Проклятье!
Сразу после этого граф решительно и быстро начал отдавать приказы. Филипп с восхищением следил за действиями отца. Он велел всем безоружным людям собраться на площади. Более получаса ушло на то, чтобы люди выполнили это распоряжение графа. После этого граф велел своим рыцарям окружить толпу людей по всему периметру. Когда это было выполнено, беззащитные ранее люди оказались в кольце, которое охраняли арманьяки. Таким образом и только под охраной они могли быть выведены из Парижа. Все это прекрасно понимали.
Но в ту минуту, когда арманьяки собирались двинуться, удача сопутствующая им всё это время, отвернулась. На углу улицы святой Катерины появились первые ряды бургундцев, возглавляемые Гийомом де Лануа. При виде арманьяков у бургундцев вырвались крики радости.
Граф Арманьяк мгновенно оценил ситуацию. Они с лёгкостью могли избежать столкновения, но в таком случае толпа безоружных людей оставалась в руках бургундцев. Исход судьбы этих людей был бы предрешён. Граф ни на мгновение не усомнился в том, какая участь ждёт его сторонников в случае, если он покинет их. Поэтому у арманьяков оставался единственный выход. Они должны были принять неравный бой. Иного выхода не было.
– Всем, у кого нет оружия, кто не может сражаться, прижаться к стенам церкви, – громко скомандовал граф Арманьяк.
Пока люди поспешно поднимались по ступеням, арманьяки выстроились перед бургундцами, становясь преградой между ними и беззащитными людьми.
– Друзья мои, – негромко обратился граф к рыцарям, – за нами безоружные люди. Падём мы – их убьют. Сегодня ночью все против нас, но мы докажем, что мы – арманьяки.
Граф поднял руку с мечом.
– Гордость и Честь!
Рыцари в один голос громко повторили:
– Слава и Доблесть!
– Слава и Доблесть!
– Бесстрашие и отвага!
– Бесстрашие и отвага! – Вот девиз Арманьяка!
Едва отзвучало эхо голосов арманьяков, как Гийом де Лануа, словно озверелый, бросился на арманьяков. Завязалась жестокая битва. Бургундцы сразу же предприняли попытку оттеснить арманьяков назад, но арманьяки отбили атаку. Гийом де Лануа постарался шире развернуть наступление своего отряда, чтобы сполна воспользоваться численным превосходством. Он предпринял новую атаку, обрушиваясь на арманьяков, положение которых внезапно осложнили прибывшие на подмогу бургундцам горожане. Отступившие вначале, они появились слева от арманьяков и сразу же набросились на них. Арманьяки вынуждены были расширить место сражения, что для них являлось крайне нежелательным. Арманьяки стойко держались, отбивая атаку бургундцев. В общей суматохе сражения раздался голос графа.
– Ги, как только наступит передышка – отбрось их!
Монтегю понял, что граф имел в виду горожан.
Граф врезался в гущу бургундцев, изо всех сил орудуя мечом. Арманьяки с дикими криками последовали за ним. Контратака арманьяков застала бургундцев врасплох. Оставив более 15 человек убитыми, они отступили. Воспользовавшись передышкой, Монтегю с половиной отряда бросился на горожан, которые незамедлительно почувствовали на себе, что такое ярость арманьяков. Монтегю хватило нескольких минут, чтобы обратить горожан в бегство. Давя друг друга, они бежали с поля битвы.
– Вояки, – весело бросил возвратившийся Монтегю.
– Всё ещё впереди, – коротко ответил граф, ища взглядом сына. Лишь увидев его невдалеке живым и здоровым, граф повернулся в сторону бургундцев.
– Скольких мы потеряли?
– Девять, – ответил Монтегю.
– А они не меньше сорока! Думаешь, справимся?
– Никаких сомнений, – весело ответил неунывающий Монтегю, – будь я проклят, если в ближайшие четверть часа не увижу, как улепётывают бургундцы.
– Тогда вперёд, – скомандовал граф.
Арманьяки предприняли яростную атаку на бургундцев, заставляя их отступить. Основной удар арманьяков пришёлся по центру бургундцев. Им сразу же удалось вклиниться в середину бургундцев и продвинуться немного вперёд. Душераздирающие крики смешались с треском разрубаемых костей. Мечи мелькали в воздухе, пробивая доспехи и обрушиваясь на головы пеших воинов. Граф не видел никого, кроме стоявшего перед ним противника. Он убивал и убивал, не давая никому пощады. Бургундцы предприняли попытку окружить арманьяков, но Монтегю разгадал этот манёвр и тут же пресёк его. Казалось, ещё немного, и противник обратится в бегство. Арманьяки уже видели свою победу, когда раздался громкий крик Филиппа:
– Отец, назад!
Граф резко оглянулся на голос сына. Слева, вместо бежавших горожан, приближался хорошо вооружённый отряд бургундцев, предводимый Гилбертом де Лануа.
– Назад, – зычно скомандовал граф. Арманьяки отступили на прежние позиции. Они выстроились полукругом перед церковью в ожидании следующей атаки бургундцев. Арманьяки потеряли во время последней атаки около двадцати рыцарей. Бургундцев же осталась едва ли половина из того, что было вначале. Но увидев подкрепление, они воспряли духом. Следующую атаку арманьякам пришлось отбивать с двух сторон. Им приходилось очень тяжело. Ряды понемногу редели, но они бились насмерть с нечеловеческой яростью. Враги отхлынули. Ряды арманьяков поредели ещё на десять человек.
– Что будем делать? – тяжело дыша, спросил Монтегю.
– Защищаться! Иного выхода нет! – граф Арманьяк призвал рыцарей плотнее сомкнуть ряды. Пока бургундцы готовились к новой атаке, он лихорадочно продумывал все возможные исходы сражения. Против них был пятикратный численный перевес противника. Шестидесяти арманьякам противостояло около трёхсот бургундцев. Единственное, что немного обнадёживало, – рыцарей среди них не было. Были только копейщики и ландскнехты. Граф осознавал, что они должны либо умереть, либо совершить невозможное и выстоять. Хотя одно не исключало другого. Он во главе тридцати рыцарей защищал правый фланг, Монтегю с остальными тридцатью – левый. В таком расположении они и приняли следующий удар бургундцев. Посыпались искры от скрещиваемых мечей. Бургундцы, подбадривая друг друга криками, попытались оттеснить арманьяков назад, прижать их к стенам церкви, смешать с безоружными людьми, тем самым сковав их движения. На этот раз атака была более яростной, чем все остальные, но всё же арманьяки и на сей раз выстояли. Повсюду на площади валялись трупы. Стоны тяжелораненых повисли в воздухе. Никто даже не пытался им помочь. Арманьяки снова перегруппировались, смыкая ряды. Бургундцы готовились к атаке, бросая на них злобные взгляды. Арманьяков становилось всё меньше, и если бургундцам удастся вклиниться в их ряды – они погибли. Новая атака обрушилась на арманьяков. На сей раз даже нечеловеческие усилия, которые они предпринимали, не помогали. Бургундцы приняли решение сражаться до конца и больше не отступать. В самом начале граф немного выдвинулся вперёд. Заметив это, бургундцы отсекли его от основных сил. Граф сражался в окружении трёх бургундцев. Казалось, ещё немного, и граф падёт, но в это время один из нападавших, охнув, упал. Филипп поразил его сзади в спину. Второй вынужден был отвлечься. Он бросился на мальчика.
– Берегись, Филипп, – закричал граф, нанося мощный удар по лицу противника.
Нападавший явно недооценил Филиппа. Он видел перед собой ребёнка и, вероятно, поэтому решил одним ударом покончить с ним. Едва меч поднялся над головой Филиппа, он, изловчившись, воткнул меч снизу в горло противника. Подбежавший отец лишь облегчённо вздохнул. Сделав короткую передышку, граф оглядел кипящее вокруг него сражение. Неподдельное изумление и гордость почувствовал он при виде своих рыцарей, которые не только не отступили, но и начали теснить бургундцев. Издав дикий рык, он с новыми силами бросился на бургундцев. Филипп сражался бок о бок со своим отцом. Рубка продолжалась более получаса. Арманьяки стояли, словно изваяние из камней. Они отступали лишь тогда, когда умирали. Не выдержав столь яростного сопротивления, бургундцы вновь отступили, оставив на поле битвы не менее ста человек. Арманьяков едва набралось бы тридцать, но бургундцы почему-то медлили с атакой и не нападали на них.
– Посмотри на бургундцев, Бернар, – Монтегю, со лба которого сочилась кровь, ибо он был легко ранен, хохоча, указал на них, – они больше не верят в свою победу.
И действительно, бургундцы что-то яростно обсуждали. Раскол в их рядах был совершенно очевиден.
– Возможно, нам удастся совершить чудо, – пробормотал граф. Он ласково и с любовью посмотрел на сына.
– Сегодня ты стал настоящим воином, Филипп. Ты спас мою жизнь в настоящем бою. На колени, виконт Арманьяк.
Ещё не веря происходящему, Филипп преклонил колено перед отцом.
Граф Арманьяк положил край окровавленного меча на плечо сына и торжественно произнёс:
– Посвящаю тебя в рыцари, сын мой…. но тут его речь была прервана звуком труб, при котором бургундцы завопили от восторга. В конце улицы появился крупный конный отряд.
– Бургундская гвардия! Всё кончено, – граф усталым взглядом посмотрел на Монтегю.
– Мы погибли!
– Но мы ещё можем спасти жизнь Филиппа! – последовал ответ.
Граф воодушевился. Он наклонился к Филиппу и прошептал:
– Как только начнётся бой, беги, Филипп! Филипп кивнул в знак того, что понимает всё.
Бургундцы предложили арманьякам сдаться, но они гордо отказались.
– Тогда умрите, арманьяки, – закричали бургундцы, бросаясь на них.
Пешие воины под прикрытием двух сотен рыцарей кинулись на арманьяков. В течение четверти часа почти все арманьяки погибли. В живых остались только граф и Монтегю. Их окружили плотным кольцом, обезоружили и повалили на землю. Гилберт де Лануа находился среди тех, кто собирался нанести поражающий удар, когда раздался голос маркиза д'Антрага, капитана бургундской гвардии.
– Не убивать, брать живьём!
Гилберт де Лануа подскочил к капитану бургундской гвардии и закричал:
– Их нельзя оставлять в живых, их надо умертвить! Капитан холодно посмотрел на Лануа.
– У меня приказ герцога Бургундского! Лануа, кусая губы, отступил.
Графа Арманьяка и Ги де Монтегю бросили связанными в повозку. И почти сразу же туда бросили связанного Филиппа. Отец и сын встретились взглядами. Взгляд Филиппа говорил:
– Я не смог бросить тебя, отец!
Над всеми троими нависло усмехающееся лицо. На бургундце была надета форма копейщика. Он некоторое время с довольным видом смотрел на пленных, потом коротко бросил:
– Увезите эти жалкие остатки арманьяков в Шатле. У них не осталось ни сил, ни мужества, ни чести.
– Назови своё имя, мерзкий бургундец, – охваченный яростью, закричал Ги де Монтегю, – назови имя того, кто оскорбил Арманьяка.
– Гийом де Лануа!
Ещё перед тем, как их увезли, Филипп увидел, как убивают безоружных людей, обагряя их кровью стены святой церкви.
Глава 5
КАЗНЬ
Начавшись 25 сентября 1407 года, резня арманьяков в Париже длилась десять дней. За это время весь Париж залили кровью арманьяков. Счёт убитых шёл на тысячи. Мостовые и стены домов были в крови. Многие дома сожжены. Ночь дьявола проявилась во всей своей зловещей сущности. Убийства, грабежи и насилие стали в эти дни обычным явлением. Казалось, ничто не насытит кровожадную толпу, рыскающую по городу в поисках очередной жертвы. Встречаясь друг с другом, горожане только и говорили о том, сколько арманьяков убил каждый из них. При этом в их голосах звучало такое торжество, словно они совершали нечто богоугодное, а не братоубийство. Спроси кто-нибудь горожан, что плохого сделали арманьяки, они наверняка бы затруднились ответить на этот вопрос. Впрочем, вопросы в эти дни не имели значения, равно и ответы, которых и вовсе не было, да и не могло быть. Единственными, у кого они были и которые не только знали, но и направляли все эти дни резню арманьяков, подогревая ярость парижан, – были члены ордена «лионских бедняков». Возглавляемые Гилбертом де Лануа и Кабошом, который всякий раз показывал перевязанную руку, на которой отсутствовала кисть, и похвалялся тем, что потерял её в схватке с арманьяками возле церкви святой Катерины, члены ордена находились все эти дни неизменно на улицах Парижа. Они бдительно следили за тем, чтоб никто из арманьяков не ушёл от расправы, и были самыми яростными из убийц. К исходу десятого дня им это полностью удалось. Убийства пошли на убыль по той простой причине, что не осталось в живых ни одного из арманьяков или их сторонников. А если и остались, по-видимому, они покинули стены Парижа, ибо город нёс для них в своих объятиях смертный приговор.
В отличие от горожан, которые пребывали в отличном расположении духа, ибо, словно звери, пресытились человеческой кровью, на старой храмовой улице, в доме покойного герцога Орлеанского, царила глубокая печаль.
Графиня Арманьяк, ломая руки, ходила по гостиной. Герцогиня Орлеанская, сидевшая на софе, лишь грустно наблюдала за ней. А что ей оставалось? Она ничем не могла помочь несчастной женщине, которая вот уже десять дней не имела вестей о супруге и сыне.
Губы графини всё время шептали:
– Господи, господи, не дай им погибнуть… господи, господи… Спаси их… я всю жизнь проведу в молитвах, благословляя твоё имя.
Увидев вошедшего в гостиную Дюше, графиня тотчас бросилась к нему и, схватив его за руки, голосом, идущим из глубин души, спросила:
– Что?
– Они живы!
Ответ Дюше заставил графиню расплакаться. Но то были слёзы счастья. Она обняла Дюше, принёсшего благую весть, повторяя:
– Благодарю вас, сударь, благодарю…
– Сударыня…
Графиня тотчас посмотрела в глаза Дюше, которые он опустил не в силах смотреть на графиню. И прежде, чем Дюше сказал, то, что собирался сказать, графиня поняла, что услышит нечто ужасное.
– Они в Шатле. Завтра утром они будут прилюдно казнены!
– Филипп…
– Он тоже приговорён к смертной казни! Графиня отшатнулась, а затем рухнула на колени и почти сразу после этого потеряла сознание. Дюше взял графиню на руки и уложил на софе. После этого он поклонился и негромко произнёс:
– Если я понадоблюсь, позовите!
Сказав эти слова, опечаленный тем, что принёс страшную новость графине, Дюше вышел.
Герцогиня Орлеанская и двое слуг захлопотали над графиней, пытаясь привести её в чувство. Это продолжалось недолго. Графиня пришла в себя. Едва она открыла глаза, как немедленно вскочила с софы и бросилась к двери.
– Милая сестра моя, куда ты направляешься? – окликнула графиню герцогиня Орлеанская.
– К отцу, – не оборачиваясь ответила графиня, я должна спасти их.
Дюше выскочил на улицу вслед за графиней Арманьяк, которая даже накидки не взяла с собой. Несмотря на холод, она в одном платье, с распущенными волосами, которые развевались на ветру, торопливо пошла по направлению к дворцу герцога Бурбонского, который находился в двух кварталах от Старой Храмовой улицы. Дюше едва поспевал за графиней. На улицах Парижа было всё ещё небезопасно, а он дал слово охранять графиню. Не более чем через четверть часа графиня в сопровождении Дюше достигла ворот дворца. Стража у ворот, хотя и смотрела на них с крайним удивлением, но тем не менее отворила ворота и пропустила их внутрь. Не чуя ног, графиня побежала по широкой дорожке, ведущей к внутренним воротам дворца. А ещё через несколько минут она уже стояла перед кабинетом герцога Бурбонского.
Сделав короткую передышку, графиня открыла дверь и вошла внутрь. Дюше остался ждать за дверью. В кабинете за столом сидел герцог Бурбонский, мужчина лет шестидесяти, и выговаривал что-то молодому человеку, стоявшему рядом с ним с виноватым лицом.
Графиня прошла несколько шагов и упала на колени, протягивая руки к герцогу Бурбонскому. Голос её прерывался, когда она умоляющим голосом произнесла:
– Спасите, отец!
Герцог Бурбонский хмуро смотрел на дочь.
– Вспомнила об отце, непокорная дочь?
– Я никогда не забывала о человеке, который был в моей жизни всем! Отец, ваша дочь умоляет вас стоя на коленях. Заклинает именем матери и той любовью, которую питали ко мне вы. Спасите моего супруга! Спасите моего сына!
– Твой супруг выбрал свою судьбу сам, бросив вызов герцогу Бургундскому, – безжалостно ответил герцог Бурбонский – он был слишком горд, чтобы склонить голову, так пусть теперь склонит голову перед палачом. Вопреки моей воле ты вышла замуж за Арманьяка, но это ещё полбеды. Ты своим отказом унизила герцога Бургундского, моего друга. Ты предпочла арманьяка – бургундцу, что ж, теперь пожинай плоды своего поступка. Я же и пальцем не пошевелю в защиту твоего супруга.
– Мой сын… спасите Филиппа… он ничего плохого не сделал, – графиня заломила руки, в голосе послышались едва сдерживаемые рыдания.
– Выродок Арманьяков, – вскричал герцог Бурбонский, пусть он умрёт, ибо для меня он никогда не был внуком. Он заслуживает смерти, не меньше, чем его отец, только тем, что появился на этот свет. Пойди прочь, непокорная дочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Сразу после этого граф решительно и быстро начал отдавать приказы. Филипп с восхищением следил за действиями отца. Он велел всем безоружным людям собраться на площади. Более получаса ушло на то, чтобы люди выполнили это распоряжение графа. После этого граф велел своим рыцарям окружить толпу людей по всему периметру. Когда это было выполнено, беззащитные ранее люди оказались в кольце, которое охраняли арманьяки. Таким образом и только под охраной они могли быть выведены из Парижа. Все это прекрасно понимали.
Но в ту минуту, когда арманьяки собирались двинуться, удача сопутствующая им всё это время, отвернулась. На углу улицы святой Катерины появились первые ряды бургундцев, возглавляемые Гийомом де Лануа. При виде арманьяков у бургундцев вырвались крики радости.
Граф Арманьяк мгновенно оценил ситуацию. Они с лёгкостью могли избежать столкновения, но в таком случае толпа безоружных людей оставалась в руках бургундцев. Исход судьбы этих людей был бы предрешён. Граф ни на мгновение не усомнился в том, какая участь ждёт его сторонников в случае, если он покинет их. Поэтому у арманьяков оставался единственный выход. Они должны были принять неравный бой. Иного выхода не было.
– Всем, у кого нет оружия, кто не может сражаться, прижаться к стенам церкви, – громко скомандовал граф Арманьяк.
Пока люди поспешно поднимались по ступеням, арманьяки выстроились перед бургундцами, становясь преградой между ними и беззащитными людьми.
– Друзья мои, – негромко обратился граф к рыцарям, – за нами безоружные люди. Падём мы – их убьют. Сегодня ночью все против нас, но мы докажем, что мы – арманьяки.
Граф поднял руку с мечом.
– Гордость и Честь!
Рыцари в один голос громко повторили:
– Слава и Доблесть!
– Слава и Доблесть!
– Бесстрашие и отвага!
– Бесстрашие и отвага! – Вот девиз Арманьяка!
Едва отзвучало эхо голосов арманьяков, как Гийом де Лануа, словно озверелый, бросился на арманьяков. Завязалась жестокая битва. Бургундцы сразу же предприняли попытку оттеснить арманьяков назад, но арманьяки отбили атаку. Гийом де Лануа постарался шире развернуть наступление своего отряда, чтобы сполна воспользоваться численным превосходством. Он предпринял новую атаку, обрушиваясь на арманьяков, положение которых внезапно осложнили прибывшие на подмогу бургундцам горожане. Отступившие вначале, они появились слева от арманьяков и сразу же набросились на них. Арманьяки вынуждены были расширить место сражения, что для них являлось крайне нежелательным. Арманьяки стойко держались, отбивая атаку бургундцев. В общей суматохе сражения раздался голос графа.
– Ги, как только наступит передышка – отбрось их!
Монтегю понял, что граф имел в виду горожан.
Граф врезался в гущу бургундцев, изо всех сил орудуя мечом. Арманьяки с дикими криками последовали за ним. Контратака арманьяков застала бургундцев врасплох. Оставив более 15 человек убитыми, они отступили. Воспользовавшись передышкой, Монтегю с половиной отряда бросился на горожан, которые незамедлительно почувствовали на себе, что такое ярость арманьяков. Монтегю хватило нескольких минут, чтобы обратить горожан в бегство. Давя друг друга, они бежали с поля битвы.
– Вояки, – весело бросил возвратившийся Монтегю.
– Всё ещё впереди, – коротко ответил граф, ища взглядом сына. Лишь увидев его невдалеке живым и здоровым, граф повернулся в сторону бургундцев.
– Скольких мы потеряли?
– Девять, – ответил Монтегю.
– А они не меньше сорока! Думаешь, справимся?
– Никаких сомнений, – весело ответил неунывающий Монтегю, – будь я проклят, если в ближайшие четверть часа не увижу, как улепётывают бургундцы.
– Тогда вперёд, – скомандовал граф.
Арманьяки предприняли яростную атаку на бургундцев, заставляя их отступить. Основной удар арманьяков пришёлся по центру бургундцев. Им сразу же удалось вклиниться в середину бургундцев и продвинуться немного вперёд. Душераздирающие крики смешались с треском разрубаемых костей. Мечи мелькали в воздухе, пробивая доспехи и обрушиваясь на головы пеших воинов. Граф не видел никого, кроме стоявшего перед ним противника. Он убивал и убивал, не давая никому пощады. Бургундцы предприняли попытку окружить арманьяков, но Монтегю разгадал этот манёвр и тут же пресёк его. Казалось, ещё немного, и противник обратится в бегство. Арманьяки уже видели свою победу, когда раздался громкий крик Филиппа:
– Отец, назад!
Граф резко оглянулся на голос сына. Слева, вместо бежавших горожан, приближался хорошо вооружённый отряд бургундцев, предводимый Гилбертом де Лануа.
– Назад, – зычно скомандовал граф. Арманьяки отступили на прежние позиции. Они выстроились полукругом перед церковью в ожидании следующей атаки бургундцев. Арманьяки потеряли во время последней атаки около двадцати рыцарей. Бургундцев же осталась едва ли половина из того, что было вначале. Но увидев подкрепление, они воспряли духом. Следующую атаку арманьякам пришлось отбивать с двух сторон. Им приходилось очень тяжело. Ряды понемногу редели, но они бились насмерть с нечеловеческой яростью. Враги отхлынули. Ряды арманьяков поредели ещё на десять человек.
– Что будем делать? – тяжело дыша, спросил Монтегю.
– Защищаться! Иного выхода нет! – граф Арманьяк призвал рыцарей плотнее сомкнуть ряды. Пока бургундцы готовились к новой атаке, он лихорадочно продумывал все возможные исходы сражения. Против них был пятикратный численный перевес противника. Шестидесяти арманьякам противостояло около трёхсот бургундцев. Единственное, что немного обнадёживало, – рыцарей среди них не было. Были только копейщики и ландскнехты. Граф осознавал, что они должны либо умереть, либо совершить невозможное и выстоять. Хотя одно не исключало другого. Он во главе тридцати рыцарей защищал правый фланг, Монтегю с остальными тридцатью – левый. В таком расположении они и приняли следующий удар бургундцев. Посыпались искры от скрещиваемых мечей. Бургундцы, подбадривая друг друга криками, попытались оттеснить арманьяков назад, прижать их к стенам церкви, смешать с безоружными людьми, тем самым сковав их движения. На этот раз атака была более яростной, чем все остальные, но всё же арманьяки и на сей раз выстояли. Повсюду на площади валялись трупы. Стоны тяжелораненых повисли в воздухе. Никто даже не пытался им помочь. Арманьяки снова перегруппировались, смыкая ряды. Бургундцы готовились к атаке, бросая на них злобные взгляды. Арманьяков становилось всё меньше, и если бургундцам удастся вклиниться в их ряды – они погибли. Новая атака обрушилась на арманьяков. На сей раз даже нечеловеческие усилия, которые они предпринимали, не помогали. Бургундцы приняли решение сражаться до конца и больше не отступать. В самом начале граф немного выдвинулся вперёд. Заметив это, бургундцы отсекли его от основных сил. Граф сражался в окружении трёх бургундцев. Казалось, ещё немного, и граф падёт, но в это время один из нападавших, охнув, упал. Филипп поразил его сзади в спину. Второй вынужден был отвлечься. Он бросился на мальчика.
– Берегись, Филипп, – закричал граф, нанося мощный удар по лицу противника.
Нападавший явно недооценил Филиппа. Он видел перед собой ребёнка и, вероятно, поэтому решил одним ударом покончить с ним. Едва меч поднялся над головой Филиппа, он, изловчившись, воткнул меч снизу в горло противника. Подбежавший отец лишь облегчённо вздохнул. Сделав короткую передышку, граф оглядел кипящее вокруг него сражение. Неподдельное изумление и гордость почувствовал он при виде своих рыцарей, которые не только не отступили, но и начали теснить бургундцев. Издав дикий рык, он с новыми силами бросился на бургундцев. Филипп сражался бок о бок со своим отцом. Рубка продолжалась более получаса. Арманьяки стояли, словно изваяние из камней. Они отступали лишь тогда, когда умирали. Не выдержав столь яростного сопротивления, бургундцы вновь отступили, оставив на поле битвы не менее ста человек. Арманьяков едва набралось бы тридцать, но бургундцы почему-то медлили с атакой и не нападали на них.
– Посмотри на бургундцев, Бернар, – Монтегю, со лба которого сочилась кровь, ибо он был легко ранен, хохоча, указал на них, – они больше не верят в свою победу.
И действительно, бургундцы что-то яростно обсуждали. Раскол в их рядах был совершенно очевиден.
– Возможно, нам удастся совершить чудо, – пробормотал граф. Он ласково и с любовью посмотрел на сына.
– Сегодня ты стал настоящим воином, Филипп. Ты спас мою жизнь в настоящем бою. На колени, виконт Арманьяк.
Ещё не веря происходящему, Филипп преклонил колено перед отцом.
Граф Арманьяк положил край окровавленного меча на плечо сына и торжественно произнёс:
– Посвящаю тебя в рыцари, сын мой…. но тут его речь была прервана звуком труб, при котором бургундцы завопили от восторга. В конце улицы появился крупный конный отряд.
– Бургундская гвардия! Всё кончено, – граф усталым взглядом посмотрел на Монтегю.
– Мы погибли!
– Но мы ещё можем спасти жизнь Филиппа! – последовал ответ.
Граф воодушевился. Он наклонился к Филиппу и прошептал:
– Как только начнётся бой, беги, Филипп! Филипп кивнул в знак того, что понимает всё.
Бургундцы предложили арманьякам сдаться, но они гордо отказались.
– Тогда умрите, арманьяки, – закричали бургундцы, бросаясь на них.
Пешие воины под прикрытием двух сотен рыцарей кинулись на арманьяков. В течение четверти часа почти все арманьяки погибли. В живых остались только граф и Монтегю. Их окружили плотным кольцом, обезоружили и повалили на землю. Гилберт де Лануа находился среди тех, кто собирался нанести поражающий удар, когда раздался голос маркиза д'Антрага, капитана бургундской гвардии.
– Не убивать, брать живьём!
Гилберт де Лануа подскочил к капитану бургундской гвардии и закричал:
– Их нельзя оставлять в живых, их надо умертвить! Капитан холодно посмотрел на Лануа.
– У меня приказ герцога Бургундского! Лануа, кусая губы, отступил.
Графа Арманьяка и Ги де Монтегю бросили связанными в повозку. И почти сразу же туда бросили связанного Филиппа. Отец и сын встретились взглядами. Взгляд Филиппа говорил:
– Я не смог бросить тебя, отец!
Над всеми троими нависло усмехающееся лицо. На бургундце была надета форма копейщика. Он некоторое время с довольным видом смотрел на пленных, потом коротко бросил:
– Увезите эти жалкие остатки арманьяков в Шатле. У них не осталось ни сил, ни мужества, ни чести.
– Назови своё имя, мерзкий бургундец, – охваченный яростью, закричал Ги де Монтегю, – назови имя того, кто оскорбил Арманьяка.
– Гийом де Лануа!
Ещё перед тем, как их увезли, Филипп увидел, как убивают безоружных людей, обагряя их кровью стены святой церкви.
Глава 5
КАЗНЬ
Начавшись 25 сентября 1407 года, резня арманьяков в Париже длилась десять дней. За это время весь Париж залили кровью арманьяков. Счёт убитых шёл на тысячи. Мостовые и стены домов были в крови. Многие дома сожжены. Ночь дьявола проявилась во всей своей зловещей сущности. Убийства, грабежи и насилие стали в эти дни обычным явлением. Казалось, ничто не насытит кровожадную толпу, рыскающую по городу в поисках очередной жертвы. Встречаясь друг с другом, горожане только и говорили о том, сколько арманьяков убил каждый из них. При этом в их голосах звучало такое торжество, словно они совершали нечто богоугодное, а не братоубийство. Спроси кто-нибудь горожан, что плохого сделали арманьяки, они наверняка бы затруднились ответить на этот вопрос. Впрочем, вопросы в эти дни не имели значения, равно и ответы, которых и вовсе не было, да и не могло быть. Единственными, у кого они были и которые не только знали, но и направляли все эти дни резню арманьяков, подогревая ярость парижан, – были члены ордена «лионских бедняков». Возглавляемые Гилбертом де Лануа и Кабошом, который всякий раз показывал перевязанную руку, на которой отсутствовала кисть, и похвалялся тем, что потерял её в схватке с арманьяками возле церкви святой Катерины, члены ордена находились все эти дни неизменно на улицах Парижа. Они бдительно следили за тем, чтоб никто из арманьяков не ушёл от расправы, и были самыми яростными из убийц. К исходу десятого дня им это полностью удалось. Убийства пошли на убыль по той простой причине, что не осталось в живых ни одного из арманьяков или их сторонников. А если и остались, по-видимому, они покинули стены Парижа, ибо город нёс для них в своих объятиях смертный приговор.
В отличие от горожан, которые пребывали в отличном расположении духа, ибо, словно звери, пресытились человеческой кровью, на старой храмовой улице, в доме покойного герцога Орлеанского, царила глубокая печаль.
Графиня Арманьяк, ломая руки, ходила по гостиной. Герцогиня Орлеанская, сидевшая на софе, лишь грустно наблюдала за ней. А что ей оставалось? Она ничем не могла помочь несчастной женщине, которая вот уже десять дней не имела вестей о супруге и сыне.
Губы графини всё время шептали:
– Господи, господи, не дай им погибнуть… господи, господи… Спаси их… я всю жизнь проведу в молитвах, благословляя твоё имя.
Увидев вошедшего в гостиную Дюше, графиня тотчас бросилась к нему и, схватив его за руки, голосом, идущим из глубин души, спросила:
– Что?
– Они живы!
Ответ Дюше заставил графиню расплакаться. Но то были слёзы счастья. Она обняла Дюше, принёсшего благую весть, повторяя:
– Благодарю вас, сударь, благодарю…
– Сударыня…
Графиня тотчас посмотрела в глаза Дюше, которые он опустил не в силах смотреть на графиню. И прежде, чем Дюше сказал, то, что собирался сказать, графиня поняла, что услышит нечто ужасное.
– Они в Шатле. Завтра утром они будут прилюдно казнены!
– Филипп…
– Он тоже приговорён к смертной казни! Графиня отшатнулась, а затем рухнула на колени и почти сразу после этого потеряла сознание. Дюше взял графиню на руки и уложил на софе. После этого он поклонился и негромко произнёс:
– Если я понадоблюсь, позовите!
Сказав эти слова, опечаленный тем, что принёс страшную новость графине, Дюше вышел.
Герцогиня Орлеанская и двое слуг захлопотали над графиней, пытаясь привести её в чувство. Это продолжалось недолго. Графиня пришла в себя. Едва она открыла глаза, как немедленно вскочила с софы и бросилась к двери.
– Милая сестра моя, куда ты направляешься? – окликнула графиню герцогиня Орлеанская.
– К отцу, – не оборачиваясь ответила графиня, я должна спасти их.
Дюше выскочил на улицу вслед за графиней Арманьяк, которая даже накидки не взяла с собой. Несмотря на холод, она в одном платье, с распущенными волосами, которые развевались на ветру, торопливо пошла по направлению к дворцу герцога Бурбонского, который находился в двух кварталах от Старой Храмовой улицы. Дюше едва поспевал за графиней. На улицах Парижа было всё ещё небезопасно, а он дал слово охранять графиню. Не более чем через четверть часа графиня в сопровождении Дюше достигла ворот дворца. Стража у ворот, хотя и смотрела на них с крайним удивлением, но тем не менее отворила ворота и пропустила их внутрь. Не чуя ног, графиня побежала по широкой дорожке, ведущей к внутренним воротам дворца. А ещё через несколько минут она уже стояла перед кабинетом герцога Бурбонского.
Сделав короткую передышку, графиня открыла дверь и вошла внутрь. Дюше остался ждать за дверью. В кабинете за столом сидел герцог Бурбонский, мужчина лет шестидесяти, и выговаривал что-то молодому человеку, стоявшему рядом с ним с виноватым лицом.
Графиня прошла несколько шагов и упала на колени, протягивая руки к герцогу Бурбонскому. Голос её прерывался, когда она умоляющим голосом произнесла:
– Спасите, отец!
Герцог Бурбонский хмуро смотрел на дочь.
– Вспомнила об отце, непокорная дочь?
– Я никогда не забывала о человеке, который был в моей жизни всем! Отец, ваша дочь умоляет вас стоя на коленях. Заклинает именем матери и той любовью, которую питали ко мне вы. Спасите моего супруга! Спасите моего сына!
– Твой супруг выбрал свою судьбу сам, бросив вызов герцогу Бургундскому, – безжалостно ответил герцог Бурбонский – он был слишком горд, чтобы склонить голову, так пусть теперь склонит голову перед палачом. Вопреки моей воле ты вышла замуж за Арманьяка, но это ещё полбеды. Ты своим отказом унизила герцога Бургундского, моего друга. Ты предпочла арманьяка – бургундцу, что ж, теперь пожинай плоды своего поступка. Я же и пальцем не пошевелю в защиту твоего супруга.
– Мой сын… спасите Филиппа… он ничего плохого не сделал, – графиня заломила руки, в голосе послышались едва сдерживаемые рыдания.
– Выродок Арманьяков, – вскричал герцог Бурбонский, пусть он умрёт, ибо для меня он никогда не был внуком. Он заслуживает смерти, не меньше, чем его отец, только тем, что появился на этот свет. Пойди прочь, непокорная дочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50