А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Луис рассказал, что в Испании сложилась строгая система подготовки специалистов для любого вида бизнеса, которых обучают в многочисленных специальных учебных заведениях. Не имея соответствующего диплома, пробиться в каком-либо деле сложно. Затем он заговорил о проблеме трудовых ресурсов в Испании, о профсоюзах, и социалистических, и коммунистических, о минимальной зарплате, о консерватизме испанской провинции, о социалистическом правлении в ряде городов страны.
– Однако я утомил вас, – сказал Луис. Он стоял перед прилавком с привезенными с Филиппин высокими напольными подсвечниками. У них были острые наконечники, на которых крепились массивные восковые свечи.
– Наоборот. Ведь я ничего не знаю об Испании.
– Нет, – проговорил Луис. Он разглядывал свечи и улыбался. – Вы просто проявляете вежливость по отношению к гостю, а на самом деле вы сейчас думаете о Фрэнсис.
– Естественно…
Луис похлопал его по руке.
– Просто согласитесь, что думаете. Конечно, вы думаете о Фрэнсис.
– У нас дружная семья, – сказал Роберт. – Мы тесно связаны друг с другом. Лиззи и Фрэнсис очень близки, как и положено близнецам. И они сохраняют близкие отношения с родителями. Я, например, своих почти не вижу.
– Я тоже. Моя мать ударилась в религию, а отец, всю жизнь пробыв военным, придерживается крайне правых взглядов, слишком правых для современной Европы.
Роберт прошел к стене, на которой висели импрессионистские по стилю литографии одного местного художника. На них были изображены звери и птицы. Литографии нравились Роберту, но, к сожалению, расходились плохо. Лиззи считала, что они были слишком мрачными, изображали неприятные сцены. „Разумеется, люди прекрасно знают, что лисы охотятся и убивают фазанов, – говорила она. – Но они не хотят видеть это на картинах".
– Вам нравится? – спросил Роберт Луиса.
– Да, эти литографии хорошо продавались бы в Испании.
– Здесь они не идут. Лиззи говорит, что они слишком мрачные. – Он бросил взгляд на Луиса. – Понимаете, Лиззи волнует: что будет с вами и Фрэнсис дальше.
– Женщин это всегда беспокоит. Я не знаю, что с нами будет дальше, потому что не в состоянии предсказывать будущее.
– Но мы не хотим, чтобы Фрэнсис осталась без будущего.
Луис выпрямился. Он повернулся к Роберту и сказал, глядя ему прямо в глаза:
– Вам не следует недооценивать Фрэнсис. Она без будущего никогда не останется. Я еще не встречал такой сильной натуры.
– Фрэнсис?
– О да! Она прячет это, но это всегда при ней. Моя сестра Ана тоже сильная натура, но она выставляет это напоказ, как одежду, это всегда в ней заметно. С Фрэнсис – наоборот.
– Я знаю Фрэнсис с двадцати лет, всего на месяц-два меньше, чем Лиззи, и я никогда не видел ее настолько поглощенной отношениями с мужчиной.
– И вы, – сказал Луис, засовывая руки в карманы брюк, – хотите предупредить меня, чтобы я не сделал ей больно? Или вам поручила это жена?
– Пожалуйста, не обижайтесь…
– Я нисколько не обижаюсь, – с улыбкой произнес Луис. – Я просто стараюсь вас понять.
– Я не вмешиваюсь в ваши отношения, – искренне сказал Роберт. – Я просто стараюсь как-то защитить Фрэнсис.
– Да-да, я понимаю. Я, может быть, и жалкий иностранец, но я тоже человек.
– Дело в том, – начал Роб, неожиданно ощутив себя в идиотской роли некоего папаши-защитника, которая ему не нравилась и к которой он никогда не стремился, – дело в том, что чувства у северных и южных народов сильно разнятся. Разве не так? Может, поэтому между севером и югом с таким трудом устанавливается взаимопонимание. – Он замолчал. Посмотрел на Луиса. – Боже, простите меня. Я не имел в виду всего этого. Я даже не уверен, что сам верю в то, что говорю. Пожалуйста, забудьте последние минуты нашего разговора. Что я могу сказать? Только то, что никогда раньше не видел Фрэнсис такой счастливой.
Луис обменялся с Робертом взглядом. Что хотел сказать этот симпатичный свояк Фрэнсис? Может, он хотел пожелать им счастья? Намекая, в то же время, что сомневается в хэппи-энде? Значит, и он тоже – обладатель этой любопытной английской черты, сдержанности, которая присутствовала во Фрэнсис, когда они познакомились, и мешала ей открыто высказывать свои чувства? Это похоже на крайнюю степень вежливости, но настолько самоуничижительную, что в конце концов она приносит страдание и погребает под собой ее обладателя. И дело не в том, что испанцы превосходят англичан в умении выражать свои чувства, они просто не боятся самих чувств. Как заметила уже и Фрэнсис, они гордятся своими чувствами. „Это делает вас благородной нацией, – говорила она, – нацией возвышенных людей. У англичан достоинств не меньше, но теперь они боятся казаться возвышенными. В этом положении они ощущают себя глупыми и даже выглядящими „империалистично".
Роберт Мидлтон не казался Луису ни глупым, ни обладающим имперскими амбициями. Он казался просто несчастным, как человек, не имеющий выхода для своих чувств. Луис вынул руки из карманов, протянул их вперед и сжал плечи Роберта.
– Если она так выглядит, то я так себя и ощущаю.
– Да, я знаю.
– Иногда, – заметил Луис, – нам необходимо сделать как раз то, что нам не свойственно. Каждому из нас надо иногда уметь взглянуть на мир чужими глазами.
Неожиданно в голову Роберту пришла мысль об их с Лиззи затруднительном положении, о непростой ситуации с „Галереей", об этой мелкой, неинтересной и ужасной работе жены, о нависшем над ними банковском долге.
– Иногда посмотреть на мир другими глазами нас вынуждают обстоятельства, – задумчиво сказал он.
Луис опустил руки. В голове Роба тяжело проворачивались еще какие-то мысли, и, похоже, это не были мысли о Фрэнсис.
– Возможно, – вежливо сказал он.
* * *
– Разве я не могу заказать для вас поездку? Ты и Роберт в Мохасе! Ты даже не представляешь, как там красиво.
Лиззи как раз вытапливала жир из уток, которые были куплены специально для Фрэнсис и Луиса (сейчас она втайне жалела об этом), и сказала, что это невозможно.
– Но почему?
Лиззи несколько раз проткнула уток специальной вилкой.
– Боюсь, нам это не по карману. Нам все теперь не по карману, Фрэнсис, – этот дом, эти машины, все! И, конечно, мы не можем позволить себе поездку в Испанию.
– Но это мог бы быть подарок от меня. Мне бы хотелось сделать его тебе. Я хочу этого. Представляешь, только ты и Роб.
Лиззи положила уток на противень и отправила их в духовку. Ей стало вдруг жалко себя.
– Лиззи?
– Я не могу принимать от тебя подарков. Я…
– Что?
– Ты добрая, очень добрая, – произнесла Лиззи почти с отчаянием, – но я не могу.
– Почему не можешь? Ведь это от меня.
– Именно потому и не могу.
– Знаешь, – сказала Фрэнсис, взрезая ножом ананас, который ей предстояло почистить и нарезать кусочками для салата, – я думаю, ты просто капризничаешь.
– Нет, поверь мне. Просто я чувствую, как теряю контроль над ситуацией.
– Послушай, зачем тогда эти утки и ананасы, если положение настолько тяжелое? Ты что, купила их специально для нас?
Лиззи непроизвольно моргнула на слове „нас"
– Разумеется, я не…
– Лиззи! – Фрэнсис швырнула нож на стол. – Зачем делать вид, что ничего не происходит, если времена меняются?
– Потому что я ненавижу эти перемены, я так их ненавижу!
– Что твоя работа? Действительно ужасная?
– Нет, – ответила Лиззи, подливая на противень бульон для подливки. – Нет, совсем она не ужасная. Просто скучная и трудоемкая. Совсем не интересная по сравнению с тем, чем я занималась в „Галерее". Все думают, что удар судьбы – это что-то одномоментное, какой-то страшный миг, и, когда он проходит, все возвращается на круги своя. Но удар судьбы может быть и продолжительным, как в нашем случае, когда несчастья следуют волна за волной. Я убеждаюсь, что неприятности с деньгами, оказывается, нарастают с бешеной скоростью, если вовремя не придавать им значения. Извини, я говорю так путано, выгляжу такой неблагодарной. Но дело в том, что я чувствую себя загнанной в угол. Чувствую, что утрачиваю способность влиять на ход событий. А это мне вынести просто не под силу, потому что я всегда могла влиять на жизнь. Я думаю, люди, наделенные силой воли и властностью, наверное, именно так чувствуют себя, когда теряют власть. Как будто тебя переехала безжалостная машина. И в таком положении принимать знаки доброго внимания тяжело даже от тебя. Понимаешь, я не хочу доброты. Мне хочется наказать кого-нибудь за то, что случилось с нами.
Фрэнсис ножом выковыривала колючие глазки из очищенного от кожуры ананаса.
– Но, может быть, отдых в Испании вернет тебе ощущение нормальности положения, вселит какие-то надежды?
– Я боюсь, что если только уеду куда-нибудь, то уже вряд ли найду в себе силы вернуться обратно. Я испытываю чувство вины. Вины перед детьми за то, что я такая злая и раздражительная. Я не могла бы уехать в Испанию и оставить их здесь. Во всяком случае, не сейчас.
– Но они ничем не обеспокоены. Думаю, они ни о чем даже не догадываются.
– Я и не хочу, чтобы они догадывались. Мама говорит, что им пора узнавать о трудностях жизни, а я просто не переношу этих ее разговоров. Честно говоря, мне вообще трудно говорить на эту тему. Может, поговорим о чем-нибудь еще?
– Я могла бы рассказать тебе о Луисе, – предложила Фрэнсис.
Лиззи обернулась. Фрэнсис сидела за столом и нарезала дольками ананас. Ее лицо и руки отливали золотом. Лиззи подумала, что, наверно, никто и никогда не считал их красивыми, хотя бы по той простой причине, что в их внешности недоставало классической чистоты линий. Но, Боже! Фрэнсис была так близка к этому сейчас! Лиззи подошла к столу и положила руку на плечо сестры.
– Извини, что я такая противная и нудная. Твое предложение мне очень приятно.
Фрэнсис подняла голову.
– Он тебе нравится?
– Пока да.
Фрэнсис приподнялась и поцеловала Лиззи.
– Тогда все в порядке, – удовлетворенно сказала она. – Он все для меня изменил.
– Все?
– Да, даже бизнес. Он нашел гидов для моей испанской программы на будущий год. Ты помнишь, как я мучилась с итальянскими гидами? Это так нелегко – найти человека достаточно компетентного и ответственного, кто не заламывал бы такие цены, от которых стоимость тура взлетает до небес. В Испании все складывается по-другому. Чтобы чего-то добиться в этой стране, нужно иметь связи, а у Луиса связи везде.
– О, Фрэнсис, – сказала с улыбкой Лиззи, – ты влюбилась в него по уши!
– Я знаю. Ну и пусть. Я не испугаюсь, если полюблю его еще больше. После вас мы едем к маме с отцом.
– О Боже!
– А что тут такого?
– Ну, понимаешь, – начала Лиззи и сразу потеряла нить своей мысли, состоявшей в том, что в случае такого визита все будут видеть в Луисе потенциального зятя. – Понимаешь, для него это будет нелегкое испытание.
– Но он сам хочет познакомиться с ними.
– Правда?
– Да, – уверенно сказала Фрэнсис.
Тут открылась дверь, ведущая в сад, и вошли Роберт с Луисом.
– У вас прекрасный магазин, – сразу же объявил Луис.
– Да, я знаю, – с улыбкой ответила Лиззи. – Вот если бы он еще приносил прекрасные доходы.
– Чем-то восхитительно пахнет…
– Утка.
– Великолепно. Я обожаю утку. Querida, что ты делаешь этим страшным ножом?
Теперь вот „Queridau. Господи, слова-то какие! Лиззи быстро сказала Роберту:
– Роб, пожалуйста, отыщи Дэйви. Я беспокоюсь за часы Луиса…
– А Луис о них нисколько не беспокоится, – улыбаясь, сказал Луис.
– Все равно, – проговорил Роберт, открывая дверь в холл, – мы будем себя ужасно чувствовать, если с ними что-нибудь случится.
– А вот Фрэнсис, напротив, будет даже рада.
– Да, – согласилась Фрэнсис, – она будет рада. Ну, вот и готово. Добавить винограда?
В холле Роберт позвал Дэйви. Сначала было долгое молчание, затем открылась дверь, исторгнув из детской грохот телевизора, затем раздался стук, с которым дверь закрылась, и наконец по холлу потянулись медленные шаги.
Все услышали, как Дэйви рассказывает:
– А Сэм побоялся даже прикоснуться к этим часам.
– Рад слышать это.
– Алистер сказал ему, что, если он коснется их хотя бы мизинцем, дядя Фрэнсис уложит его на месте.
– Дэйви, – сказал Роб, – нашего гостя зовут мистер Морено.
Он появился в дверях с Дэйви на руках. Луис рассмеялся:
– Дядя Фрэнсис!
Дэйви покраснел. Он немного повернулся на руках у Роба и уткнул лицо ему в шею. Лиззи подошла к ним и погладила сына.
– Все в порядке, дорогой. Ты не мог знать его имени. Видишь, мистер Морено совсем не обиделся.
– Конечно, он не обиделся, – сказал Луис.
– Дорогой, – мягко повторила Лиззи и пригладила рукой взъерошенные волосы сына. Он повернулся и серьезно посмотрел на нее сверху вниз. В этот момент Фрэнсис подняла взгляд и увидела их всех троих: Роберта с Дэйви на руках и Лиззи, тянущуюся к нему. Увидела их лица, спокойные и объединенные общим чувством, и что-то кольнуло ее в сердце, кольнуло беззвучно и сильно. Она уже хотела было сказать: „Вы выглядите, как святое семейство на картине", – но удержалась. Это и так было очевидно.
Луис сразу же подошел к ней, вытащил из-под стола еще один стул и сел рядом.
– Иди сюда, – сказал он Дэйви, – я покажу тебе, как узнавать время в Австралии.
Роберт мягко опустил Дэйви на пол. Тот колебался, прижавшись к ноге отца.
– Иди, – снова позвал Луис. – Мы же друзья, правда?
Очень медленно Дэйви обошел стол и остановился в метре от Луиса.
– Но я же не увижу циферблат с такого расстояния. Я ведь старый, Дэйви, и должен держать вещи перед глазами, чтобы хорошенько их видеть. Ты должен мне помочь.
Сантиметр за сантиметром Дэйви приближался к Луису.
– Так на какую руку мы надели тебе часы? Механическим движением, как солдат, Дэйви выбросил вперед правую руку.
– Подойди поближе. Дэйви подчинился.
– Еще ближе. Этот циферблат такой маленький. Теперь смотри: я нажимаю на эту кнопку, и в маленькое окошечко мы видим названия стран. Ты хорошо читаешь, Дэйви?
– Ничего, – пробормотал мальчик.
– Видишь здесь буковку „А"?
– В имени Алистер есть буква „А".
– Она есть и в слове „Австралия".
Дэйви склонился над часами, и в этот момент Луис мягко обнял его одной рукой.
– Теперь нажимай эту кнопку. Дэйви нажал.
– Видишь? Получились цифирки. Ты знаешь цифры? Дэйви посмотрел на Луиса. Их лица были в нескольких сантиметрах друг от друга.
– Я знаю до пяти, – сказал мальчик уверенно.
– Значит, ты – умный мальчуган.
Дэйви несколько секунд смотрел на Луиса, потом снова нагнулся над часами.
– Умный, хороший мальчуган, – проговорил Луис и посмотрел на Фрэнсис поверх головы Дэйви. Ему показалось, что она смотрела на него так, будто перед ее глазами было какое-то видение.
ГЛАВА 13
– Это абсурд, – сказала Барбара.
– Ты так говорила, – напомнил ей Уильям, – когда тебе сообщили, что ты носишь двойню. Ты говорила так же…
– Это все абсурд! – повторила Барбара. Она вытирала стол мокрой тряпкой, хотя Уильям еще и наполовину не закончил свой завтрак. Барбара теперь часто тан делала – посреди еды начинала вытирать со стола, поднимая тарелки, чашки и баночки и бесцельно водя под ними тряпкой. Это была какая-то странная привычка. Уильям схватил банку с джемом и, как бы защищая ее от Барбары, почти прижал к груди.
– Но он тебе понравился.
– Ну и что? – раздраженно фыркнула Барбара. – Ну и что, что понравился? Да. Он выглядит весьма симпатичным и цивилизованным человеком. Но не в этом дело. Поставь джем, а то испачкаешь свой джемпер.
– Нет, не испачкаю, – ответил Уильям. – Джем внутри банки, а не снаружи. Ты ведь сказала, что не помнишь, чтобы Фрэнсис тан хорошо выглядела, и что он приятный человек.
– Но он иностранец!
– Каждый из нас является иностранцем по отношению к человеку другой национальности, – терпеливо заметил Уильям. – Пожалуйста, оставь тосты, я съем еще.
– Смешанные браки…
– Барбара!
– Не кричи.
– Но они не собираются пожениться! – воскликнул Уильям, не обращая внимания на замечание жены. – Луис – женатый человек. С Фрэнсис у них просто роман.
– А ты, конечно, хорошо разбираешься в таких делах, – сварливо заметила Барбара, мстительно убирая от него масло.
– У Фрэнсис уже было несколько романов, – как бы не замечая слов Барбары, продолжал Уильям, намазывая на тост толстый слой джема, чтобы компенсировать потерю масла. – И ни один из них не был серьезным. Этот – самый серьезный за всю ее жизнь. Вот и все.
Барбара поставила масло в холодильник и так хлопнула при этом дверцей, что все бутылки внутри него жалобно звякнули. Она осталась стоять у холодильника спиной к Уильяму.
– Барбара?
Она не ответила и продолжала стоять, явно напряженная, уставившись на висевший над холодильником слащавый рождественский календарь, который был прислан ближайшей авторемонтной мастерской. Уильям с полминуты вежливо подождал и принялся за свой тост.
– Это не то! – прорвало наконец Барбару.
– Что не то? – жуя, спросил Уильям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35