе идти мимо темных силуэтов деревьев. Луна еле просвечивала сквозь кроны, от полос ее бледного света, рассекавших темноту, та казалась только непроглядней под кустами и деревьями. Я специально не ускорял шаги, чтобы не дать страху разрастись – вполне обычному страху перед ночной темнотой; казалось, что кто-то смотрит в спину тяжелым, неприятным взглядом. С таким страхом я научился справляться еще в первых турпоходах.На верхней ступеньке я остановился, посмотрел через плечо в сад, в его темную пустоту. Взглянул и вошел в дом.Вчерашние страхи меня оставили совсем. Убрав удочку в чуланчик, уже приспособленный отцом под рыбачье-охотничье снаряжение, я решил, что поднимусь наверх и еще раз поищу ключ от сейфа. Дедова тайна не давала мне покоя… а вам, спрашиваю, дала бы?! Конечно, можно просто отвернуться, зажать уши и сделать вид, что ничего не происходило. А на дверь мансарды повесить новый замок – побольше и попрочнее, если удастся такой найти. Но мне было слишком интересно, чтобы отказаться от поисков разгадки.Собственно, отмечу еще раз, разгадку я знал. Просто слишком уж дикой она была, чтобы вот так сразу поверить, не попытавшись найти еще доказательства. Не знал я другого – что мне делать ВООБЩЕ с этой разгадкой. От предчувствия какой-то опасности временами дрожь пробегала по телу, честно. А еще от самой мысли, что такое – возможно наяву, в жизни, а не в книге. Вернее всего будет посоветоваться с отцом… но не раньше, чем я сам – САМ – распотрошу эту «тайну загородного особняка».Размышляя так, я проник в коридор между черным и парадным ходом. Свет тут не горел, в стеклянных окошках по обе стороны парадной двери я видел тропинку между деревьев, ведущую к воротам. Луна ее здорово освещала… Тропинка местами искрилась – посверкивали крупинки кварца в песке.У меня все-таки хорошо развито шестое чувство. Это генетическое, наверное – от отца, да и от того же деда. Я уже совсем собрался подняться наверх, но почему-то медлил, не уходил, а потом – неожиданно для себя! – подошел к двери и, распахнув ее, на два шага вышел в ночь. Прислушался.И – в который уже раз здесь! – поразился тишине.Ночью не бывает так испуганно-тихо – разве что перед грозой, но небо над головой висело ясное, чистое. И все-таки тишина стояла гробовая. Поеживаясь, я внимательно осмотрелся, стараясь дышать потише и в душе удивляясь, почему все еще не вернулся в дом.А потом темнота впереди шевельнулась. Метрах в десяти от меня, около кустов крыжовника, у самых корней, я увидел движение – словно что-то большое и тяжелое поднималось с земли.Я не заорал только потому, что язык прикипел к небу, и у меня получилось выдавить лишь еле слышное сипение. Меня вообще парализовало, и какой-то частью мозга – еще работавшей! – я понял, почему так легко со своими жертвами – часто здоровыми, крепкими парнями и девчонками – расправляются разные там маньяки. Потому что это парализует – сознание и зрелище того, как в обычном, привычном тебе, понятном мире происходит что-то ужасное и противоестественное. Ко мне – почти пятнадцатилетнему, спортсмену, совсем не трусу – можно было сейчас подходить и делать со мной все, что угодно. Я покорно и тупо смотрел на оживший кусок темноты, похожий на Тварь из легуиновского «Волшебника Земноморья», ожидая, что же он предпримет в моем отношении – хотя до двери за спиной было шаг шагнуть.Потом я услышал самый обычный человеческий стон. Негромкий, еле слышный – будто ветер что-то прошептал в ветвях… только ветра-то не было.Стон повторился – в такт жутковатому подергиванию тени. Я вздрогнул – гипнотическое наваждение пропало. Пьяный, что ли? Или, может, раненый – машиной на дороге подшибло?.. Да нет, незачем ему на участок ползти. Да и ворота раненый не откроет. Точно, пьяный – не соображает, куда занесло, и ноги дальше не идут.В тот момент я не подумал, что и пьяный ворота не откроет, не сможет…Пьяных я не любил. Отец не пил почти совсем; вид шатающегося, идиотски выглядящего человека вызывал у меня брезгливое отвращение. Позволять такому валяться в саду у меня не было никакого желания – я решительно пошел по дорожке к лежащему, на ходу говоря:– Какого черта вас сюда принесло? Ну-ка…Лежащий человек – теперь я хорошо видел, что это именно человек, рослый и крепкий, – вдруг тяжело перевернулся на спину и прохрипел голосом, выдававшим страшную боль, но с голосом пьяного не имевшим ничего общего:– Помоги, мальчик…Я остолбенел вторично, но теперь – от изумления. Луна осветила лицо вчерашнего посетителя. Только теперь оно было искажено невероятной гримасой то ли боли, то ли напряжения. Роскошные усы превратились в липкие черные сосульки – кровь, темная и густая, вязко текла из пролома на месте левого глаза; казалось, там шевелится что-то живое.Я очень хотел отвести взгляд от этого лица, но не мог, лишь мельком заметив, что правый бок мужчины тоже окровавлен, куртка там разодрана в мокрые, лоснящиеся клочья, а под кустами тянется примятый, почти сплошь помеченный кровью след – там он полз, пока не потерял силы окончательно.– Что с вами? – выдавил я, чувствуя, что меня сейчас начнет тошнить. – Кто вас так?– Времени нет… – Он тихо кашлянул и задышал, как дышит на жаре большая собака. – Скорее…– Я сейчас вызову «скорую»! – опомнился я, но рука раненого с неожиданной быстротой перехватила меня за штанину джинсов. – Вы чего, я же помочь вам хочу…– Молчи, слушай, если хочешь помочь… – Он кашлянул снова, и изо рта выплеснулась кровавая струйка. – Это я виноват. Меня выследили. Наверное, кто-то нас предал. Они шли сразу за мной и сейчас будут здесь… я чудом опередил их, они думали, что я мертв. Да я и правда мертв.– Кто «они»? – холодея, спросил я, подумав почему-то о конкурентах отца, хотя среди них не было настолько серьезных. – Вы о ком?! Вы кто?!– Тише… – Он отпустил штанину – вернее, его рука просто соскользнула и бесшумно упала на траву, я дернулся, чтобы бежать, но почему-то остался на месте, слушая, как страшно он дышит. – Мальчик, я друг твоего деда. Мы никогда не виделись, но там, откуда я родом, его имя помнят, как имя героя… поэтому я говорю, что я его друг… Они идут сюда, потому что думают – твой дед жив. Им надо его убить. Спрячься, мальчик. Не в доме. Они скоро уйдут. Вот… это…Он неловко полез левой рукой под куртку, пошарил, скалясь – словно беззвучно смеялся. Я следил за ним. «Бе-ги, бе-ги, бе-ги…» – выстукивала у меня в висках кровь. Вместо этого я ждал.– Вот, – повторил он и протянул мне на ладони что-то, похожее на сотовый. – Нефиксированный… настраивается на любой канал… им не должен достаться. Бери и уходи. Если случится чудо… с тобой свяжутся наши… скажи им… Немой…Рука с приборчиком упала. Больше ничего не изменилось – лишь луна, светившая в глазах раненого, заполнила их целиком, лишив собственного выражения. Там больше не было ни боли, ни страдания… ничего. Только красивое и холодное серебристое сияние.И я понял – странный и страшный ночной гость умер.Нагнувшись, я поднял «сотовый», выскользнувший из его руки на песок. Антенны у него не было – всю поверхность занимали шесть плотных рядов по пять квадратных кнопок в каждом, помеченных странными символами, не похожими ни на цифры, ни на буквы – во всяком случае, знакомые мне. Скорее, это были просто рисунки. Как это… а, вспомнил – пиктограммы! Но самым странным был значок, расположенный не на кнопке, а на верхнем торце прибора.Миниатюрная, изящная серебряная свастика.Толком удивиться этому я не успел. Мое счастье, что, рассматривая прибор, я боковым зрением все время видел тропинку. И заметил две словно бы плывущие над землей фигуры раньше, чем они заметили меня – неподвижного.На самом деле они, конечно, не плыли над землей, а шли – просто очень ровным, размеренным шагом, плечо в плечо, неспешно и уверенно. Луна светила им в спины, и я не видел лиц. Двое рослых мужчин в одинаковых – то ли белых, то ли светло-серых – костюмах.Пригнувшись, я метнулся к дому, в два прыжка оказался в коридоре и, стараясь не дышать, закрыл дверь на засов.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Воля павших'



1 2 3 4 5 6 7